-  Уезжайте, Александр Сергеевич! - взмолилась Дуся. - Ничего поправить уже нельзя, только хуже сделаете. Езжайте и ищите Николая Васильевича. - Евдокия беспомощно оглянулась на Конника: - Василий Никитич, а можно я другу позвоню? Паршину Олегу. Он будет меня ждать, он сейчас у Муромцевых, зачем вам лишние разборки с полицией?! Они ж меня искать начнут!

Конник кивнул и отступил от Дуси на два шага. Получив молчаливое разрешение, Евдокия достала из сумочки свой мобильник. Трясущиеся пальцы девушки выглядели жалко, но Дуся ничего не могла поделать - ужас вибрировал в каждом ее нерве!

-  Олег, Олег, - залепетала она в трубку, едва услышала суровое «алло» разозленного патрона, - со мной все в порядке, но я сегодня не вернусь. А может быть, и завтра не вернусь...

-  Мирон с тобой?! - раздался рык.

-  Да. Но это не имеет значения. Он ни в чем не виноват, я сама влезла. Олег, не пори горячку! Не говори Муромцам ни о чем! Иначе все испортишь! Пожалуйста!!

Конник вновь положил руку на девичье плечо и сжал на нем пальцы, приказывая закончить разговор. Евдокия отключила связь. Телефон из ее помертвелых пальцев вынул Моня.

Евдокии казалось, что она в бреду или снимается в кино. Артистка погорелого театра Землероева сидела на заднем сиденье джипа с н-скими номерами, с обеих сторон ее стискивали горячие мужские плечи и бедра, на голове - непроницаемый колпак.

Чтоб не сойти с ума от страха, Евдокия считала секунды и повороты. Отмечала, с какой стороны на ее тело падает слабый солнечный свет, проникший сквозь тонированные стекла «ленд-крузера». Пока получалось, что везли ее на северо-восток от города.

Один, два, три... пятьдесят девять - двадцать четыре минуты. Один, два, три... На задворках сознания, не мешая запущенному метроному, плавали отрывочные мысли и видения: Паршин с искаженным от тревоги лицом снует по дому Муромцев, наблюдательные домочадцы звонят братьям в погонах, сообщают, что случилось нечто непредвиденное...

Только б шеф сумел отвертеться от вопросов ушлых Муромцев!

Один, два, три... пятьдесят девять - сорок четыре. Почему Конник отдал заложницу воропаевцам? Как только Миронов ушел из офиса, на сыщицу предъявил права Семен, и пролетарские не пикнули - признали за ним право забрать заложницу с собой, поскольку это их шеф сгинул...

И как произошедшее понять: вор в законе Василий Никитич имеет влияние на всех городских урок или он сдал Дусю, как руки умыл?! Показал, что вмешиваться уже не станет?!

Один, два, три... пятьдесят девять - шестьдесят один. Голова Дуси превратилась в огромный будильник, пару раз ей казалось, что, подпрыгни машина на ухабине чуть выше, мозги взорвутся от боя внутреннего звонка! Будильник тикал, как часовой механизм взрывного устройства самоликвидации. Для детонации достаточно малейшего толчка.

Один, два, три... Начав отсчет секунд, Евдокия уже не могла остановиться. Уже хотела бы, но не смогла. Навязчивое тиканье в мозгах превратилось в манию: тридцать пять, тридцать шесть - поворот налево, - тридцать семь, тридцать восемь... «Я знаю, кто Доброжелатель», - в расслабленном равномерным ритмом мозге мысль проплыла так спокойно и буднично, что Дуся вначале даже не отреагировала - ну поняла и поняла, давно уж знаю.... сорок четыре, сорок пять...

«Что?!» Евдокия сбилась со счета и вцепилась в уплывающую мысль, как утопающий в проплывший мимо скользкий мячик! «Доброжелатель!!»

Да. Чудные выверты фортуны: лишенная друзей и связи девушка решила теорему интриги в самый неподходящий момент. Евдокии даже подумать как следует не дали - «ленд-крузер» совершил плавный поворот, остановился, и с головы сыщицы стянули душный черный колпак.

-  Вылезай, приехали.

От яркого света сыщица на пару секунд ослепла, когда прозрела, увидела, что джип стоит посреди неухоженного, заросшего крапивой, лопухами и развесистыми кустами подворья. Прямо перед машиной возвышалась изба-пятистенок в два этажа. В углах двора стояли серые, подгнившие сараи с подпорками у покосившихся стен. «Отель» для заключенной не тянул даже на одну десятую звезды. Видневшийся из-за угла избы сортир грозил улечься на заросшие картофельные грядки.

