– Что ж, возьмите зажигалку с собой и покажите ей.

– Хорошо. Но если это действительно зажигалка Коры, странно, что мы с Элли ее не увидели. Там не так много вещей, и мы сразу бы ее заметили. Кстати, мы совсем недавно заходили туда… Зажигалка валялась на полу?

– Да, возле дивана. Но туда мог зайти кто-то еще. Местечко очень удобное – например, для любовного свидания. Я, конечно, имею в виду местных жителей. Но у них вряд ли нашлась бы такая вещь.

– Есть еще Клодия Хардкасл, – вспомнил я. – Но и у нее вряд ли имеются такие дорогие вещи. И что ей делать в «Капризе»?

– Она ведь дружила с вашей женой, правда?

– Да, – подтвердил я, – она была здесь самой близкой подругой Элли.

– Вот как? – удивился сержант Кин. Я пытливо на него посмотрел.

– Не хотите же вы сказать, что Клодия Хардкасл была… врагом Элли? Нет, это полная чепуха.

– В принципе, я с вами согласен, но, видите ли… женщины… никогда не знаешь, чего от них ожидать.

– Мне кажется… – начал я, но тут же замолчал, потому что то, что я хотел сказать, могло показаться крайне нелепым.

– Да, мистер Роджерс?

– Мне кажется, что Клодия Хардкасл была когда-то замужем за американцем… За американцем по фамилии Ллойд. А главного попечителя капитала моей жены в Америке зовут Стэнфорд Ллойд. Конечно, на свете сотни Ллойдов, и это может оказаться случайным совпадением. Однако какое все это имеет отношение к смерти Элли?

– По-видимому, никакого. Но тем не менее…

– Самое забавное, что в тот самый день, когда произошел… несчастный случай, я видел Стэнфорда Ллойда у «Джорджа» в Бартингтоне… Я ездил туда на ленч.

– Он домой к вам не приезжал?

Я покачал головой и добавил:

– Он был с дамой, которая мне показалась похожей на мисс Хардкасл. Но скорей всего я ошибся. Вы, наверное, знаете, что архитектор, построивший наш дом, – ее брат?

– Она интересовалась вашим домом?

– Нет, – ответил я. – По-моему, она довольно сдержанно относится к творчеству своего брата. – Я встал. – Не стану больше отнимать у вас время. Постарайтесь найти цыганку.

– Могу вас заверить, что поиски будут продолжаться. Коронеру она тоже очень нужна.

Я попрощался с ним и вышел из участка. И, тут, как говорится, легка на помине – из почтового отделения выходит Клодия Хардкасл. Как раз в тот момент, когда я шел мимо. Мы остановились. С некоторой неловкостью, которую испытываешь, когда обращаешься к человеку, только что похоронившему кого-то из близких, она сказала:

– Я очень переживаю смерть Элли, Майк. Больше я вам ничего не скажу. Я понимаю, как… как тяжко вам выслушивать все эти соболезнования. Но это… Но я должна была это вам сказать.

– Я знаю, – отозвался я. – Вы ведь любили Элли. Вы помогли ей почувствовать себя здесь как дома. Я очень вам благодарен.

– Я хотела задать вам один вопрос и, думаю, лучше спросить вас сейчас, пока вы не уехали в Америку. Я слышала, вы скоро уезжаете?

– Как только разберусь с делами.

– Я хотела спросить вас… не хотите ли вы продать ваш дом? Я подумала, что вы решите дать объявление о его продаже до отъезда… И если да, то мне хотелось бы первой услышать ваши условия.

Я смотрел на нее во все глаза. Вот уж от кого не ожидал подобного вопроса.

– Вы хотите сказать, что не прочь его купить? Но мне казалось, что современная архитектура вас не привлекает.

– Мой брат Рудольф сказал мне, что это его лучшая работа. А кому знать, как не ему? Вы, конечно, пожелаете получить за него большие деньги, но я готова их заплатить. Да, мне хотелось бы иметь этот дом.

Признаться, я был ошарашен. До этого наш дом явно не вызывал у нее восхищения. Интересно, подумал я – не в первый, кстати, раз, – каковы на самом деле их с братом отношения? Может, она поклонница его таланта? Иногда мне казалось, что она его не любит, даже ненавидит. Отзывалась она о нем очень странно. Но каковы бы ни были ее истинные чувства, Сэнтоникс значил для нее немало, в этом я не сомневался.

