— Алекс…

Ари неслышно вошла и мягко, бесшумно опустилась рядом. Я улыбнулась. Люблю ее кошачьи движения. И у герцога такие же, хотя при чем тут Ральф? Ну вот! Опять! Опять я зову оборотня по имени. С чего? Ладно. Не сейчас. Я посмотрела на сестру — бледная, глаза красные, золотые волосы растрепались…

— Как ты? — спрашиваю.

Ответ я знаю — плохо. Но… Не спросить не могу.

— Есть надежда? — шепчет Ари вопросом на вопрос, кивая на булавку.

— Надежда есть всегда, — вздыхаю. — Можно попросить?

— Все, что угодно.

— Обнюхай ее, — я протянула львице зажатую между двумя пальцами булавку. — Что чувствуешь? Хоть какие-то мысли есть?

Ари нахмурилась. Ее неуверенный взгляд говорил о том, что она перестала быть оборотнем, следовательно, обоняние у нее сейчас не слишком, но… Но булавку взяла. Уже хорошо.

Оборотень прикрыла глаза и глубоко втянула воздух, поднеся вещицу к самому носу. Черты лица на ее лице заострились, волосы вспыхнули, и мне даже показалось — удлинились и заострились ногти? Нет. Показалось. Здесь просто темно, плавающие светящиеся шары рождают причудливые тени.

— Ничего, — сестра качает головой, протягивая булавку.

— Так и думала! — я стукнула ладонью о столешницу — радостно звякнули стоящие в ряд пузырьки с реактивами.

— О чем это ты?

— Смотри. Когда… Прости, что напоминаю, но сейчас это важно. Когда с тобой это случилось, никаких артефактов на тебе не было, так?

— Не уверена. Точно я не знаю.

— Я знаю! Я просмотрела все записи отца, а их у него на эту тему более чем достаточно. На тебе не было никаких артефактов, на тебе не было НИКАКОГО воздействия, понимаешь? Отец проверял. Они с Морганом пробрались к тебе — изучили одежду, вещи. Все, до чего смогли добраться.

— Что?!

— Ой, да ладно! Ты будто папу не знаешь!

— Ну да, — Ари нахмурилась. — А уж папа вместе с Морганом — те еще ищейки. Но почему они мне ничего не сказали?

— Потому что ничего не нашли. Не было артефактов. Не было даже следа от них.

— И как нам это сейчас поможет?

— Артефакт, который подкинули королю — не артефакт.

— Ты уверена?

— Думаю — да. По крайней мере, с помощью этой изящной, дорогой вещицы никто способность к обороту не потерял бы. И у Ра… Герцога… Тоже не было никакого внешнего воздействия, если вспомнить.

— И что ты хочешь этим сказать?

— Если кто-то не рычит как лев и не выглядит, как лев, то кто он? Лев или не лев?

— То есть… Я не понимаю, Алекс! Что это значит?

— Если нет следов воздействия артефакта — что это значит? Был артефакт или его не было?

— Я… Я не знаю.

— То-то и оно. Я тоже не знаю, Ари. Но я думаю — артефакта не было. Кто-то, кем бы он ни был, воздействовал с помощью магии, о которой мы ничего не знаем. К которой не привыкли. Поэтому и не видим следов.

— Возможно, но… Ох, Алекс! Что же нам тогда делать? Как быть?

— Тебе — спать, Ари! На тебе лица нет. Дай, пожалуйста, палец…

Ари протянула палец, чтобы Алекс взяла кровь.

— Ну… что? — я посмотрела сестре в глаза.

— Я… ох, Алекс! Я чувствую себя такой…

— Какой?

— Никчемной. Особенно глядя на тебя — маленькую, отважную. У тебя есть магия. Есть знания, переданные отцом. Ты можешь бороться. А я?

— Ты — адвокат дома Марлоу! Лучший. Ари, ты…

— Знания законов нам сейчас ни к чему, — упрямо покачала она головой. — Ты не понимаешь! Мне хочется… обернуться! Зарычать, разодрать, разорвать! Но я не могу. Не могу — понимаешь? Я — «недооборотень»!

— Ари!

— Молчи, Алекс! Не возражай. Мне надо высказать… Я — «недоооборотень»! А теперь и Ральф тоже! Что? Что с нами будет теперь?

— Ари! — я бросилась к сестре и обняла — так крепко, как только могла, стараясь вложить всю силу, уверенность в победе и любовь — все, что еще пряталось в глубине души не смотря ни на что. — Знаешь… Иди спать. Тебе надо отдохнуть.

