На Эфрафу опускались сумерки. И в гаснущем свете Генерал Дурман наблюдал, как на лужайку рядом с огромным пастбищем, которое раскинулось между городком и железной дорогой, в «силфли» вышли кролики Тылового Подразделения. Почти все они грызли траву рядом с норами, которые выходили почти прямо на луг, незаметные между кустов и деревьев, росших вдоль заброшенной тропы для верховой езды. Но кое-кто все же осмеливался выбежать в поле погреться и поиграть в лучах вечернего солнышка. Дальше стояли часовые Ауслы, готовые в любой момент, завидев элиля или человека, дать сигнал тревоги либо одернуть кролика, который забрался слишком далеко, чтобы успеть спрятаться в норе по первому знаку.

Старший офицер Подразделения, Капитан Кервель, только что вернувшийся после обхода постов, разговаривал с какой-то крольчихой почти в центре площадки, как вдруг заметил подходящего Генерала. Капитан быстро осмотрел еще раз свои владения — все ли в порядке. И так как ему показалось, что нарушений нет, он с видом почти равнодушным принялся жевать лист сладкой веснянки.

Генерал Дурман был кролик-одиночка. Родился он три года назад — самый сильный из пятерых новорожденных — в норе неподалеку от садового домика в Коул-Хенли. Его отца, беззаботного и веселого кролика, ничуть не беспокоила близость человеческого жилья. Он вспоминал об этом разве что по утрам, когда бегал позавтракать на огород. А хозяин, две-три недели погоревав над испорченным салатом и обгрызенной молодой капустой, залег в засаду и подстрелил легкомысленного шалопая, когда тот на рассвете пришел на картофельную грядку, Но человек на этом не остановился. Он раскопал нору и вытащил оттуда крольчиху и малышей. Матери Дурмана все же удалось удрать по капустному полю к холмам, крольчата метнулись было за ней, но человек переловил всех, кроме Дурмана. Подстреленная мать, истекая кровью, бежала среди бела дня вдоль изгородей, а малыш кое-как ковылял сзади.

Вскоре запах крови привлек горностая, и тот пошел по их следу. Крошечный крольчонок спрятался в высокой траве и видел, как погибла мать. Он даже не попытался бежать, но горностай, утолив голод и не взглянув в его сторону, скрылся в кустах. А через несколько часов старый школьный учитель из Овертона, прогуливаясь по полям, наткнулся на малыша, который лежал, прижавшись мордашкой к холодному неподвижному телу, и плакал. Учитель принес его домой, поселил на собственной кухне и кормил молоком из пипетки до тех пор, пока крольчонок не подрос и не научился есть отруби и зелень. Но Дурман не вырос ручным. (Он, как куперовский заяц, грыз все подряд.) Уже через месяц он стал большим, сильным и злым. Он едва не прикончил учительскую кошку, которая застала его одного на полу в кухне и решила немного погонять. А неделю спустя, ночью, Дурман перегрыз проволоку, выбрался из клетки и исчез в чистом поле. Любой крольчонок, оказавшийся в таком положении, безо всякого опыта жизни на свободе, стал бы жертвой первого хищника. Любой — но не Дурман. Через несколько дней он набрел на небольшой городок и когтями, зубами заставил хозяев смириться со своим присутствием. Вскоре он убил одного за другим двух вожаков и одного своего соперника по имени Рыжик и стал Старшиной. В бою он был страшен. Равнодушный к боли, Дурман бился только насмерть — налетал, обрушиваясь, на противника, сбивал с ног, и так до тех пор, пока тот, измученный, не падал без сил. Те, у кого не хватило мужества вступить с ним в спор, очень скоро согласились признать его вожаком.

Дурман был готов дать отпор кому угодно, кроме лисы. Однажды вечером он напал на выбежавшего в поле на охоту щенка-абердинца. Он знать не хотел, что такое страх перед хищниками, и мечтал когда-нибудь убить ласку или горностая. Проверив силы, Дурман понял, что утолить одолевавшую его жажду власти можно лишь одним способом — полностью подчинить себе кроликов. Ему нужен был не городок, а целое королевство. Дурман прекрасно отдавал себе отчет, насколько мешают ему в этой затес люди, но против них у кроликов есть хитрость и дисциплина. Дурман оставил маленькое поселение и вместе со своими единомышленниками отправился на поиски места, которое подошло бы для осуществления его планов, места, где удалось бы скрыть самое существование городка, а значит, спасти его от истребления.

