Пальцы, цеплявшиеся на шершавое дерево, ослабели, Иззи соскользнула вниз по столбу и упала на пол.

Спуститься самому со второго этажа оказалось труднее, ибо каменная резьба была скользкой от намокшего от дождя птичьего помета, но Джулиан ничего не замечал в своем ликовании. Когда руки его, в конце концов, соскользнули, и он упал с высоты в десять футов и свалился в грязь, то лишь перекатился на спину и испустил торжествующий вопль.

Несколько улыбающихся мужчин подняли его на ноги, хлопая в тщетной попытке отряхнуть от грязи. Один молодой парень, крепкий как дуб, обхватил Джулиана руками, закричав: «Вы спасли мою сестру, милорд». Джулиан высвободился, похлопав плачущего от радости парня по плечу, и велел ему позаботиться о девочке.

Джулиан наблюдал, как люди Дарингема, его люди, собираются вокруг четырех плачущих от счастья семей. И старые, и молодые, открыто выражали свой страх и облегчение. Впервые он увидел в них не только часть своего наследства, не только долг перед братом, но и людей.

Таких же людей, как он, Иззи, Мэнни и Эрик. Друзья и семьи, сообщество, которое объединилось, чтобы спасти своих. И судя по теплым улыбкам и сердечным похлопываниям по спине, он для них тоже, очевидно, пересек какую-то черту.

– Вы то, что надо, ваша милость. Никогда не думал, что увижу, как владелец Дарингема будет рисковать собой, чтобы спасти крестьянских детей. – Старик, стоявший рядом с ним, задумчиво потер подбородок. – Ваш брат… он был бы рядом с вами там, в огне. Он тоже был то, что надо, да.

Джулиан застыл, вновь оживив в памяти свое твердое убеждение в том, что люди Дарингема считают его недостаточно подходящим в сравнении с братом. Он отвернулся от семей, чтобы внимательно посмотреть на старого крестьянина. В лице старика он не увидел никаких признаков того, что он менее достойный хозяин, чем его покойный брат. Не увидел ничего в мокром от дождя лице, кроме сдержанного восхищения и уважения, которые, он знал, завоеваны не титулом.

– Да, – согласился Джулиан, чувствуя, как часть горечи ушла из души. – Он был бы там со мной.

Старик сдержанно, но почтительно кивнул и вернулся в толпу.

В душе у него действительно Что-то произошло, что-то изменилось. Возможно, он никогда не полюбит занятие сельским хозяйством, но теперь он чувствовал груз ответственности иначе. Это была скорее честь, чем бремя.

Дождь перенял стремительность и силу от огня, и ведра, наконец, начали успешно бороться с пламенем. Джулиан приказал, чтобы все было, как следует, намочено, и отошел от цепочки ликовавших мужчин. Широко улыбаясь людям, которые радостно приветствовали благословенный дождь, Джулиан схватил обеспокоенного Симмса.

– Где ее милость? Она в доме? – Услышав озадачивающий ответ камердинера, он поборол внезапно нахлынувшую тревогу.

– Ваши лошади, милорд!

Лошади. Джулиан резко повернулся, но даже оттуда, где он стоял, было видно, что уже слишком поздно. Хотя дождь залива пылавшую крышу, дым и искры валом валили из открытых дверей конюшни. Лишь языки пламени вырывались из безмолвного строения.

Все произошло быстрее, чем он думал, но, возможно, это к лучшему. К тому времени, когда он подал из окна последнего ребенка, оставалось мало надежды успокоить животных настолько, чтобы благополучно вывести их. Обезумевшие лошади были бы слишком опасны. О Боже, как, бедняги, должно быть, страдали! Тристан. Почувствовав дурноту, Джулиан отвернулся.

– Нет, милорд! Вон там! – Схватил Джулиана за рукав, Симмс повернул его, указав куда-то в сторону. Там, сгрудившись в кучу, с непокорным Тристаном на страже, стояли несколько перепуганных кобыл.

С пронзительным ржанием одна лошадь бешеным галопом выскочила из конюшни. Белая шкура призрачно блестела на фоне задымленного дверного проема.

Он не верил своим глазам. Как? Кто? После первого наплыва радости его охватил неподдельный ужас. Иззи. Повернувшись, Джулиан лихорадочно оглядел кучки людей, но нигде не увидел стройной фигурки своей жены.

