Лето 1806 года кроме моего десятилетия отметилось еще одним приятным и сулящим в будущем большие дивиденды прорывом. Моя химическая лаборатория дала наконец первые результаты, хоть и не совсем такие, на которые я рассчитывал. Нитроглицерин получить у Севергина и его помощников не получилось. В чем была проблема я так и не понял, но видимо технология там была сложнее чем просто в «А» добавить «В» и получить «С», поэтому с нитроглицерином — а это и динамит, и лекарство для сердечников, хотя я не был уверен на сто процентов, что это одно и то же вещество — пришлось погодить. С нитрированием хлопка все оказалось тоже не слава богу. Вернее, как раз с самим процессом все было просто прекрасно, а вот самого хлопка в империи было очень мало, и он был вельми дорог. С ценой на хлопок я столкнулся еще при изготовлении «ватников» для своих егерей, которые, по сути, ватниками в итоге и не стали: там пришлось использовать другую набивку. «Ватников» в итоге получилось аж четыре разных вида — с набивкой из стриженной шерсти, из льняных волокон, из конского волоса и собственно ваты — и егерям предстояло в процессе кавказской кампании определить, какая окажется лучше.

Так что от ваты для изготовления бездымного пороха пришлось пока отказаться. Разного рода целлюлозу — бумагу, картон и прочее — никак не удавалось заставить гореть равномерно, и опыты на этом фронте продолжались, а вот с чем неожиданно повезло так это с гремучей ртутью.

Естественно, почти каждый знает, что в первых капсюлях для огнестрельного оружия и различных детонаторов использовалось именно это соединение. Вот только расхожее название «гремучая ртуть» никак к формуле вещества нас не приближает, разве что можно догадаться, что ртуть там вероятнее всего все-таки есть. Другое дело, что я где-то встречал информацию, что со временем на смену гремучей ртути пришел азид свинца. Ртуть была дорога и ядовита, а свинец — дешев и прост в обращении. А дальше сработало мышление по аналогии: если и свинец, и глицерин, и все остальное, что имеет свойство гореть и взрываться, получают с помощью азотной кислоты, то может и здесь нужно попробовать.

В целом, все оказалось естественно не так просто, однако спустя несколько месяцев исследований и один маленький взрыв — к счастью, обошлось без жертв, а разбитое стекло заменить можно было достаточно быстро — искомое вещество было выделено. В итоге «гремучая ртуть» оказалась достаточно простым соединением, которое воспроизвели на нашей невеликой технологической базе было более чем возможно. Если только соблюдать меры предосторожности и не допускать к работе с ней идиотов.

Ну а дальше — маленький медный колпачок, на внутреннюю часть которого наносят буквально каплю вещества — и вот тебе уже классический, мало изменившийся за следующие двести лет капсюль. Просто бери и переделывай все ружья в армии на капсюльную систему, пусть пока даже в дульнозарядном исполнении. Это даст охренительную прибавку и к скорострельности, и к надежности оружия. А если подумать чуть дальше, то ведь это еще и гранаты, в том числе и артиллерийские и мины морские, и детонаторы для подрывов тех же мостов и прочих диверсий. Оставалось только понять, как не дать этому изобретению «утечь» на сторону раньше времени.

З.Ы. Чуть переделал конец предыдущей главы — выделил цветом добавленное.

Обстановка в кабинете была максимально интимная. Присутствовали только трое: я, Александр и Константин. Едва заглянув в главный, как сказали бы журналисты лет через двести, кабинет страны и увидев там только двоих старших братьев, у меня тревожно засосало под ложечкой.

Откровенно говоря, Константин Павлович был тем еще фруктом. При дворе ходили слухи — не знаю на сколько им можно верить, — что с головой цесаревича все не вполне в благополучно. Возможно, это было так, возможно он был просто от природы не слишком умен и дурно воспитан, а высокое положение, доставшееся Божьей милостью, выработало привычку к вседозволенности. Говорили, что он причастен к изнасилованиям и убийствам в столице, так же была какая-то мутная история про якобы существовавший заговор против Александра в пользу Константина, хотя я в его достоверность не верю совершенно. Вот чего у второго сына императора Павла не было, так это политических амбиций.

