И разве сейчас, когда они остались в доме почти в одиночестве, не самое время всё это прояснить, открыть, что за этим кроется?

После ужина в первый вторник Джереми предоставил Россу возможность подобного рода, мимоходом упомянув Каэрхейс.

— Когда мы ехали домой после подписания соглашения, — начал Росс, — отец Хорри был слегка навеселе. Я упомянул Тревэнионов и сказал, что ты у них бывал, и он начал о них рассказывать. Ты знал, что они родственники?

— Кто?

— Тренеглосы и Тревэнионы.

— Нет.

И Росс повторил большую часть разговора. Когда он закончил свою краткую речь, то сделал паузу, но Джереми молчал. Его лицо хранило непроницаемое выражение, он налил себе бокал портвейна.

— Я решил, что тебе следует знать, — сказал Росс. — Что бы это ни принесло... Возможно, это проясняет отношение майора Тревэниона, хотя и не делает его более достойным... Мне следовало догадаться о чем-то в этом роде.

— Почему?

— Ну, в наши дни деньги ценятся везде, в особенности среди землевладельцев Корнуолла, где денег так мало. Родословная имеет значение, но состояние — куда большее. Еще печальнее, что этому подвержены и обладатели такой обширной собственности, как Тревэнионы. И погубили их не капризы судьбы, а немыслимая гордость и претенциозность человека, строящего подобный особняк.

— Ты говоришь, это проясняет отношение Тревэнионов. Но проясняет ли это отношение Кьюби?

Лицо Джереми исказила гримаса боли, когда он произносил это имя. Но он его произнес, а значит был готов это обсуждать.

— Тревэнион гораздо старше ее. На одиннадцать или двенадцать лет, так? Он уже давно занял место ее отца. Если ее матушка согласна с ним, то воспитанной девушке сложно пойти против их желаний.

Джереми одним глотком выпил портвейн.

— Ты с ней не встречался, отец...

— Да, — спокойно ответил Росс. — Разумеется, не встречался.

Джереми налил себе второй бокал и посмотрел через стол на Росса. Тот кивнул, и бутылка портвейна перешла в его руки. Повисла долгая и довольно неприятная пауза.

— И как я должен изменить мнение?

— Ох, не знаю... — выдавил Джереми.

— Она ведь очень молода?

— Да.

— Это ведь имеет значение, правда?

— Она молода, но не думаю, что ее так просто убедить, даже угрозами, заставить согласиться с чужими планами относительно ее будущего... Если только она сама не захочет.

— У нее есть старшая сестра?

— Да. Милая девушка.

— Я про то...

— Я знаю, о чем ты, отец. Но Клеменс выглядит простушкой. Не думаю, что она привлечет богатого человека.

— Даже Кьюби может не привлечь, — сказал Росс. — Какой бы она ни была хорошенькой и очаровательной. Прошу, не пойми неправильно. Но в графстве не так уж много богатых молодых людей или даже не очень молодых. Помни о том, что обычно бывает наоборот — это мужчины ищут девушек с приданым. Тревэниону придется найти кого-то не только с приличным состоянием, но и желающего одолжить существенную часть или заняться домом и прочими делами. Это не так-то просто.

Джереми снова допил портвейн.

— Ты пытаешься меня утешить?

В его голосе звучали сарказм и злость.

— Что ж, теперь, когда мы знаем истинную причину возражений, по крайней мере, можно заново оценить ситуацию.

— Найди мне состояние, и всё будет хорошо.

— Ох, в этом-то и сложность.

— Но что в этом хорошего? Если я отправлюсь в Индию и вернусь богачом, очарует ли меня девушка, которая выходит за меня замуж, только потому что я больше предложил?

— Не думай сразу так категорически, — ответил Росс после паузы. — Как я сказал, семья давит даже на самых решительных девушек. И к тому же она ведь до сих пор не замужем и не связана обязательствами. Даже самые благие планы...

Джереми поднялся из-за стола и подошел к открытому окну, где только шахтные огни на Уил-Грейс мерцали в сливовом мраке вечера. В комнату залетел мотылек и пьяно натыкался то на одно препятствие, то на другое.

— Но я и впрямь настроен категорично.

— Но не стал еще категоричней?

— Да, даже больше.