– Иззи! – Крик вырвался из его саднящего горла, и он побежал так быстро, как никогда еще не бегал. Он понял, что это сделала она. Хуже того, он понял, что она все еще в этой проклятой конюшне. И, нырнув в клубившийся дым, понял, что без нее отсюда не выйдет.

Дым был густым, черным от горящей соломы, и Джулиан буквально полз по грязному полу. Под дымом все еще было немного относительно чистого воздуха, и он лишь надеялся, что Иззи знала об этом.

Пламя уже уничтожило дальний конец конюшни, где жили конюхи, и сейчас прорывалось через складское помещение над ним. Внизу, на полу, все еще было относительно прохладно, ибо открытая дверь обеспечивала тягу воздуха.

Но это ненадолго. Уже сейчас пучки горящей соломы падали вокруг него, и очень скоро небольшое пространство будет охвачено огнем. Где же она?

Солома была сбита в кучи, и дверь одного стойла оказалась наполовину сорванной с петель. Рука его скользнула по чему-то шелковистому, и он узнал халат Иззи. Двигаясь еще быстрее, он пополз вперед как безумный.

– Иззи! Иззи! – Дым душил его крики, когда он отчаянно передвигался от стойла к стойлу, вглядываясь в освещенную огнем темноту. Затем он увидел мерцание ее ночной рубашки, белеющей на фоне разбитой двери стойла.

Иззи лежала у основания столба, одна маленькая ладошка приложена к лицу, будто она спала. О Боже! Нет, нет, нет…

Обхватив жену руками, Джулиан потянул ее к себе. Отведя назад волосы, увидел на лбу струйку крови. Отчаянно молясь, он прижал голову к ее груди, но не услышал ничего, кроме рева огня. Надо вынести ее отсюда. Крепко прижав жену к себе, он пополз к двери.

– Джулиан?

Сердце его остановилось, затем снова радостно забилось. Он не задерживался, не хотел, чтобы она узнала, в какой они опасности, поэтому прижимал ее лицо к своей шее и продолжал двигаться.

– Я здесь, любимая. Мы уже почти выбрались.

– Продай ее, Джулиан. Белую кобылу.

– Конечно. Мы непременно продадим ее.

– Если только ты не хочешь плодить глупость. У нее совсем нет мозгов.

Джулиан пробормотал что-то успокаивающее, молча, поклявшись собственноручно пристрелить белую кобылу при первой же возможности. Черт, он бы с радостью пристрелил их всех, включая Тристана, только бы Иззи была вне опасности.

Какая же она глупая. Неужели не понимает, как нужна ему. Они уже почти достигли дверей, он чувствовал дуновение свежего воздуха на лице. Рискнув, он подхватил Иззи на руки и побежал, стараясь не дышать.

Когда они выбежали из дыма под дождь, последовало мгновение мертвой тишины, а потом ночь взорвалась радостными криками. Джулиан повернулся, чтобы Иззи могла видеть ликующую толпу, окружившую их.

– Смотри, Задорная Изадора! Все рады тебя видеть. Полуживая и вялая в его объятиях, Иззи все-таки сумела выдавить слабую улыбку для своих доброжелателей.

Не все, однако, ликовали.

– Эппингем!

Джулиан заморгал при виде деда, который впервые за много лет оказался за пределами своих покоев. Герцог лежал, болезненно согнувшись, в кресле, лицо исказилось от усилий сидеть прямо, когда колеса кренились и подпрыгивали на неровной дороге.

– Что все это значит? Почему ты здесь играешь со своими дурацкими пони, когда дом горит?

Толкаемое запыхавшимся лакеем инвалидное кресло с высокой спинкой остановилось перед Джулианом, преградив ему путь к дому.

– Ответь мне, негодный хлыщ! Почему ты валяешь дурака? Поставь девку и займись делом! – Старик замахнулся тростью на лакея, который попытался поправить ему ноги. – Пошел вон!

Джулиан посмотрел на человека, которого боялся и уважал всю свою жизнь. Он ждал, что всколыхнется старая ярость, расцветет ненависть. Но не почувствовал ничего, кроме настойчивой потребности отнести жену в дом.

– Она не девка. Она моя жена. – Прижав Иззи к себе, он шагнул в сторону, обходя кресло. Иззи нужна теплая сухая постель и, возможно, доктор. Герцог подождет.