— Да?

— Я проходил мимо ее каюты несколько минут назад и слышал там громкие голоса и крик. Через дверь было трудно разобрать слова, но мне послышалось, будто она воскликнула «Вы меня убили, вы меня убили!» Я подумал, что мне лучше не вмешиваться, вот я и пришел к вам.

Дессар кивнул:

— Ты правильно сделал. Я загляну туда, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке.

Дессар смотрел вслед уходящему стюарду. «Немыслимо, чтобы кто-то мог причинить вред такой женщине, как мадам Темпл!» Против этого восставало все его гальское чувство рыцарского достоинства. Он надел фуражку, мимоходом глянул в зеркало на стене и направился к двери. Зазвонил телефон. Дессар помедлил в нерешительности, потом поднял трубку.

— Дессар.

— Клод! — Он узнал голос третьего помощника. — Ради Бога, пошли кого-нибудь со шваброй вниз, в зрительный зал, ладно? Там все забрызгано кровью.

Дессар вдруг почувствовал неприятный холодок в груди.

— Пошлю сейчас же, — пообещал он.

Положив трубку, Дессар распорядился относительно уборщика, затем позвонил судовому врачу.

— Андре? Это Клод. — Он постарался, чтобы его голос звучал как обычно. — Скажи-ка, не обращался ли кто-нибудь за медицинской помощью?.. Нет-нет. Я не имел в виду пилюли от морской болезни. Например, кто-то с кровотечением, возможно даже сильным… Понятно. Спасибо.

Дессар положил трубку с растущим чувством тревоги. Он вышел из своего кабинета и направился к каюте Джилл Темпл. Когда он был на полпути туда, случилось еще одно странное происшествие. Дойдя до шлюпочной палубы, Дессар ощутил перемену в ритме движения судна. Он бросил взгляд в сторону океана и увидел, что они подошли к плавучему маяку Амброуз, где им предстояло оставить лоцманский буксир и откуда лайнер направится в открытое море. Но вместо этого «Бретань» замедляла ход и останавливалась. Происходило нечто из ряда вон выходящее.

Дессар поспешно подошел к борту и перегнулся через поручень. Внизу на воде он увидел, что лоцманский буксир пришвартован у грузового люка «Бретани» и двое матросов перегружают чей-то багаж с лайнера на буксир. Затем туда с лайнера перепрыгнул какой-то пассажир. Дессар лишь одно мгновение видел спину этого человека и решил, что, должно быть, все-таки обознался. Это было просто невозможно! И вообще, случай с пассажиром, который покидал лайнер таким способом, был настолько странным, что Дессар ощутил легкий frisson[3] тревоги. Он повернулся и быстрым шагом направился к каюте Джилл Темпл. На его стук никто не отозвался. Он снова постучал, на этот раз несколько громче.

— Мадам Темпл, это Клод Дессар, старший офицер по хозяйственной части. Не могу ли я быть чем-то вам полезен?

Ответа не было. К этому моменту внутренняя система сигнализации Дессара захлебывалась воем. Интуиция подсказывала ему, что происходит нечто ужасное и что в центре всех непонятных событий каким-то образом стоит эта женщина. Вереница страшных нелепых мыслей пронеслась у него в голове. Ее убили или похитили, или… Он попробовал повернуть дверную ручку. Дверь оказалась не заперта. Дессар медленно приоткрыл ее. Джилл Темпл стояла спиной к нему в дальнем конце каюты и смотрела в иллюминатор. Дессар открыл рот, хотел было заговорить, но что-то в оцепенелой неподвижности ее фигуры остановило его. Несколько секунд он неловко стоял в дверях, решая, не лучше ли будет тихонько удалиться, как вдруг каюту наполнили какие-то нечеловеческие, жуткие звуки, похожие на вой раненого животного. Чувствуя себя беспомощным свидетелем такого большого горя, Дессар отступил, тщательно прикрыв за собой дверь.

Он постоял немного перед каютой, прислушиваясь к доносившимся изнутри рыданиям. Потом, глубоко потрясенный, он повернулся и направился к зрительному залу, расположенному на главной палубе. Уборщик вытирал пятна крови перед дверью зала.

"Mon Dieu[4], — подумал Дессар, — только этого нам не хватало!" Он нажал на ручку двери. Не заперто. Дессар вошел в просторный, современный зал, где могли разместиться шестьсот пассажиров. Зал был пуст. Повинуясь какому-то внутреннему побуждению, он подошел к будке киномеханика. Дверь заперта. Только у двух человек есть ключи от этой двери: у него самого и у киномеханика. Дессар отпер дверь своим ключом и вошел внутрь. Все выглядело как обычно. Он подошел к паре стоявших там 35-миллиметровых кинопроекционных аппаратов «Сенчури» и потрогал их.

Один из аппаратов был теплым на ощупь.

В помещении экипажа на палубе "Д" Дессар разыскал киномеханика, и тот заверил его, что ничего не знает о том, что кинозалом кто-то пользовался.