– Вы полагаете, что я продам дом и уеду отсюда – потому что здесь погибла Элли, – сказал я и медленно покачал головой. – Вы ошибаетесь. Мы с ней были здесь счастливы, и где, как не здесь, мне легче всего хранить память о ней. Нет, я не стану продавать Цыганское подворье – ни за какие деньги, уверяю вас!

Наши взгляды скрестились в безмолвном поединке. Она опустила глаза первой.

Я набрался храбрости и спросил:

– Вы когда-то были замужем. Меня это, конечно, не касается, но не зовут ли вашего бывшего мужа Стэнфордом Ллойдом?

Она молча на меня посмотрела, потом отрывисто произнесла:

– Да, – и отвернулась.

Полная неразбериха – вот все, что я помню о том кошмарном времени. Репортеры, задающие вопросы, требующие подробностей, огромное количество писем и телеграмм, и Грета, которая каким-то непостижимым образом со всем этим справляется…

К моему крайнему изумлению, родичи Элли оказались в тот момент вовсе не в Америке. Я был потрясен, узнав, что большинство из них здесь, в Англии. То, что Кора Ван Стивизант оказалась в Англии, это понятно. Она была женщиной неугомонной и металась по всей Европе: из Италии в Париж, оттуда в Лондон, из Лондона обратно в Америку – сначала в Палм-Бич[35], а потом на Запад, на свое ранчо. В день смерти Элли она была всего в пятидесяти милях от нас, пытаясь подыскать подходящий дом в Англии. Она прилетела на два-три дня в Лондон, нашла новых агентов по торговле недвижимостью, известила их о своих условиях, разъезжая по округе, осмотрела с полдюжины домов. В тот самый день Стэнфорд Ллойд, как выяснилось, прилетел в Лондон на том же самолете на какое-то деловое свидание. И узнали они о смерти Элли не из телеграмм, отправленных нами в Соединенные Штаты, а из газетных сообщений.

По поводу похорон возник ожесточенный спор. Я считал, что Элли следует похоронить там, где она умерла. Там, где мы с ней жили.

Но ее семейство было категорически против. Они пожелали перевезти ее тело в Америку, чтобы похоронить там, где покоятся ее предки: дед, отец, мать и прочие родственники. В их желании, если вдуматься, не было ничего противоестественного.

На переговоры со мной явился Эндрю Липпинкот.

– Она никогда не высказывала никаких пожеланий относительно того, где ее похоронить, – весьма резонно заметил он.

– А с какой стати она должна была высказывать такие пожелания? – разозлился я, – Сколько ей было? Двадцать один! В двадцать один год никто не задумывается о смерти и о том, где и как его похоронят. Наверное, она захотела бы, чтобы нас похоронили рядом. Но кто думает о смерти в расцвете лет?

– Совершенно справедливое замечание, – согласился мистер Липпинкот. – А затем сказал:

– Боюсь, вам тоже придется съездить в Америку. Есть много деловых вопросов, которые требуют вашего внимания.

– Деловых вопросов? А какое я имею отношение к бизнесу?

– Самое прямое, – ответил он. – Разве вам не известно, что, согласно завещанию, вы являетесь основным наследником состояния, принадлежавшего Элли?

– В качестве ближайшего родственника?

– Нет. Согласно ее завещанию.

– Разве Элли оставила завещание?

– Конечно, – ответил мистер Липпинкот. – Элли была деловой женщиной. Это и неудивительно, ведь она с малых лет жила среди бизнесменов. Поэтому, как только она стала совершеннолетней, то есть незамедлительно после регистрации брака, она составила с помощью своего лондонского адвоката завещание, один экземпляр по, ее распоряжению переслали мне. – Помолчав, он сказал:

– Если вы приедете в Штаты, настоятельно рекомендую вам передать свои дела в руки хорошего адвоката.

– Зачем?

– Потому что при наличии огромного капитала, большого количества недвижимости, ценных бумаг и пакетов акций в различных отраслях промышленности вам потребуется правовая помощь.

– Я ничего не смыслю в таких вещах, – признался я. – Ничего.