Проигранная мизансцена и недавний разговор подсказали Дусе многое. Смесь выражений, промелькнувших на лице Семинариста, намекала, что не все так гладко в среде портовых работяг: Митрохин явно недоволен тем, что к беседе с московским авторитетом присоединится его старый друг, которому он, судя по всему, о приезде Миронова не сообщил, еще даже не зная, о каких секретах речь пойдет. Предупреждающий звонок показывал, что окружению Семинариста об этом известно: шефу сразу же стукнули, что к ним поднимается Загребин.

Но кто-то, вероятно, стукнул и Коннику: к Семинаристу важный столичный гость пожаловал.

«Интересно, как Павлович выкручиваться будет? - подумала сыщица. - Или... я ошиблась? Накрутила на пустом месте, а Конник просто на работу с инспекцией нагрянул?»

Александр Сергеевич, судя по вопросу, подумал примерно о том же:

-  Ты ему не говорил, что я приеду?

-  Нет, - хмуро покрутил головой Семинарист. - У Василия сейчас и так дел невпроворот. У Воропая внебрачный сын в СИЗО загремел, так один из кентов Конника его там чуть не порезал да сам в больничку загремел. Вася пытается пробить тему в СИЗО: не пытается ли кто его совсем с Воропаем рассорить? Антоху - сына Иваныча, кстати, Алка Муромцева защищать взялась. Она у нас тут самый крутой адвокат в городе.

«Опаньки! - пропел звоночек в голове у Дуси. - Неужели сын смотрящего и есть тот самый отморозок, которого взялась «отмазать» жена Максима Ильича и из-за которого они поругались?!» И в самом деле - чудны дела твои, Господи.

В широко раскрывшуюся дверь неторопливо проходил высокий сгорбленный мужик чахоточного вида в затрапезном, чуть мятом костюме мышиного цвета. Пиджак на Василии Никитиче болтался как на вешалке. Если когда-то Семинарист и Конник гоняли одних голубей в одном дворе, то сейчас ровесниками никак не выглядели. Ввалившиеся щеки Василия Никитича прорезали глубокие складки, под жидкими пегими волосами поблескивала испарина - Конник тяжело опирался на трость, которую тросточкой можно назвать лишь при большой натяжке: Конник опирался на обычную аптечную клюку цвета детской неожиданности. И выглядел немым (а не исключено - намеренным) укором лощеному моложавому приятелю.

Миронов встал. Сделал два шага вперед.

Евдокии сразу показалось, будто в комнате обнюхиваются два матерых пса. Приглядываются, примеряются, пытаются произвести взаимную оценку. Если бы Мирон и Конник начали ходить кругами и показывать зубы, Дуся шибко бы не удивилась. Но обнюхивание долго не продлилось.

-  Ты Мирон? - прищуриваясь на гостя, спросил Василий Никитич.

-  Мирон, - кивнул московский гость. - Тебе, Конник, привет от...

Верительные грамоты пошли по второму кругу. Только выглядело представление иначе, чем совсем недавно Дуся подглядела в дверную щелку: Конник держался степенно, без улыбок, руку пожал не в начале знакомства, а после перечисления имен знакомых москвичей и вопросов об их житье-бытье.

На Землероеву авторитетный портовик не обратил внимания. Пожалуй, специально держался чуть ли не спиной к непонятной, разодетой в шифон девице.

-  Вась, посмотри сюда, - через несколько минут сказал Митрохин и по столу, надавливая на фотографию пальцем, передвинул к приятелю снимок «жениха с невестой».

Неловко двигая скрюченными, синими от татуировок пальцами, Загребин достал из нагрудного кармана простецкие очки, нацепил их на нос и, вскользь взглянув на фотографию, произнес:

-  Видел уже. Моня утром приносил.

Константин Павлович долго и многозначительно поглядел на друга, переместил взгляд за его спину на Евдокию...

Конник оглянулся. И хотя узнать Дусю, принаряженную и накрашенную стараниями охранника Димона, было сложновато, опознал искомую персону моментально. Согнал на лоб дюжину морщин, кивнул удовлетворенно.

-  Ты сыскал?

-  Сама пришла. С Сашей.

-  Да ну.

-  Чтоб мне подохнуть.

