Гафса повел Принца Радугу, а с ним и всех членов суда к яме. Никакой моркови они, конечно, там не нашли и вернулись обратно.

— Я весь день просидел у себя в норе, — сказал Эль-Ахрайрах, — и могу это доказать Я хотел отдохнуть в одиночестве, но если у тебя много друзей это не так просто, — впрочем, неважно. У меня не было времени перепрятать морковь. Даже если она и была тут — добавил он. — И больше мне сказать нечего.

— Принц Радуга, — проговорила кошка. — Я терпеть не могу кроликов. Но я даже не представляю, кто осмелится утверждать, будто этот несчастный украл у тебя морковь. Твой свидетель просто сумасшедший — как мартовская погода, — так что хватит, освободи пленника.

С ней согласились все.

— Убирался бы ты поскорее — сказал Эль-Ахрайраху Принц Радуга. — Марш в свою нору, пока я сам не прибил тебя, Эль-Ахрайрах.

— Я ухожу, милорд, — сказал Эль-Ахрайрах. — Но нельзя ли мне попросить, чтобы ты забрал своего кролика, ибо он докучает нам своей глупостью.

И Принц Радуга забрал с собой Гафсу, а народ Эль-Ахрайраха зажил спокойно, если не считать беспокойством ту мелкую неприятность, которая случается после слишком большого количества съеденной морковки. Но случилась она намного раньше, чем Проказнику удалось отмыть хвост добела, — во всяком случае, так рассказывал мой дед.

Люди говорят «Пошел дождь — жди проливня» Поговорка не слишком точная, потому что довольно часто дождь бывает безо всякого ливня. У кроликов поговорка куда точнее. Она гласит «Одной тучке — всегда скучно». И действительно, если появится тучка, жди, что скоро затянет все небо. Но как бы то ни было, на следующий день на холме произошли некоторые драматические события, и у Ореха второй раз появилась возможность претворить в жизнь свои намерения.

Рано утром, выйдя из норы и окунувшись в ясную серенькую тишину, кролики побежали в «силфли». Воздух еще не прогрелся. На траве лежала густая роса, ветра не было. Над головой быстро пролетел клин из нескольких уток, державших путь куда-то в дальние края. Кролики услышали шелест крыльев, потом шум их замер, и утки исчезли над южным склоном. И снова все смолкло. Из растаявших сумерек родилось напряженное ожидание — будто нависла на скате крыши снежная глыба и вот-вот рухнет. А потом весь холм и долина, земля и воздух — все осветилось лучами восходящего солнца. Как могучий бык легким, но непреклонным движением отводит голову в сторону от руки прислонившегося к яслям человека, от скуки потрогавшего его рог, так и солнце является в мир легко, во всем блеске спокойной огромной мощи. Ничто не в силах ни задержать, ни помешать его явлению. И на целые мили вокруг без единого звука засияли листья, заблистала трава.

За лесом Шишак и Серебряный навострили уши, понюхали воздух и понеслись галопом вслед за собственной тенью. Продвигаясь вперед в невысокой траве, останавливаясь, чтобы съесть листок или оглядеться, они наткнулись на канавку шириной не больше трех футов Шишак, который бежал впереди, неожиданно остановился и сел, стараясь рассмотреть ее сквозь траву. Дна он не увидел, но почувствовал, что там кто-то есть, и этот «кто-то» довольно большой Шишак раздвинул носом травинки, глянул вниз и увидел изгиб белой спины. «Кто-то» был ростом почти с Шишака. Шишак, не шевелясь, немного подождал, но незнакомец не двигался.

— У кого спина белая, а, Серебряный? — прошептал Шишак.

Серебряный задумался.

— У кошки.

— Нет, непохоже.

— С чего ты взял?

В ту же минуту из ямы послышалось хриплое свистящее дыхание. Продолжалось это несколько мгновений. Потом снова наступила тишина.