— Тогда мне жаль, что я тебе рассказал... Думаю, ты неправ, Джереми.

— Ты склонен придерживаться своего видения, отец.

— Разумеется.

Снова повисла напряженная тишина. Росс не хотел, чтобы гнев Джереми на него повлиял.

— К тому же и положение самих Тревэнионов может измениться.

Мотылек добрался до свечи, подпалил крылья и трепыхался на столе, пытаясь снова взлететь.

— А теперь, — сказал Джереми, — думаю, я пойду спать.

Росс наблюдал, как Джереми прошел по комнате, взял открытую книгу и нашел щепку, чтобы использовать вместо закладки. Пожалуй, сейчас неподходящий момент для разговора и на другую тему, но Росс всё же решился.

— Может, ты останешься еще ненадолго?

— Отец, я не в настроении это обсуждать.

— Я тоже. Это полностью твое дело, и я упомянул об этом лишь потому, что решил — ты должен знать о словах Джона Тренеглоса. Это еще не всё.

— У нас обоих был долгий день...

— В тот день, когда я говорил с Джоном Тренеглосом, он сказал кое-что еще. Он сказал, что твои походы на рыбалку — всего лишь прикрытие, обман. На самом деле ты регулярно посещал предприятие Харви в Хейле, чтобы изучить практическую сторону инженерного дела, свойства и потенциал паровых машин.

Джереми отложил книгу, отметив страницу щепкой.

— Это правда? — спросил Росс.

— Да, это правда.

— И какова же цель этих уловок?

— А это важно?

— Да. Думаю, это важно.

— Почему?

— Потому что, похоже, ты всячески пытался от меня это скрыть. И от твоей матери. Изучение теории паровых машин, твои книги, письма, которые ты написал и получил и, что важнее всего, практический опыт.. Ты даже попросил Дуайта не упоминать одолженные тебе книги. Думаешь, это не заслуживает объяснений?

Прошло немало времени, прежде чем Джереми снова заговорил.

— Ты считал все эти эксперименты опасными, — пробормотал он.

— Когда? Разве я так говорил?

— Да. И никогда не верил в возможности пара под давлением.

— Я пока еще не знаю, в чем заключаются эти возможности. Пожалуй, никто не знает. Определенно, среди них есть и опасные.

— А когда я выказал интерес, ты велел мне держаться от этого подальше.

— Разве?.. Да. — Кончиком ложки Росс поддел мотылька, и тот снова стал трепыхаться. — Да, припоминаю. И ты решил, с глаз долой — из сердца вон. Так?

— Наверное, я не думал именно в таких терминах. Но да.

— Полагаю, ты понимаешь, что поставил меня в неловкое положение?

— До сих пор не понимал.

— Что ж, пока ты рос и взрослел, мне казалось, ты ничем особо не интересуешься, не имеешь цели и направления.

— Маме тоже так кажется?

— А разве нет? Конечно, твоя мать, как и любая на ее месте, старается видеть только хорошее. Как и я. Я говорил себе, что жду слишком многого за такой короткий срок. Но иногда твое отношение ко многим вещам выводит меня из себя. Несмотря на все предпринимаемые усилия. Ты наверняка заметил.

— Да.

— Иногда, выслушивая тебя, я показывал или хотя бы ощущал не столь поразительную выдержку. Не то чтобы у меня не развито чувство юмора... Но эта бесцельность и легкомыслие...

— Это просто иной вид юмора, — проговорил Джереми.

— Может, и так. Но, видишь ли, пусть даже легкомыслие, но оно не казалось бы бесцельным, если бы... Я понял, что мое суждение, мнение о тебе, называй как хочешь, было основано на неверных сведениях или недостатке сведений. Пусть некоторые вещи и раздражают, но это лучше, чем чувствовать себя... одураченным.

— Понимаю, о чем ты. Если это мой промах, то я сожалею.

— Может, и неважно, что ты этого не чувствуешь.

— А тебя больше порадовало бы, если бы ты узнал, что я ослушался твоих строгих указаний и поступил по-своему?

— Боже ты мой, мальчик, разве твои родители тираны, что нужно обманывать их и лгать, чтобы сделать по-своему?! По крайней мере, почему бы сначала это не обсудить?