Что касается лично меня, то я все эти годы общался с ним мало. Константин всю жизнь проходил, так сказать, «по венному ведомству», учавствовал в многочисленных походах и сражениях. Ходил в Италию и Швейцарию с Суворовым, участвовал в Аустерлицком сражении и вроде как на этой стезе зарекомендовал себя не плохо. Во всяком случае, считался он храбрым командиром, который пусть звезд с неба и не хватает, но при необходимости «держать и не пущать» — выполнит приказ в точности.

В плане же бытового общения ничем принципиально Константин не выделялся, и самое главное, что я знал про него, было подчерпнуто именно из учебника истории, а не из собственного опыта. Я имею ввиду отречение от престола после смерти Александра, естественно.

— Заходи Ники, — Александр мотнул головой, приглашая меня внутрь. Время было уже относительно позднее, начало сентября, Солнце уже давно скрылось за горизонтом, поэтому кабинет брата был освещен двумя десятками свечей в четырех здоровенных массивных подсвечниках, расставленных в разных углах кабинета и дававших более-менее сносную видимость. — Присаживайся. Налить тебе предлагать не буду, рано еще.

Братья держали в руках бокалы с какой-то янтарного цвета жидкостью, причем явно не кока-колой, а стоящий на столе полупустой графин намекал, что начали они совсем не пять минут назад.

— Пьете? — Полу осуждающе, полу ехидно спросил я, пристраиваясь на стул. — И без закуски? А ведь уже не двадцать лет-то, утром голова будет бо-бо.

— Ты смотри на него! — Хохотнул Константин, — десять лет, а все туда же! У нас повод есть! Фридрих Вильгельм решил вступить в войну, с нами Швеция и Саксония. Мы теперь на континенте не одни против Французов.

Я осторожно скосил взгляд на Александра, император, судя по всему воодушевления своего брата не разделял. Вообще международное положение России было… Сложным и особых радостей не доставляло.

— Это разве хорошо? — Я пожал плечами, — нейтральная Пруссия для нас была бы гораздо более полезна.

Константин от такого заявления поперхнулся коньяком, который с веселыми брызгами разлетелся у него из носа, распространяя по комнате запах винограда, дуба и спирта. Коньяк был явно хорошим, впрочем, глупо было бы ожидать встретить в кабинете императора другой.

— Ты думаешь Наполеон разобьет прусаков? — Осторожно спросил Александр.

— Уверен, — я кивнул, подумал немного и высказал претензию, — могли бы для меня хоть сока какого припасти.

Александр, хорошо уже изучивший мои вкусы, только кивнул в сторону небольшого бара, заставленного бутылками. Там среди разнородной тары, наполненной алкоголем, приютился одинокий кувшин с соком. Я понюхал — яблочный, нормально. Неторопливо налил себе стакан, одновременно размышляя над тем, что можно посоветовать насчет будущей войны.

Возле бара как раз стоял большой подсвечник, и глядя на пляшущие огоньки, мысль моя неожиданно свернула в сторону. Свечное освещение меня, если честно, уже порядком достало. Это было ужасно неудобно и грязно. Свечи в эти времена делали из китового жира — вернее это не совсем жир, но не суть важно, — который хоть и не вонял так же, как обычное животное сало, однако все равно оставался жиром по сути, и отлично пачкал все вокруг себя. Кроме того, фитили пока еще не научились делать полностью сгорающими и их приходилось постоянно подрезать, что тоже не доставляло удовольствия.

Я уже давно размышлял насчет прогрессорства в плане освещения, однако, пока так ничего и не надумал. Про электричество и говорить нечего — не в ближайшие двадцать лет точно. Керосиновые лампы упирались в топливо, которое добыть можно было только на Кавказе. А Кавказ сейчас просто кишит всякими горцами, черкесов опять же еще не выселили, так что наладить там добычу в ближайшие годы вряд ли получится. Да и насчет переработки я был совершенно не уверен, что осилю производство керосина. Понятно бензин, там просто самогонный аппарат, а для более легких фракций уже колонну ставить нужно, и бог его знает какие еще проблемы вылезут.