— Но ведь в усадьбе основательные запоры. Неужели так легко туда попасть?

— Кому легко, а кому и нет. Там только одно такое место, а ветка тонкая. Меня она выдержит, а под взрослым мужиком тут же сломается. Года через два её наверняка спилят.

— Понятно. Продолжай.

Вначале, ясное дело, парню позарез нужно было заглянуть в дом, чтобы проверить, где находится и чем занят хозяин. У того на почве растительности был настоящий бзик, не позволял сорвать ни единого листика, не говоря уж о ветках...

— Неужели во всем лесу нет подходящего орешника? — подивился Бежан. — По-моему, полно.

Малый слегка смутился.

— Полно, кто спорит, но там — самый лучший. Ну, можно выбрать... А что, он от пары веток обеднеет, что ли?

Бежан понял, что мальчишке требовались не столько удилища, сколько адреналин в крови.

Жилища плюс острые ощущения — вот это да!

Итак, парнишка заглянул в дом, убедился, что хозяин наличествует, а вместе с ним наличествует и гость. Сидят в салоне за небольшим столиком, пьют кофе и что-то еще, увлеченно разговаривают, так что на подозрительные шорохи и трески в кустах внимания не обратят.

Парень прокрался вокруг дома и по дороге наткнулся на мотоцикл. «Хонда» с варшавскими номерами. Посмотрел на мотоцикл и занялся своими удилищами. Ломать не стал, срезал ветки припасенным ножичком.

Он уже отложил парочку неплохих палок, когда в доме два раза грохнуло. Не так чтобы страшно, звук был приглушенный, но он его хорошо расслышал. Явно из двустволки стреляли, из чего же еще, она и звучит особо...

— А ты слышал, как стреляет разное оружие? — с сомнением перебил его Бежан.

— А то! К нам на охоту приезжают, на куропаток, на зайцев, на кабанов... Один раз целая облава была, ловили кого-то, а те из «Калашниковых» и из обрезов палили, да и в телевизоре оружие по-разному грохает.

— Значит, из двустволки. Очень хорошо.

И что дальше?

Дальше парнишка, ясное дело, не выдержал и помчался снова к окну — посмотреть, чего внутри творится. И увидел одного только гостя, хозяин куда-то подевался. Гость собирал посуду, руки у него тряслись, и сам он выглядел как-то странно. Вроде как злой и напуганный одновременно. Парнишка струхнул, вспомнив, где стоит мотоцикл этого типа — почти у самого орешника, а он свои палки на самом виду разложил, поэтому кинулся прочь, прихватив удилища. На последнем дыхании выскочил на дорогу, и тут, о ужас, чуть было на этого психа не наткнулся, тот как раз мимо пронесся на своей «хонде». Он его узнал — и по мотоциклу, и по одежде.

А потом парень не выдержал — мало он палок-то нарезал, ещё бы две подлиннее в самый раз пришлись — и вернулся. Позаимствовал у брата велосипед, за пару минут домчал до места, а у поворота к дому машина стоит. Такси.

Водитель сидел в машине, а пассажира нет.

Малый снова перелез через забор, подкрался к окну. На террасу мужик какой-то вышел, по мобильнику орал. Парнишка решил, что в полицию звонит, но нет мужик с бабой какой-то разговаривал, выспрашивал у неё о чем-то. Сказал, что все настежь, что тот, на «хонде», забыл, наверное, запереть, так он сам все закроет...

— А ты бы его узнал? — спросил майор.

— Конечно. Немолодой и гладкий такой, расфуфыренный. В костюме... Вернулся обратно в дом, и слышно было, как он там что-то переворачивает, а хозяина-то все не было и не было...

Больше парень туда не заглядывал, испугался, что сейчас нагрянет полиция и к нему привяжется. Вернулся домой, рот держал на замке и даже не знал, что там произошло убийство, только потом уж слух прошел. Но теперь-то он точно знает, что если бы он опознал тех двоих, то ему конец. Так что официально и для разных там протоколов он ничего не скажет ни за какие коврижки, а если ему велят посмотреть на типов, то только из укрытия.

— Так, ну а теперь давай по порядку, — велел Бежан. — Дверь на террасу была приоткрыта?

— Приоткрыта; так, наполовину.

