— Понимаю, — повторил глава СБ уже немного по-другому.

— Так что можешь ты остаться главой моего секретариата, благо получается у тебя хорошо, да и бумажки перекладывать — тоже дело важное и нужное, но если не боишься испачкаться, то давай думать, как бы нам с тобой эту ситуацию себе на пользу обернуть, а врагу, кем бы он ни был, вред нанести максимальный.

— Хорошо, — видимо приняв для себя какое-то решение ответил Бенкендорф, — я согласен.

Федор Попович пришел в столицу за лучшей жизнью еще в третьем году. Сбежал, по сути, из дома, не пожелав принимать еще до рождения уготованную ему судьбу — стать деревенским попом в глубинке новгородской губернии.

Пятнадцатилетнего парня манил большой город, а скучная и однообразная, при этом, откровенно говоря, не слишком богатая, жизнь, которую он наблюдал в течение всего детства, казалась просто отвратительной.

Правду говорят — все беды от учености и лишних знаний. Еще с малых лет отец Илларион, по совместительству и папа Федора, учил мальчика читать и писать, благо небольшая библиотека, состоящая из библии, псалтыря и сборника деяний святых, имелась в доме приходского священника. Каким-то образом среди откровенно церковной литературы затеялась одна книга, повлиявшая на становление ребенка больше других. «Хождение за три моря» Афанасия Никитина — и все ребенок стал потерян — как ему самому тогда казалось — для спокойной жизни.

Питер встретил парня неласково. В столицу ежедневно стекались десятки и сотни подобных искателей лучшей жизни. Большой город без всякой жалости их пережевывал, выплевывая то, что от них осталось на обочину жизни. Ну или просто на обочину, в сточную канаву, где утром охладевший уже труп обнаружит городовой.

Федьку, тогда еще не Поповича, за несколько лет помотало по десятку разной степени паршивости работ. Был он и грузчиком, и уборщиком, а как-то полгода ходил в учениках трубочиста, благо комплекции был худощавой и для оной работы подходил как нельзя лучше. Однако и оттуда в итоге он ушел, с мыслью о том, что не для того он бросал свое унылое существование в селе под Новгородом, чтобы стать в итоге трубочистом. Тем более, что по сравнению с ордой прочей дешевой силы, отирающейся в столице в поисках заработка, у него было существенное конкурентное — хоть этого слова и не знал — преимущество. Он был грамотный, умел читать хоть и не очень бегло, писать мог, ну и считать в пределах четырех действий.

Именно последнее обстоятельство и помогло Федору получить заветное место на химической фабрике, которую открыли на берегу залива по указанию и на деньги великого князя. Изначально-то туда целыми толпами валили желающие получить хорошую работу, едва только по городу стали распространяться слухи о волшебных условиях, которые де князь установил своим работникам. Там и крыша над головой казённая и харчи чуть ли не задаром и даже страховка. Что за заверь такой «страховка» обитатели столичных низов представляли очень смутно, однако все равно завистливо цокали зубами приговаривая, мол: «повезет же кому-то».

Первые полгода Федора особо ни к чему интересному не подпускали — бери, тащи, положи, отвали. Впрочем, человеческое отношение и действительно хорошие условия для подрастерявшего уже романтический настрой парня, эти недостатки компенсировали с лихвой.

Потом, один из работающих на производстве химиков заметил интерес смышленого парня, который в отличии от прочих рабочих водки не употреблял, а свободное время предпочитал потратить, посидев с книгой, благо при заводе была небольшая библиотека в основном правда справочного и научного характера.

С этого момента Федора начали понемногу учить и допускать к более сложным и ответственным работам нежели раньше. А когда в восьмом году там же устроили «курсы рабочей молодежи» для повышения квалификации обычных работяг, Федора записали тут одним из первых. Изменение положения сказалось и на жаловании, которое заметно выросло, также выделив его из толпы прочих работяг, ни на что в своей жизни не претендующих.

