— Но вам бы хотелось узнать, чем этот интерес вызван, так? — Закончил я за промышленника фразу.

— Истинно так, — склонил голову мужчина.

— Видите ли Николай Никитич, последние пять лет, как бы это странно не звучало я в меру своих невеликих сил занимаюсь развитием промышленности в России вообще и в Петербурге, в частности. Без ложной скромности скажу — достиг в этом определенных успехов.

— Ну какая скромность, — всплеснул руками Демидов, явно пытавшийся отыгрывать роль такого себе доброго дядюшки, что, впрочем, получалось у него не слишком убедительно, учитывая не такой уж великий возраст. В 1811 году Демидову не было еще сорока. — У меня дома слуги поджигают ваши свечи, вашими же спичками, а дети мои с удовольствием поедают выделанный на вашей же фабрике шоколад. Да и модные тенденции, как видите, не обошли и меня, хе-хе.

Демидов щелчком по собачке обозначил указал на наличие молнии на его сюртуке.

— И, тем не мене, все это в общероссийском счете — мелочи. Всего то и успеха — родиться в нужной семье и уметь немного под другим углом смотреть на привычные вещи, — я пожал плечами. — Впрочем, не скрою, моя деятельность позволила саккумулировать кое-какие средства, и вот, собственно, о вложении их во что-то более серьезное, чем свечной заводик, я и хотел с вами поговорить.

Пассаж о свечном заводике Демидов, естественно, не понял, однако упоминание вложения денег заставило его нервно поерзать. Возможно, промышленник думал, что я приехал к нему чтобы просить у него самого денег — Николай Никитич порой жертвовал на благотворительность действительно значительные суммы с пятью нулями — и такой поворот стал насколько неожиданным.

— О какой сфере идет речь? — Очень аккуратно переспросил промышленник. Было видно, что работать с деньгами великого князя он желанием совершенно не горит. Закинутая нога на ногу, взятая со стола чашка, которой он подсознательно закрылся от меня — не надо быть гением чтения языка тела, чтобы это понять.

— Металлургия. Меня интересует производство железа.

— Хм… — Демидов вздернул удивленно брови, — видится мне, что сейчас для этого дела не самое подходящее время. В связи с известными затруднениями во внешней торговле, особенно это касается Англии, мои заводы испытают определенные проблемы со забытом даже прежних объёмов металла. Сомневаюсь, что для новых производств будет просто найти место на рынке.

— У меня есть по этому поводу свои мысли, — кивнул я, принимая подачу. — Недавно в моей лаборатории был разработан метод нанесение цинкового покрытия на металл. Способ относительно дешёвый, слой цинка наносится минимальный. Пол точки или даже четверть точки толщины цинка позволяет сохранить лист металла от коррозии десятилетиями.

С последним я, конечно, слегка приврал, но если на листе металла нет повреждений, то лет пятнадцать, он действительно может простоять.

— Любопытно, — задумчиво пробормотал Демидов, тщательно дозируя внешнее проявление своего интереса. — Чем принципиально метод отличается от лужения оловом?

— Ценой, — я пожал плечами. — Ну и тем, что цинк, в паре с железом, как более активный металл будет короддировать первым. А в паре железо-олово — наоборот.

Для меня оказалось открытием, что ряд активности металлов, висящий в любом кабинете химии над доской, уже был открыт. Вольта постарался лет двадцать назад. Спасибо ему, я бы без шпаргалки таких подробностей не вспомнил.

— Любопытно, любопытно, — кивнул промышленник. — И как вы собираетесь применять эту новацию на практике?

— Кровельное железо, — спокойно ответил я, — мы тут с Семеном Романовичем прикинули, Россия может «переварить» десятки тысяч пудов кровельного железа.

«А еще стволы ружей, судостроение, трубы, арматура и конечно же рельсы. Сотни, тысячи, даст Бог, десятки тысяч километров рельсов», — мысленно добавил я.

— Предположим, — медленно, буквально выдавливая из себя каждое слово, ответил на это Демидов. — У вас есть какой-то план, который можно, так сказать, потрогать руками. Что, где, когда, где взять рабочую силу, и сколько на это уйдет денег?