Кошмар. Достойный антураж для мрачных мыслей. Евдокии почему-то представлялось, что ее «тюрьма» будет обязательно каменной и внушительной. С собаками по периметру и вооруженной до зубов охраной. На самом деле охрану представлял ленивый верзила, который, поковыривая в зубах зубочисткой, стоял на крылечке и глядел на прибывших так сонно, что Евдокии невольно захотелось растянуть рот в нервном зевке.

Дусю за руку стащили с заднего сиденья. Верзила быстро переместил зубочистку из одного уголка губ в противоположный, потом снова рокировка.

-  Ни фа се! - сократив вульгаризм «ни фига себе!», довольно громко произнес верзила...

И Дуся тут же его узнала. На крыльце стоял тот самый костистый парень в сетчатой тенниске, что вчера прощался за руку с Димоном у офиса портовиков.

Чудны дела Твои, Господи! В первый момент встреча с ним показалась Евдокии нереальным обстоятельством, пока парень сбегал с крыльца, явилась мысль: ничего странного тут нет. В городе бардак и кипиш, воропаевский парнишка мог приглядывать за офисом пролетарских, смотреть за движением в стане параллельной группировки.

-  Стальной, вы чё... - начал интересовать парень, но был прерван.

-  Захлопни рот, Нифася, - приказал один из прибывших, широкоплечий красномордый бугай в пропотевшей футболке. - Бери девку. Глаз с нее не спускай. Она здесь погостит.

-  Понял, - сглотнув, кивнул Нифася. - Куда ее?

-  Пока - в дом. Вместе со всеми. Начнет фордыбачить - спустишь в подвал.

-  Угу, - острый выпирающий кадык согласного Нифаси вновь прочертил длинное тощее горло.

Красномордый подтолкнул Евдокию в спину, приказывая подниматься на крыльцо. Верзила посторонился, пропуская сыщицу и Стального в дом...

В просторной квадратной комнате, где к стене прилипала одряхлевшая крутая лестница, ведущая на второй этаж, спиной к окну стояла женщина. В одной руке она держала нож, в другой картофелину. Стальной впихнул безумно трусившую Евдокию на середину горницы.

-  Принимайте, -  произнес. - Груз - ценный. Берегите.

-  Уж я уберегу, - раздался мужской голос. - Так уберегу, что мало не покажется.

Евдокия поглядела на лестницу: по ступеням спускались КРОССОВКИ. И не узнать их было невозможно. Пропыленные черные кроссовки врезались в память Евдокии навсегда. Она бы не смогла достойно описать людей, устроивших им с Шаповаловым засаду, но эти потертые рыночные кроссовки могла припомнить до малейшей трещинки! В комнату спускался тот самый мужик с татуированными пальцами, который едва не пристрелил ее в лесу.

Как только на лестнице показались не только ноги, но и свешивающиеся кисти рук, Дусе стало по-настоящему страшно. Поездка в черном колпаке, отель «одна десятая звезды», все прочие кошмары померкли в сравнении с тем, что обещали сыщице глаза сошедшего вниз мужчины: на долгоносом лице горе-похитителя установилось обещание расплаты. Татуированный мужик грозился отомстить за унижение, полученное от сбежавшей девушки.

Дуся затравленно оглянулась! Выходя из тени от падающего из окна солнечного света, рядом с мужчиной вставала та самая драчливая тетка. Позавчера в ее руках был сверток, где прятался газовый баллончик, сегодня эта женщина держала нож.

Ее лицо показалось Евдокии самым жутким на земле. В эпоху Возрождения женщины-аристократки выбривали брови и волосы надо лбом. Тетке ничего брить не понадобилось бы, ее лоб выпирал вперед крутым упрямым выступом, под безбровыми дугами сузились такие безумно злющие глаза, что Евдокия чуть не попросила Стального спустить ее в подвал сразу же и от греха подальше.

Дуся уже практически собралась рухнуть в обморок, но отвлеклась: из двух межкомнатных дверей выходили остальные дорожные разбойники - еще три мужика с побитыми шпионом мрачными рожами. Евдокия сказала Муромцам правду: она вряд ли смогла бы составить грамотные фотороботы похитителей, но если б довелось их вновь увидеть, то опознала бы мгновенно.