– Очень рада за вас, – сказала Элли, но в голосе ее не было радости, ибо выиграть, поставив на аутсайдера все до последнего пенни, – ситуация почти невероятная для людей того круга, в котором она вращалась. Не то что для моих знакомых.

– И еще я побывал у матери, – добавил я.

– Вы мне о ней почти ничего не рассказывали.

– А зачем? – удивился я.

– Разве вы ее не любите?

– Не знаю, – подумав, ответил я. – Иногда мне кажется, что не люблю. Когда человек становится взрослым, он так или иначе отдаляется от родителей. И от матерей, и от отцов.

– По-моему, вы ее все-таки любите, – упорствовала Элли. – Иначе вы бы не задумались, отвечая на мой вопрос.

– Я вообще-то ее побаиваюсь, – признался я. – Она слишком хорошо меня знает. Знает мои слабости, я хочу сказать.

– Должен же кто-нибудь их знать, – заметила Элли.

– Что вы имеете в виду?

– Кто-то из великих сказал: ни один герой не может оставаться таковым для своего камердинера[8]. Наверное, каждому из нас требуется камердинер. Довольно трудно жить, если все время стараешься понравиться всем.

– Вы умница, Элли, – восхитился я и взял ее за руку. – А вы тоже все обо мне знаете?

– Думаю, да, – спокойно и просто ответила Элли.

– Я ведь не так уж много рассказал вам о себе.

– Точнее говоря, вообще ничего не рассказывали. Вы больше отмалчивались, когда я что-то спрашивала. Вот именно. И тем не менее я, по-моему, неплохо вас знаю.

– Не уверен, – отозвался я и продолжал:

– Пусть это звучит довольно нелепо, но я должен признаться, что люблю вас. Несколько запоздалое признание, не так ли? Ведь вы, конечно, давно уже об этом знаете, практически с самого начала, правда?

– Да, – сказала Элли, – а вы про меня? Верно?

– Вопрос в том, – решился продолжить я, – что нам дальше делать? Нам будет нелегко, Элли. Вы хорошо знаете, что я собой представляю, как я жил, чем занимался. Когда я ездил навестить мать, то как бы заново увидел, на какой мрачной и по-обывательски добропорядочной улочке она живет. Это совсем не тот мир, в котором существуете вы, Элли. И я не уверен, что нам удастся когда-либо их примирить.

– Вы могли бы познакомить меня с вашей матерью?

– Мог бы, – согласился я, – но лучше этого не делать. Наверное, это звучит грубо, даже жестоко, но, видите ли, нас с вами ожидает довольно странное будущее. Это будет не та жизнь, к которой привыкли вы, и не та, которую вел я. Это будет совсем иная, где нам предстоит примирить мои бедность и невежество с вашим богатством, образованностью и положением в обществе. Моим друзьям вы будете казаться высокомерной, а ваши друзья решат, что со мной неприлично появляться в свете. Итак, что же нам делать?

– Я скажу вам, – ответила Элли, – что мы будем делать. Мы будем жить на Цыганском подворье, в доме, нет, в воздушном замке, который нам построит ваш друг Сэнтоникс. Вот что мы будем делать. – И добавила:

– Но сначала нам надо пожениться. Вы ведь это имели в виду?

– Да, – сказал я, – именно это. Если вы, конечно, решитесь за меня выйти.

– Тут-то никаких сложностей, – деловито произнесла Элли. – Мы можем пожениться на следующей неделе. Я ведь уже совершеннолетняя. И потому могу делать все, что пожелаю. А это главное. Насчет родственников вы, наверное, правы. До тех пор пока все не будет кончено, я ничего не скажу своим родным и вы можете не говорить своей матери, а потом, если им угодно, пусть устраивают сколько угодно скандалов.

– Отлично, – обрадовался я, – все просто замечательно, Элли. За исключением одного досадного обстоятельства. Не хотелось бы говорить вам об этом, но… Мы не сможем жить на Цыганском подворье, Элли. Если мы и построим дом, то только не там. Цыганское подворье продано.

– Я знаю, что оно продано. – Элли засмеялась счастливым смехом. – Вы не понимаете, Майк. Это я купила его.