Возвращаясь к себе, Дессар пошел коротким путем через камбуз. Его остановил разъяренный кок.

— Посмотрите-ка сюда, — потребовал он. — Вы только посмотрите, что натворил какой-то идиот!

На мраморном кондитерском столе возвышался изумительный шестиярусный свадебный торт, вершину которого украшали хрупкие фигурки невесты и жениха, сделанные из сахарной ваты.

Кто-то раздавил головку невесты…

— Именно в тот момент я и понял, рассказывал Дессар в своем бистро ошеломленным завсегдатаям, — что вот-вот случится нечто ужасное!

В 1919 году Детройт, штат Мичиган, был одним из самых процветающих промышленных городов мира. Первая мировая война закончилась, и Детройт сыграл важную роль в победе союзников, поставляя им танки, грузовики и аэропланы. Теперь, когда угрозы «Гунна» больше не существовало, заводы вновь стали переоборудоваться для производства автомобилей. Ежедневно квалифицированные и неквалифицированные рабочие стекались сюда со всего мира в поисках работы на автомобильных заводах. Итальянцы, ирландцы, немцы — настоящая приливная волна иммигрантов.

С новой партией иммигрантов прибыли Пауль Темплархауз и его молодая жена Фрида. Пауль был учеником мясника в Мюнхене. С приданным, полученным после женитьбы на Фриде, он эмигрировал в Нью-Йорк и открыл мясную лавку, которая вскоре стала убыточной. Затем он переехал в Сент-Луис, потом в Бостон и наконец в Детройт, с треском прогорая в каждом из этих городов. В эпоху, когда бизнес процветал, а растущее благосостояние означало рост спроса на мясо, Пауль Темплархауз умудрялся терять деньги везде, где открывал свой магазин. Он был хорошим мясником, но безнадежно плохим бизнесменом. По правде говоря, он больше интересовался искусством стихосложения, чем искусством делать деньги. Пауль мог часами грезить о рифмах и поэтических образах. Он переносил их на бумагу и рассылал в газеты и журналы, но те ни разу не купили ни одного из его шедевров. Для Пауля деньги значения не имели. Он открывал кредит всем и каждому, и весть об этом быстро разнеслась по округе. Если у кого-то не было денег, а ему хотелось превосходного мяса, то он шел к Паулю Темплархаузу.

Фрида была некрасивой девушкой и совершенно неопытной во всем, что касалось мужчин. Когда появился Пауль и сделал ей предложение, или вернее, как полагалось, ее отцу, Фрида просила отца принять сватовство Пауля, но старику уговоры были ни к чему, потому что он очень боялся, как бы ему не пришлось остаться с незамужней дочерью до конца жизни. Он даже дал большее приданое, чтобы Фрида с мужем могли покинуть Германию и перебраться в Новый Свет.

Фрида робко влюбилась в мужа с первого взгляда. Она никогда раньше не видела поэтов. Худощавый Пауль походил на интеллигента: у него были светлые близорукие глаза и лоб с залысинами. Понадобилось несколько месяцев, чтобы Фрида смогла поверить в то, что этот красивый молодой человек действительно принадлежит ей. Она не питала никаких иллюзий относительно своей собственной внешности. У нее была неуклюжая фигура, похожая на гигантскую несваренную картофельную крокетину. Привлекали только ее выразительные глаза цвета генцианы, тогда как остальные части ее лица, казалось, принадлежали другим людям. Нос у нее был дедов — крупный и утолщенный, лоб — одного из дядюшек — высокий и покатый, а подбородок достался ей от отца — квадратный и решительный. У Фриды была душа прекрасной юной девушки, оказавшаяся в ловушке лица и тела, данных ей Богом в качестве некой вселенской шутки. Но окружающие могли видеть лишь эту ужасную наружность. Все, кроме Пауля. Ее Пауля. К счастью, Фрида никогда не узнала, что его к ней привлекало ее приданое, в котором Пауль усматривал возможность бегства от окровавленных говяжьих туш и свиных мозгов. Пауль мечтал открыть собственное дело и заработать достаточно денег, чтобы посвятить себя своей любимой поэзии. Фрида и Пауль провели свой медовый месяц в гостинице под Зальцбургом, которая находилась в красивом старом замке на чудном озере, в окружении лугов и лесов. Фрида сто раз прокручивала в уме сцену первой брачной ночи. Пауль запрет дверь, заключит ее в объятия и начнет раздевать, бормоча всякие ласковые слова. Его губы найдут ее губы, а затем начнут медленно двигаться сверху вниз по ее обнаженному телу — так, как это описывалось во всех зелененьких книжечках, которые она тайком читала. Его орган будет стоять твердо и гордо, Пауль отнесет ее на кровать (пожалуй, будет лучше, если он ее туда отведет) и бережно уложит. «Mein Gott, Фрида, — скажет он, — я люблю твое тело. Ты не такая, как все эти тощие девчонки. У тебя тело женщины!»