Короткий выразительный диалог закончился незначительным «обнюхиванием» уже Евдокии Землероевой. И прямо скажет, если бы на шее Дуси не красовалась багровая полоса от сорванной цепочки, не показывались несколько синяков от жадных мужских пальцев на заголившемся запястье, взгляда Конник на персоне и вовсе не задерживал бы. Разглядев через очки все повреждения на сыщице, Загребин их снял, вернул в карман и сел четко посередине офисного дивана.

Свободными остались только два кресла напротив Никитича (навряд ли Миронов позволит Дусе сесть, а сам примостится на краешке подлокотника, а важный Павлович потащит в угол офисное кресло на колесиках). Конник сел, явно демонстрируя недовольство тем, что Семинарист секреты разводил.

Но, впрочем, Евдокия и не собиралась здесь рассиживаться и выслушивать второй раз к ряду разговор о собственных приключениях.

-  Позвольте мне вас ненадолго оставить, господа, - церемонно выговорила Дуся и, не дожидаясь одобрения Мирона, выскользнула вон из кабинета.

Проскочила предбанник, в котором уже стало тесно от сопровождения Конника и охранников Семинариста, пробежала вниз по лестницы и, появившись на крыльце, начала искать глазами джип Мирона.

«Лексус» загорал на небольшой парковке за углом. Анатолий, свесив ноги через раскрытую дверцу, перекуривал. Димон болтал с каким-то долговязым парнем в сетчатой тенниске и потертых джинсах.

-  Дима! - привлекла внимание мироновского охранника Евдокия и стала бегом спускаться с высокого крыльца.

Охранник оборвал разговор с высоченным аборигеном и резво потрусил навстречу сыщице.

-  Дим, - негромко и быстро заговорила девушка, - надо срочно ехать в отель и найти на помойке пакет с моей старой одеждой. Срочно! Пока за ним мусоровоз не приехал.

-  Пакет? - удивленно переспросил Дмитрий.

-  Да, да! Срочно!

-  А Мирон...

-  А Сергеевичу ты пока не нужен. Мухой, Дима, мухой! Мне старая одежда позарез необходима!

-  А...

-  Дима! Мусор могут вывезти на свалку! - Раскрасневшееся, возбужденное лицо сыщицы и умоляющие глаза говорили лучше всяких слов.

Димон кивнул:

-  Не боись, сестренка, найду твой пакет у черта в заднице! - и, повернувшись к Евдокии спиной, побежал к «лексусу», делая знак водителю заканчивать перекур. На ходу попрощался с долговязым парнем, пожал тому протянутую пятерню.

Евдокия стояла на крыльце и смотрела вслед лихо удаляющему джипу. Молила Небеса задержать вывоз мусорных контейнеров отеля. Возвращаться в кабинет, где посередине дивана засел жутковатый туберкулезный дяденька, она не торопилась. Пусть мужики потолкуют без нежных девичьих ушей.

Потом подумала, что может пропустить какую-нибудь важную ремарку, и отправилась обратно. Хотя до судорог диафрагмы хотелось постоять под свежим ветерком, полюбоваться видом сквера, идущего вдоль набережной!

Вероятно, Миронов успел славно отрекомендовать сыщицу уже и дяденьке рецидивисту: когда Землероева вошла в кабинет, Конник оглядел ее как будто заново. Да и сидели мужики уже иначе: Василий Никитич подвинулся ближе к пепельнице и уступил кусок дивана хозяину кабинета, Мирон сидел в кресле, второе дожидалось Дусю.

-  Василь Никитич, я могу рассказать Евдокии все, что ты мне сказал? - спросил местного авторитета Саша.

Загребин пожал плечами, потянувшись к пепельнице, затушил в ней окурок беломорины и встал:

-  Мне тут отъехать надо, потолковать с людьми. Вы без меня базарьте.

Пока за Никитичем не закрылась дверь, Миронов разговора не начал. Дусе показалось, что после ухода Конника все едва заметно, но с облегчением выдохнули. Расслабились. Семинарист дополнил свой и Сашин бокал солидной порцией коньяка.

-  Короче так, сестренка, - приступил Миронов. - Конник сказал, что потянет за нас мазу...

Землероева уже достаточно пообтесалась в криминальной и милицейской среде, чтобы мысленно отредактировать Сашино выражение как: «Василий Никитич пообещал нам помощь и заступничество».

-  Сейчас Воропая не достать, крепко заховался. Конник к нему на объездных пойдет, к вечеру обещал отзвониться.