— Хм… — настала очередь смутиться уже мне. — К сожалению моих компетенций для таких расчётов определенно не хватает, однако на некоторые вопросы ответить я могу. Где — Приазовье, в тех краях есть доступные железные руды высокого качества и еще более доступный каменный уголь…

— Вы планируете обустроить печи на каменном угле? — Позабыв всякое приличие перебил меня Демидов. Было очевидно, что разговор его увлекает все больше и больше.

— Конечно, — я кивнул, — во-первых в тех краях просто нет лесов, дабы их на древесный уголь пережигать, а во-вторых, это будет просто дешевле, да и металл получится качественнее.

Легко давать такие прогнозы, когда знаешь, к чему придет вся мировая металлургия уже через несколько десятков лет. Впрочем, я был уверен, что подводных камней на этом пути окажется целая куча и придется набить еще не один десяток шишек, прежде чем получится отработать технологию.

— Рабочие руки?

— Я как вы возможно знаете, являюсь председателем комиссии по переселению и надо сказать, что достиг на этом поприще определенных успехов. В прошлом году мы переселили шесть сотен семей, в этом уже почти две тысячи. Не без проблем, однако процесс налаживается… Так что и с прокормом рабочих в степи, и с непосредственно рабочими руками проблем не будет.

— Тысяча восемьсот девяносто две семьи, — вклинился любящий точность Воронцов.

— Интересно, а как же государев запрет на приписку крестьян к заводам, — заинтересовался Демидов, — у вас есть возможность его обойти?

— Никаких крепостных. Только свободные, — я мотнул головой, заметив, как интерес промышленника мгновенно снизился вполовину. — Сложные механизмы несовместимы с рабством, не мне это вам рассказывать, Николай Никитич. Девятнадцатый век, поверьте мне, покажет это всему миру, совершенно точно вам говорю.

— Не думаю, что удастся получить конкурентную цену, если рабочим придётся платить жалование. Причем, вероятно, учитывая скудость населения в тех краях, немалое, — в голосе промышленника прозвучала уверенность, опытного, умеющего считать деньги человека. — Это дело, уж простите, Николай Павлович провальное, сразу вам говорю.

Нужно было выложить на стол козырь, который мог бы покрыть весь скепсис потомственного купца. И самое главное, что такой козырь у меня в рукаве был, вот только я не был уверен, что его стоит светить.

— «А ладно, была не была, двум смертям не бывать, а одной не миновать», — мысленно плюнул я, а вслух сказал, — а что, если у меня есть технология конвертации чугуна в деловую сталь? Технология, рассчитанная на миллионы пудов ежегодно. Это вам интересно?

Подписать Демидовых на строительство металлургических заводов на юге России в итоге так и не удалось. Николай Никитич дельцом был прагматичным и начинать дело с абсолютно гадательными перспективами не пожелал. Впрочем, и отказывать брату государя полностью не стал также, тем более что кроме прорывных технологий — идей пока еще, по правде говоря, которым до технологий было достаточно далеко — я мог предложить добрых три сотни тысяч рублей инвестиций и конечно «административный ресурс». Без последнего в России вообще никакое дело начинать нельзя было. Так что заводчиком я все-таки стал, пусть развитие будущих Донецкого и Криворожского промышленных районов пока и откладывалось.

Зато по настоящему крупный прорыв у нас произошел в электротехнике, где Петров после двух лет опытов сумел наконец соорудить более-менее стабильно работающий генератор постоянного тока, который был прикручен впоследствии ко второй паровой машине Кулибина, что дало нам маленькую, но, что приятно, первую в мире, работающую электростанцию.

Наличие стабильного источника электрического тока потянуло за собой и многое другое. Так у нас появился первый прототип электрического телеграфа, способный связать два объекта мгновенной связью. Устройство получилось максимально примитивным. По сути, это был такой себе дверной звонок только масштабом побольше: замыкаешь цепь тут — где-то там пищит звуковой индикатор, обратная связь осуществляется так же. Вряд ли настоящий телеграф работал именно так, но ничего умнее я придумать не смог, поэтому для проведения первых экспериментов остановились на этом варианте.