Шишак и Серебряный всегда были о себе неплохого мнения. Не считая Капитана Падуба, из Сэндлфордской Ауслы выжили только они, и цену себе знали оба. Стычка в амбаре с крысами была серьезной проверкой, показавшей, чего они стоят. Потому сейчас бежать в «Улей» докладывать, что заметил кого-то в яме и бросил там на произвол судьбы, он не мог. Шишак обернулся, взглянул на Серебряного. Понял, что тот не трусит, еще раз взглянул на странную белую спину и пошел прямиком к яме. Серебряный — следом.

В канавке была не кошка. Там лежала птица — большая птица, не менее фута ростом. Кролики раньше таких никогда не встречали. Белыми оказались только шея и плечи, их друзья и заметили сквозь траву. Сама спина и сложенные поверх хвоста длинные острые крылья с черной каймой по краям были светло-серого цвета. Голова же была темно-коричневая, почти черная. Приятели увидели темно-красную ногу с тремя сильными перепончатыми пальцами и острыми когтями. Потом — мощный, загнутый книзу острый клюв. Клюв раскрылся, обнажив красную глотку. Птица яростно зашипела, пытаясь подняться, но осталась на месте.

— Раненый, — сказал Шишак.

— Да, похоже, — ответил Серебряный — Правда, что-то я раны не вижу. Обойду-ка кругом…

— Осторожно! — крикнул Шишак. — Еще ударит!

Обходя ямку, Серебряный подошел к голове птицы.

И отскочил как раз вовремя. Резкий, быстрый удар клюва прошелся мимо.

— Он мог сломать тебе ногу, — сказал Шишак.

Кролики скорчившись, глазели на птицу — оба понимали, что она встать не сможет, — как вдруг хриплый и громкий вопль «Йарк! Йарк! Йарк!», на таком расстоянии просто оглушительный, расколол утренний воздух и разнесся по всей округе. Шишак с Серебряным кинулись прочь.

На опушке леса они все же пришли в себя и к дому подошли с некоторым достоинством. Орех побежал навстречу. Широко распахнутые глаза и трепещущие ноздри обоих приятелей говорили сами за себя.

— Элиль? — спросил Орех.

— Если честно, я и сам хотел бы это знать, — отозвался Шишак. — Большая птица, я таких не видел.

— Большая? Как фазан?

— Нет, поменьше, — промолвил Шишак, — но больше лесного голубя, и презлющая.

— Это она кричала?

— Да. И я здорово испугался. Мы сидели совсем рядом. Но она почему-то не может встать.

— Она что, умирает?

— Вряд ли.

— Пойду-ка я посмотрю, — сказал Орех.

— Она жутко злая. Ради всего святого, Орех, будь осторожней!

Вслед за Орехом Шишак и Серебряный вернулись к канавке. Вся троица устроилась рядом на безопасном расстоянии, а птица переводила настороженный, отчаянный взгляд с одного на другого. Орех обратился к ней на лесном наречии:

— Ты ранен? Не летишь?

В ответ раздался незнакомый и странный резкий клекот. Откуда бы ни взялась эта птица, она прилетела издалека. Говор был резкий, нездешний. Приятелям удалось разобрать лишь несколько слов.

— Блисско… кха! кха!.. вы блисско!.. йарк!.. меня угробить… меня не угробить… я ещще не сдафаться… — Темная голова птицы заметалась из стороны в сторону. Потом вдруг она провела клювом по земле. И приятели в первый роз заметили бороздки и вырванную траву. Птица поскребла клювом по краю канавки, подняла голову и снова взглянула на кроликов.

— Кажется, он умирает с голоду, — сказал Орех — Надо его накормить. Шишак, ну-ка пойди, поищи червяков или что-нибудь в этом роде, это хорошая птица.

— Э-э… что ты сказал, Орех?

— Пойди, поищи червяков.

— Я?!

— И чему тебя только учили в Аусле? Хорошо я пойду сам, — сказал Орех. — А ты, Серебряный посиди здесь.

Немного помедлив, Шишак все же отправился вслед за Орехом и тоже принялся скрести сухую землю. Червяков на холмах вообще немного, а дождя уже не было несколько дней. Через некоторое время Шишак бросил это занятие.

— Может, жуков поискать? Или мокриц? Или я уже не знаю кого.

Они нашли несколько гнилых деревяшек и принесли птице. Орех осторожно подвинул к ней одну палочку.