Когда в один из немногих выходных дней Федор отправился в город, и к нему подошла парочка странных, явно криминальной наружности, типчиков с предложением дополнительного заработка, парень сделал так как его инструктировали. Согласился на все условия, постаравшись не подать виду, а сам со всех ног бросился в заводскую контору и там доложил о происшествии одному из отставных унтеров, которые приглядывали на заводе за порядком.

Тот, услышав о таком заходе, тут же подскочил и бросился уже к своему, видимо, начальству, наказав Федору сидеть на месте и никуда не отлучаться. Итогом поднявшегося переполоха стало то, что рабочему выдали целый саквояж с какими-то пузырьками — вот это, это и это мол на завод приезжает, а вот это — образец готовой продукции — и наказали продать его неизвестным покупателям не меньше чем за две сотни рублей. Сказали торговаться до последнего, как будто действительно самое ценное что в жизни есть продаешь.

— А как же… Они тогда узнать могут, открыть…

— Только чувство собственной неполноценности они, изучая все это открыть смогут, — ухмыльнулся инструктировавший Федора молодой парень в дорогом сюртуке на новомодной ныне среди богатых обитателей столицы застежке-молнии. Его Попович видел на заводе не раз, однако кем он был — рабочие шептались мол это сам великий князь — Попович точно не знал.

Сказать, что Федор волновался, идя на встречу с неизвестными — не сказать ничего. Его буквально трясло, несмотря на жаркое летнее солнце, изрядно прижарившее столицу в середине июня, молодого рабочего по-настоящему бросало в холод. И даже уверение в том, что его «подстрахуют», и рядом будут все время находиться надежные люди, которые если что-то пойдет не так, вытащат Федора из любой передряги, его совершенно не успокаивало.

Поворот за угол и вот вход в средней паршивости трактир, где его обещали в обеденное время ждать эти двое типиков.

— Чего изволите? — Рядом мгновенно нарисовался половой, сходу оценивший платежеспособность клиента.

— Пообедать, — буркнул рабочий. — Щи, каши с мясом, квасу холодного.

— Выпить?

— Не употребляю, — мотнул головой Попович и проследовал за работником общепита вглубь помещения.

Долго ждать обеда не пришлось: время самое что ни на есть жаркое, внутрь постоянно заходили новые посетители желавшие набить брюхо перед тем, как отправляться дальше по своим делам.

Еда тоже оказалась относительно приличной, во всяком случае достаточно, чтобы заставить Федора увлечься ее поглощением и проморгать появление «нанимателей».

— Доброго здоровьица, Федор Батькович, — не спрашивая разрешения за стол напротив обедающего рабочего приземлилась виденная днем ранее парочка. Выглядели они достаточно колоритно, возможно даже слишком. Классический такой дуэт «шнырь и громила» хоть в парижскую Палату мер и весов отправляй. Впрочем, о последней Попович и слыхом не слыхивал.

— И вам не хворать, уважаемый, — с легким сожалением отложив в сторону плошку с недоеденной кашей, Федор приготовился к торгу. — Заказец ваш я выполнил, необходимые материалы добыл. Что по оплате?

— Дык хорошо, все с оплатой, товар покажи, — густым хрипловатым баском ответил громила, а рабочего окатило мерзкой смесью запахов чеснока, кислой капусты и дешёвого пива. И, пожалуй, еще табака.

— Сначала деньги, двести пятьдесят рублей с вас господа-хорошие за этот заказ. Серебром.

— Ты смотри какой, — хохотнул шнырь, — с виду лох лохом, а деньги считать умеет.

— Сначала товар покажь, — вновь пробасил здоровяк.

— Сначала деньги или я ухожу.

— Куда ж ты пойдешь, дорогой? — С угрозой в голосе, слегка прищурившись, спросил мелкий.

— На выход, — неожиданно успокоившись ответил Федор. — Или что, вы вдвоем меня прямо тут в трактире грабить станете? Смешно даже.

Рабочий демонстративно допил квас и сделал вид, что готов уходить.

— Стой, двести? — В последний момент здоровяк перехватил его за локоть, Федор подумал пару мгновений и кивнул. — Вот твое серебро.