— Пшел с дороги, ты, грязный, паршивый клоп трусохвостый! — рявкнул Шишак. — А теперь иди, жалуйся на меня, — бросил он через плечо и пошел к себе в нору.

Как только стемнело, Орех проскользнул по голой твердой земле под железнодорожной аркой на северную сторону, сел и прислушался. Вскоре подошел Пятик, и они пробежались немного в поле в сторону Эфрафы. Воздух был теплый, густой, пахло дождем и созревающим ячменем. Казалось, все замерло. Но сзади, у реки, на зеленом берегу Тэста, раздавался пронзительный, слабый, несмолкающий крик куликов. На насыпь опустился Кехаар.

— Ты уверен, что он сказал «сегодня»? — в третий раз спросил Орех.

— Та, — сказал Кехаар. — Мошет, его поймали. Они упьют местера Шишака. Как тумаешь?

Орех не ответил.

— Ничего не вижу, — сказал Пятик. — Грозовые тучи. Там сейчас как на дне реки. И все может случиться.

— Там Шишак. А что если он погиб? Что если его заставили все рассказать?..

— Орех, — сказал Пятик. — Орех-рах, если ты будешь тут торчать да волноваться, этим Шишаку все равно не поможешь. Скорей всего ничего и не случилось. Просто по какой-то причине Шишаку пришлось затаиться. Сегодня, во всяком случае, он уже не придет — это понятно, — а вот нам задерживаться опасно. Кехаар утром слетает и все узнает.

— Наверное, ты прав, — ответил Орех, — но мне страшно не хочется уходить. А вдруг он появится. Скажи Серебряному, чтобы уводил наших, а я еще задержусь.

— С твоей ногой, Орех, ты ничего не сможешь сделать. Ты пытаешься съесть травку, которой тут нет. Дай ей сначала вырасти.

Они вернулись под арку. Навстречу вышел Серебряный, а остальные тяжело сопели в крапиве.

— Пока все откладывается, — сказал Орех. — Надо до темноты перебраться за реку.

— Орех-рах, — пискнул подбежавший Плошка, — ведь все кончится хорошо, правда? Шишак ведь вернется завтра, правда?

— Конечно вернется, — сказал Орех, — и мы будем его ждать. И по секрету скажу тебе еще кое-что, Хлао-ру. Если он не появится и завтра, я пойду в Эфрафу сам.

— И я с тобой, Орех-рах, — сказал Плошка.

Шишак свернулся в норе клубком, прижавшись к Хизентли. Его трясло, но не от холода: перед грозой воздух в душных тоннелях Подразделения стал совсем густым и тяжелым, словно лежишь в порохе листьев. Шишак был близок к панике. После разговора с Генералом им все больше и больше завладевал извечный страх разведчика. Что уже известно Дурману? Вот уж кто ничего не пропустит. Про Ореха с командой он знает. О том, что шли они с севера и исчезли за железной дорогой, — знает. Про лису — знает. Про чайку, которой в это время года полагается быть миль за сто отсюда, а она болтается рядом с Эфрафой, — тоже знает. И о том, что Шишак подходил к ней нарочно, ему доложили.

О встрече с Хизентли доложили. Сколько потребуется времени, чтобы Дурман свел все эти концы вместе? А может, Генерал уже обо всем догадался и просто ждет удобного часа, чтобы арестовать Шишака?

Дурман предусмотрел все. У него посты на каждом перекрестке. Они не спускают глаз с каждой тропинки. А Шишак — все его усилия по сравнению с этим просто смехотворны, нелепы. Ничего-то он толком не знает, а если попробует выбраться наобум через кусты, то выдаст себя первым же движением. Он понятия не имел, как связаться теперь с Кехааром. И даже если это удастся, сумеет ли Орех привести еще раз кроликов к арке? А вдруг их уже выследил Дрема? Блэкавара не предупредить. К Кехаару не подойти. Скоро вся их тайна просочится в такие щели, о которых Шишак и понятия не имеет.

Шишаку стало совсем худо.

— Тлайли, — зашептала Хизентли, — как ты думаешь, нельзя ли нам попытаться удрать втроем — с Тетатиннанг — сегодня? Если мы справимся с часовыми у выхода, можно успеть удрать, пока нас не хватятся.

— Но, — спросил Шишак, — почему сегодня?

