— Ты бы не одобрил. Что ты еще можешь сказать?

— Вряд ли я настолько закостенел, как ты утверждаешь.

— Именно так мне казалось.

— Я хорошо знал Фрэнсиса Харви, и мне он нравился. Когда у тебя растет сын и он играет с опасным механизмом, недавно угробившим твоего друга, то ты говоришь ему: «Не смей! Не то поранишься». То же самое и с паровым двигателем высокого давления, я точно таким же образом посоветовал бы тебе остерегаться быстрых течений у берега или держаться подальше от недавно отелившейся коровы, или не спускаться в шахту, закрытую много лет назад, потому что доски уже сгнили. Если став старше, ты не поймешь, что значит сыновняя почтительность, то и отцом будешь никудышным!

— По-моему, дело совсем не в этом.

— Нелегко вспомнить истинные чувства после стольких лет. Может, я испугался, что ты слишком стал восхищаться Тревитиком.

Джереми выдохнул:

— Наверное.

— Показ его недосягаемых для ума изобретений в Лондоне был восхитителен, — продолжил Росс, — но потерпел крах, что меня не удивило. Как и то, что взрыв убил тех людей. А чего он с тех пор достиг?

— Провел удивительный эксперимент в Пенидаррене, когда локомотив вез пять вагонов с грузом железа весом десять тонн и семьюдесятью пассажирами целых десять миль. Просто чудо!

— Это случилось до эксперимента в Лондоне.

— Может быть. — Джереми расстроила хорошая память отца. — Но все равно это чудо, и на него следует равняться.

— Теперь же Тревитик болен, — сказал Росс. — Вернулся в Корнуолл и мало что сделал после всех этих лет в Лондоне. Как ты сказал однажды, ты не сумел с ним встретиться. — И когда Джереми был уже готов ответить, Росс добавил:

— Не думай, что это предубеждение. Самой большой радостью для меня было бы увидеть его оглушительный успех.

— Мистер Вулф тоже верит в силу пара. Только вот у него нет никакого желания заниматься паровыми экипажами.

— Что ж, тогда мне следует спросить самого себя, есть ли еще какая-нибудь причина, кроме заботы о твоей безопасности, из-за которой мне могла не понравиться твоя практика.

— Разве это так важно? К чему эти вопросы? Чего ты от меня хочешь?

— Ничего, конечно же. Только чтобы ты больше мне доверял.

— Снова прошу прощения, — с неохотой повторил Джереми.

— Это могло быть ложной гордостью, — сказал Росс.

Джереми с удивлением взглянул на отца.

— Что, твоей?

— Похоже на то. Иногда даже вопреки собственной натуре возникают ложные представления, свойственные человеку нашего положения. Как ты заметил, всю жизнь я трудился рядом со своими работниками и не думал о мозолях и грязных ногтях, лишь бы шахта и усадьба процветали. Но изучение принципов пара и самодвижущихся экипажей на практике подобает... скорее кому-то вроде кузнеца высокого уровня.

— Это тоже имеет значение?

— А какой другой молодой человек твоего положения захотел бы так поступить? Это ведь совсем не то, что стоять в сторонке, наблюдать с умным видом и ободрять изобретателя. Это все равно что поступить в армию, но не офицером. — Росс задул одну свечу, чтобы спугнуть мотылька. — Боже всемогущий, как же самодовольно и старомодно это звучит! Только не считай, что я согласен с таким мнением, я просто попробовал проанализировать собственные мотивы и высказать их.

Джереми налил себе третий бокал портвейна.

— Я натолкнулся на такое же мнение, когда впервые пришел к Харви, отец. Мистер Генри Харви с радостью пригласил меня как сына капитана Полдарка посмотреть на свое предприятие, но ему с трудом верилось, что я хочу работать с гайками и болтами. «Так не делается, дорогуша!»

Раз он перешел на комический жаргон, это значило, что напряжение утихает.

— Даже сейчас я не понимаю, в чем тут прелесть, — сказал Росс.

— Паровой машины? То есть, для меня?

— Естественно.

Джереми запер окно на задвижку.

— Я наверняка уже об этом рассказывал.

— Другим — может быть. Мне ты не удосужился сообщить.