Глава 8

Мы сидели на усеянной цветами лужайке у ручья, журчавшего среди камней и идущих вдоль него пешеходных троп. Вокруг было множество людей, но мы их попросту не замечали, мы были увлечены обсуждением своего будущего. Я не сводил глаз с нее, она – с меня. Вообще-то разговор завела она, я же от переполнявшего меня ликования почти не мог разговаривать.

– Майк, – сказала она, – я должна кое-что тебе объяснить. Про себя.

– Не нужно, – ответил я, – не нужно мне ничего объяснять.

– Нет, нужно. Я должна была рассказать тебе об этом сразу, но мне не хотелось, потому что… Потому что я боялась, что ты уйдешь от меня. Этим в какой-то мере объясняется и мой поступок в отношении Цыганского подворья.

– Ты купила его? Но каким образом?

– С помощью адвокатов, – ответила она. – Как это обычно делается. А они одобрили мое намерение вложить капиталы в землю, ибо она растет в цене.

Было довольно странно вдруг услышать, с какой уверенностью и знанием дела нежная робкая Элли рассуждает о капиталах и недвижимости.

– Ты купила его для нас?

– Да. Я обратилась не к семейному нашему адвокату, а к своему личному. Объяснила ему, что меня интересует, заставила изучить вопрос и запустила машину в ход. Было еще двое покупателей, но они выжидали, боясь переплатить лишнее. Самое главное было не упустить сделку и подготовить все нужные документы, чтобы я могла подписать их, как только стану совершеннолетней. Документы подписаны, дело сделано.

– Но тебе ведь пришлось внести задаток. У тебя нашлись такие деньги?

– Нет, – ответила Элли, – нет, в моем распоряжении не было больших денег, но зато всегда можно найти людей, готовых ссудить нужную сумму. Например, обратиться в новую юридическую контору, где очень заинтересованы, чтобы к их услугам прибегали и впоследствии, когда у клиента будет полное право распоряжаться унаследованными деньгами. Они готовы пойти на риск, все-таки маловероятно, что клиент умрет в одночасье – как раз накануне дня рождения.

– У тебя такой деловой тон, – заметил я, – что у меня просто дух захватывает.

– Бог с ними, с делами, – сказала Элли. – Я еще не все тебе рассказала о себе. Кое о чем я тебе, правда, уже рассказала, но ты, по-моему, ничего толком не понял.

– Не хочу я ничего понимать, – взбунтовался я. И, почти срываясь на крик, добавил:

– Не надо мне ничего рассказывать. Не хочу ничего знать о том, что ты делала, кого любила или не любила.

– Я совсем не об этом, – возразила Элли. – Мне и в голову не пришло, что ты так это воспримешь. Не бойся, никаких любовных тайн у меня нет. До тебя я никого не любила. Дело в том, что… У меня есть деньги.

– Знаю, – сказал я. – Ты мне это уже говорила.

– Да, – чуть улыбнулась Элли, – я помню, как ты назвал меня «бедной маленькой богачкой». А богачка я не такая уж маленькая. Видишь ли, мой дед нажил огромное состояние на нефти. В основном на нефти. И кое на чем другом. Жены, которым он платил алименты, умерли, после чего наследниками были только мы с отцом, потому что два других его сына, братья отца, тоже погибли. Один – в Корее, а другой – в автомобильной катастрофе. Отец получил в наследство колоссальное состояние. Ну а после его внезапной кончины оно перешло ко мне. В завещании отец оговорил сумму, которая поступает в распоряжение моей мачехи, поэтому ни на что больше она претендовать не может. Все принадлежит мне. Я… я – одна из самых богатых женщин Америки, Майк.

– Боже милостивый, – пробормотал я, – ничего себе… Да, ты права, мне и в голову не приходило, что это… настолько серьезно.

– Я не хотела, чтобы ты знал. Не хотела тебе говорить. Поэтому и боялась назвать свою фамилию. Фенелла Гудмен. На самом деле я вовсе не Гудмен, а Гутман. Я подумала, что про Гутманов ты наверняка слышал, а потому решила произнести свою фамилию на английский манер: Гудмен.

– Да, – подтвердил я, – про Гутманов я что-то такое слышал. Но даже если бы ты назвала себя так, я бы ничего такого не подумал. Мало ли людей носят эту фамилию?

вернуться

8

…ни один герой не может оставаться таковым для своего камердинера. – Изречение принадлежащее француженке Анне Марии Корнюэль (1605—1694), хозяйке салона в Париже, известной своими остроумными и едкими афоризмами.