— Ты услышал хоть что-то из того, о чем хозяин с гостем говорили?

Парнишка покачал головой:

— Только одно. Хозяин поднял стакан, сказал — выпьем, мол, за согласие, а гость вроде как ему руку поцеловал. Больше ничего не слышал.

— Хорошо. А пассажир из такси — что он по мобильнику говорил? Только точно.

— Ничего, кричал. Потом — есть, нашел.

Потом побегал. Дальше только бормотал невнятно, а в конце ещё рыкнул: помни, никому ни слова. И все.

— Очень хорошо, — похвалил Бежан. — И ты тоже помни: никому ни слова. Будешь опознавать их из укрытия, а показания дашь потом, когда они сядут, — И я буду свидетелем? — забеспокоился парнишка.

— Будешь.

— Так они же меня замочат!

— Им бы пришлось мочить десятка полтора людей, слишком много возни. Ты же не единственный свидетель. А кроме того, тех, кто уже все сказал, не убивают: выгоды-то никакой.

Парнишка немного успокоился и выполз из автобуса через дыру.

— Ну вот, Иза Брант отпадает, а Дарко сказал правду, — сделал вывод Роберт Гурский, выслушав рассказ начальника. — Он ведь тоже этого паренька с удочками заметил, а парень из головы ничего не выдумал, а то бы давно уже книжки детективные писал.

— Неясно только, с кем же он разговаривал по мобильному... — размышлял Бежан. — Надо ещё кое-что проверить, и можем брать обоих.

— Очная ставка?

— Да ты что, какая там очная ставка?

Фото всем покажем...

* * *

Каким-то чудом мне удалось наспех просмотреть труд по фотографии.

Одну из фотографий я уже видела, Доминик хвастал ею в последние недели нашего знакомства. Куница и двое крохотных детенышей сидят в развилке старого дерева. Я ещё тогда подумала, что на месте куницы я бы боялась, что мои детки упадут, но куница, судя по выражению её физиономии, таких опасений не испытывала. Доминик не захотел дать мне экземпляр, хотя я его очень просила, так зверушки меня восхитили.

А теперь во всей книге под фотографиями значилось другое имя. Доминик подписывал свои работы сокращением «Доми», а здесь было написано «Гамар». Похоже на самую обычную фамилию. Если бы не куница, я могла бы подумать, что этот Гамар работает в идентичном стиле, — ничего особенного, многие друг другу подражают. Но в данном случае просто напрашивалось слово «плагиат».

Я готова была голову дать на отсечение, что все предыдущие шедевры Доминика тоже сделал Гамар.

И текст, хотя и весьма интересный, посвященный секретам фотографии, был здесь вовсе ни при чем.

Разумеется, о корректуре я и думать не смела — на меня снова насела родня.

Я вежливо спросила майора, могу ли я поехать в Краков, где у нас на всю неделю зарезервирована гостиница. Была у меня тихая надежда, что он запретит и тогда за деньги дяди Филиппа я пошлю с ними кого-нибудь еще. Или Рысек подсунет своего приятеля, или Лукаш. Однако, к удивлению и расстройству, у майора не нашлось ни малейших возражений.

В Кракове царили тишина и покой — если, конечно, не считать, что в одну ночь на улицах отмечали очередной дембель; в другую — в гостинице ночевала группа норвежских школьников, больше напоминавших стадо бешеных бизонов; в третью ночь случилась шумная свадьба, до утра гулявшая в гостиничном ресторане; в четвертую по коридорам носились полицейские, с кровожадными криками гоняясь за гостиничными воришками. Я в ту ночь едва не скончалась от ужаса, решив, что воришки — тетка Иза с дядей Филиппом, вернувшиеся из казино.

С другой стороны, ничего страшного с нами в Кракове не произошло.

На следующий день после возвращения из Кракова я встретилась с Лукашем в ночном баре недалеко от моего дома. Я вовсе не собиралась рассказывать ему о плагиате Доминика. Надоел мне этот Доминик хуже горькой редьки, да и я в свете всей этой правды о нем казалась просто оглушающей дурой. Но сведения полезли из меня сами собой.

— Одни и те же приемы? — заинтересовался Лукаш, когда я наперекор самой себе все-таки поделилась открытием. — Какие, например?