Эфрафа возникла у перекрестка двух верховых дорожек. Одна из них (та, что шла с востока на запад) так густо заросла по обеим сторонам кустами и деревьями, что напоминала тоннель. Дурман привел сюда переселенцев, и между корней и вдоль канав они вырыли первые норы. Жизнь в городке пошла на лад. Дурман отдавал ему всю душу, чем завоевал сердца кроликов куда больше, чем силой. Если крольчихи уставали рыть норы, он отпускал их поспать, а сам становился на их место. Если туда забредал человек, Дурман предупреждал о нем еще за полмили. Он дрался с крысами, сороками, серыми белками и как-то раз даже сцепился с вороной. Когда подрастали крольчата, он сам возился с ними, отбирал самых сильных в Ауслу и брался за их воспитание. И никому не позволял уйти из городка. Вскоре после переселения три кролика попытались было улизнуть, но Дурман выследил их, догнал и силой вернул обратно.

Город рос, и Дурман совершенствовал свою систему управления. Ему пришло в голову, что толпа пасущихся утром и вечером кроликов наверняка может привлечь чье-то внимание. И он придумал подразделения, поставил во главе каждого офицера, выбрал часовых, а в «силфли» разрешил выходить только в излюбленное всеми время — рано утром и на закате. Все приметы присутствия в лесу кроликов он приказывал прятать, как только можно. Гвардейцам Ауслы разрешалось больше — они могли сами выбрать себе подругу, ходили, куда хотели, и ели, когда хотели. Но любая ошибка на службе каралась понижением в звании и потерей привилегий. Рядовым кроликам полагались куда более суровые наказания.

Когда Дурман понял, что одному во все стороны уже не поспеть, он создал Совет. В Совет вошла часть гвардейцев, остальных Дурман выбрал исключительно за ум или преданность. Так, почти оглохший старик Подснежник был непревзойденным специалистом по безопасности. Это он посоветовал не соединять переходами разные подразделения, чтобы болезнь или отрава не распространились на все племя. Заговор тоже так легче заметить. И кроликам запретили ходить в гости друг к другу без разрешения офицера. По совету того же Подснежника Генерал взял под свой контроль и рытье новых нор, ибо чрезмерно разросшийся город станет заметным, да и центральную власть в нем наверняка не удержишь. Нелегко было Подснежнику убедить в этом Дурмана, ибо такой контроль ограничивал не только город, но и неиссякаемое стремление Генерала добиться все большей и большей власти. Теперь понадобилось искать новый выход, и, едва приказав прекратить строительство, Генерал придумал Внешние Патрули.

Начались они под командой Дурмана с обыкновенных налетов на чужие владения. Генерал брал с собой трех-четырех гвардейцев и просто бежал на поиски приключений. С самого начала им повезло — наткнувшись на больную сову, которая съела мышь, отравившуюся зерном, они загнали ее и убили. А на следующий день встретили двух «хлессилей» и привели силой в Эфрафу. Но Дурман был не просто громила. Он умел и подбодрить своих, и зажечь в них жажду соревнования. Прошло совсем немного времени, а офицеры уже наперебой просили позволения пойти в патруль. Дурман начал давать задания — найти в заданном направлении «хлессилей», выяснить, не появились ли в том или ином амбаре крысы, не пора ли их выгнать оттуда. Он запрещал патрулям только одно — подходить близко к фермам и огородам. Однажды патруль, которым командовал Капитан Ятрышник, обнаружил в двух милях к востоку от Кингслер-Овертонской дороги, на опушке Орехового леса, крохотный городок. Поход против жителей городка возглавил сам Генерал — племя было разбито, оставшихся в живых доставили в Эфрафу, но через некоторое время кое-кто из пленников дослужился даже до Ауслы.