— Я боюсь. Видишь ли, перед «силфли» мы все рассказали другим крольчихам. Когда птица напала на часового, мы готовы были бежать, но потом ничего не случилось. О нашем плане знает Нельтильта, знают другие, скоро и Совету все станет известно. Мы, конечно, предупредили, что стоит кому-нибудь проболтаться, жизнь всех повиснет на волоске, а мы завтра попытаемся бежать еще раз. За крольчихами смотрит Тетатиннанг — она решила не спать всю ночь. Но в Эфрафе все тайны выплывают наружу. Лишь Фриту известно, как мы осторожны, но вдруг среди нас шпионка. Тогда всех арестуют еще ночью.

Шишак старался думать спокойно. Конечно, втроем, с этими умными и надежными крольчихами, они выберутся. Но если ему не удастся прикончить часовых сразу, они непременно поднимут тревогу, а найдет ли он сам в темноте дорогу к реке — неизвестно. Да даже если найдет — вдруг гвардейцы перейдут на тот берег по деревянному мосту и наткнутся на сонного, ничего не подозревающего Ореха? И в лучшем случае Шишак выведет из Эфрафы только двоих. И все лишь оттого, что у него расшатались нервы? Никто не знает, каково тут ему одному. Зато все узнают, что он струсил и сбежал.

— Нет, сегодня нельзя, — сказал Шишак мягко, как только мог. — Ты просто нервничаешь. К тому же и гроза собирается. Послушай меня. Я обещаю, что завтра в это же время ты и твои подружки уйдете из Эфрафы навсегда. Сейчас вздремни немного, а потом иди, помоги Тетатиннанг. Думай о высоких холмах и о том, что я тебе рассказывал. Как только мы туда доберемся, ты забудешь обо всех своих горестях.

А когда Хизентли уснула у него под боком, свернувшись в комочек, Шишак думал, как же он, черт возьми, выполнит это обещание, если вдруг за ним ночью придут.

«Тогда, — подумал он, — я буду драться насмерть. Я им не Блэкавар».

Шишак проснулся один. В первую минуту он подумал, что Хизентли арестована. А потом решил, что если бы ее увели, и его бы тогда разбудили. Наверняка она просто проснулась и отправилась к Тетатиннанг, не решившись тревожить Шишака.

До рассвета оставалось совсем немного, но было еще темно. Шишак поднялся по коридору к выходу. На посту дежурил Вербейник. Он высунул голову из норы, но, услышав шаги Шишака, обернулся.

— Лучше бы дождь пошел, — сказал он. — Туч набежало! Но до вечера не начнется — это точно.

— Не повезло нам в последний день, — ответил Шишак. — Пойди, разбуди Капитана Кервеля. Я подежурю пока за тебя.

Вербейник ушел, и Шишак сел на пороге, принюхиваясь к тяжелому запаху влаги. Небо, покрытое плотными тучами, казалось, навалилось на самые верхушки деревьев, и лишь на востоке пробивался слабый розовый отсвет. Жаворонки попрятались, дрозды молчали. Поле было пустынно и неподвижно. Шишаку невыносимо захотелось пуститься прочь отсюда. Он бы вмиг домчался до арки. Он готов был голову заложить, что в такую погоду Дрема и не подумает гнаться. Все живое на земле и под землей, в лесу и в поле замерло и затихло под огромной и мягкой лапой надвигающейся грозы. В такой день кто посмел бы, положившись лишь на чутье, бежать от дома? В такой день лучше всего замереть и затаиться. А вот для побега погода в самый раз. Лучшей возможности и не придумать.

— О Господин-Сияющие-Ушки, пошли мне знак! — взмолился про себя Шишак.

Он услышал движение за спиной. Пришли полицейские и привели Блэкавара. В предгрозовых сумерках бедолага показался Шишаку еще печальней и несчастней, чем раньше. Шишак вышел из норы, сорвал в поле кустик клевера и принес обратно.

— Гляди веселей, — сказал он Блэкавару. — Ну-ка съешь листик-другой.

— Не положено, сэр, — сказал один из конвойных.

— Да пусть поест, — возразил второй. — Никто ведь не увидит. В такой день всем тяжело. Оставь его в покое.

Блэкавар съел клевер, и Шишак вернулся на свое обычное место. Тут появился и Капитан Кервель.

Кролики медлили, поднимались наверх неохотно, и даже Капитан утратил обычную свою бодрость. Он почти ни с кем не заговаривал. Молча пропустил мимо себя Хизентли и Тетатиннанг. Но Нельтильта сама остановилась возле него и дерзко посмотрела прямо в глаза.