Юноша удивленно приподнял брови, стараясь не обострять отношений.

— Уже поздно, отец.

— Не думаю.

Джереми стоял в нерешительности, понимая, что сейчас сталкиваются две силы.

— Это своего рода условие?

— Нет, конечно же, нет.

Джереми все еще не решался.

— Что ж... Разве это не очевидно? Мощный паровой двигатель — это самое замечательное открытие после изобретения колеса...

— Правда?

— Ну... Учитывая его мощность. В отличие от пороха, его использование в мирных целях безгранично. В конце концов, он обеспечит свет, тепло, заменит лошадь и корабль. Это изменит цивилизацию!

— К лучшему? — спросил Росс.

— Уверен в этом. В любом случае его мощь уже никуда не денешь. Мы не можем вернуться обратно. Если не мы разовьем это изобретение, то им займутся другие.

Росс смотрел на сына, который, несмотря на нежелание продолжать разговор, помогал изгнать мотылька из комнаты, прежде чем запереть окно.

— Накануне приближающегося субботнего собрания мне важно узнать об этом как можно больше.

— В том-то и дело. Я не хочу, чтобы на решение по поводу паровой машины повлияло то, что я твой сын! Выбор должен быть беспристрастным.

— Значит, таким он и будет. Давай будем практичными. При всем уважении к инженерам из Труро или Редрата, окончательное решение будет за мной. Что знают Тренеглосы? А Карноу и Аарон Нэнфан уже советовались с тобой...

— Приедут мистер Харви и мистер Уэст.

— Да, я на это рассчитываю.

Наступило молчание. Джереми допил портвейн и безо всякого изящества вытер рот рукой.

— Что ж, когда наступит суббота, тогда и увидим, отец.

Росс задул еще одну свечу.

— Не так давно я снова взглянул на старый насос Уил-Грейс и поговорил с Питером Карноу. В последние недели ты много раз сравнивал его с тем, что предстоит создать, и весьма нелестно. Но Бет спроектировал Тревитик, по крайней мере, ее делали по его чертежам. Неужели за двадцать лет его замыслы изменились столь коренным образом?

— Когда сделали Бет, уже несколько лет существовал патент Джеймса Уатта на конденсатор пара, и если бы на него посягнули другие инженеры, они отправились бы под суд. Уатт был довольно неразборчив в средствах, верно?

— Да, так говорили.

— В Уил-Грейс у нас паровая машина «Болтон и Уатт» мощностью всего на несколько фунтов выше атмосферного давления, с некоторыми улучшениями, конечно, с помощью Булла и Тревитика; это хороший механизм и прослужит еще много лет при должной эксплуатации. Таких много в окрестностях. Правда, многие работают не в меру своих возможностей из-за невежества и пренебрежения. Не скажу такого про Бет. Но даже самых ее лучших возможностей все равно недостаточно.

Росс затушил третью свечу и зажег две в переносных подсвечниках.

— Когда впервые истек срок патента «Болтон и Уатт», — продолжил Джереми, — они забрали всех своих опытных инженеров и представителей. Мердок ушел год назад, а на него полагалось так много шахт... Кажется, в последние годы мало кто из корнуольцев разбирался в этой науке или имел опыт. Верно? Ты это знаешь лучше меня...

— Полагаю, именно так. И нет конкуренции, никакого «Болтон и Уатт» против «анти-Болтон и Уатт». Какой бы ни была причина, но точно знаю, дела обстоят паршиво.

— Но ведь это не остановит изобретения. Люди продолжают пробовать. Конечно, главный прогресс будет в котлах высокого давления, все новые идеи двигаются именно в этом направлении, но есть и другие. Главное — это точность производства.

— И Харви уверен, что ее добился.

— Да... О да. Мой насос для Уил-Лежер не слишком отличается от недавно сделанных. Но, как ты понял по результатам замеров, он намного меньше, чем на Уил-Грейс. Однако ты увидишь, насколько он мощнее и дешевле.

Росс вручил один подсвечник Джереми. Он много размышлял о сказанном, но пока ничего не решил.

— Интересно, как там поживают твоя мать и Клоуэнс.

— Наверное, очень хорошо.

— Наверное.