— А ты?

— Я тоже. Чуть позже. Мне надо кое-что доделать. Совсем чуть-чуть. Потом я пойду спать. Обещаю!

— Мадам Клай приготовила…

— Я поем. Потом. Обещаю. А сейчас оставь меня, хорошо? Ну…пожалуйста!

Сестра улыбнулась, вот только улыбка получилась вымученной и очень грустной. Это придало еще больше решимости и сил! Она должна! Должна что-то найти!

Рука потянулась к моноклю. Морган одолжил. С явным, кстати, сожалением. Он, наверное, им очень дорожит — все-таки подарок отца. Так… Что тут у нас?

Шары светят мягким, голубым светом — пляшут осторожные, любопытные тени на стене, а у меня — ничего. Ничего нового. Не за что зацепиться! Совсем…

Пляшут тени на стене и превращаются в море горячего, золотого песка. Ветер гонит странные, незнакомые запахи. Алое солнце садится на горизонте.

Солнце? Где она?

Ноги чувствуют песок. Мягкий, теплый. И кто-то… Кто-то плачет в закатных сумерках. Тихо-тихо. Шелест прозрачных крыльев, синий огонек между моих, сложенных лодочкой ладоней…

— Кто ты? — шепчу я, поднимая существо к глазам, пытаясь понять — что это?

Или…кто?

Синие, чуть раскосые глаза смотрят в душу, сверлят сознание — и я ощущаю с ними связь. Связь эту я не могу себе объяснить, но чувствую так остро, что сердце бьется — бьется громкими, разрывающими тишину ударами — так сильно, как никогда прежде. И снова вокруг пески, но теперь они подернуты светящимся белесым туманом, и я понимаю, что вижу «сон во сне».

«Наверное, это тот маленький, синий огонек с легкими, быстрыми крылышками и раскосыми глазами показывает мне все это. Хочет что-то сказать…».

Мысль родилась и исчезла, растаяла, унеслась падающей звездой, а перед глазами появился…Ральф? Огромный, сильный, сотканный из серебристого тумана лев стоял, ветер играл густой гривой, а рядом, соединившись с ним яркой, переливающейся плотной нитью, танцевал крылатый огонек. Это зрелище наполнило ликующим счастьем! Радостью, надеждой… Мне стало так хорошо, и вдруг…

Вдруг нить оборвалась! Все исчезло. Пустота. Пустота и отчаяние. Снова вокруг, куда ни посмотри — золотой песок. Солнце почти село — едва горит последний кроваво-красный луч. Я смотрю на свои ладони. Маленькое, синее существо смотрит с мольбой прямо в душу, прижимая к груди оборванную нить.

— Помоги…

Ральф

Скоро все закончится…

Для него, льва, утратившего способность к обороту, того, кто не сможет доказать и продемонстрировать на арене предков силу — медленно сядет солнце, подарив на прощание последний золотой луч. Он не способен отдать дань великим, восславить предков, а потому подлежит устранению. Чтобы не портить кровь. Чистота крови — уважение к предкам. Все, кто не оправдывают вложенный прадедами потенциал — уходят мужественно, уступая дорогу достойным — сильным, избранным…

Скоро все закончится.

А потому — времени мало! Он должен действовать! Вот только у него, в отличии от наивного мальчишки — надежды нет. Он не мечтает о том, что все еще может закончиться хорошо. Он лишь хочет успеть исполнить свой долг. Пусть Алекс Марлоу верит в лучшее. В конце концов, в этом возрасте нельзя, наверное, по-другому, и юный артефактор мечтает о том, как герцог и его сестра (а заодно и его величество король), вскоре вернут себе способность к обороту, волки получат вакцину, и все станет на свои места — враги повержены, а счастье… Счастье обязательно придет!

Он остановился. До управления осталось совсем немного. Палит солнце, цветет дикий волчанник бело-розовыми гроздьями, дорожки усыпаны мраморной крошкой… Тишина. Спокойствие. Чем ближе к небольшому парку, за которым уже выглядывают колонны ведомственного комплекса — тем слышнее пение птиц. Как же они называются? Крошечные черные птички с ярко-синими перышками на крыльях? Забыл.

Но дело не в этом. Дело в том, что волки гибнут, львы теряют способность к обороту, а вокруг, ни о чем не подозревая, суетятся мирные жители. И птички поют… да.

Предки… о чем он только думает? Он безопасник, а не поэт. Что за… лирическое настроение? Или вместе со способностью к обороту он утратил ясность ума?