Блэкавар ценил вежливость не меньше других и потому сказал лишь одно:

— Я не могу точно ответить на твой вопрос. Просто я так подумал, а вот почему, мне объяснить трудно.

— Ах, просто подумал! — рявкнул Шишак. — Может быть, ты заметил помет? Или учуял запах? Или тебе это напела маленькая зелененькая мышка?

Блэкавар обиделся. Меньше всего на свете ему хотелось ссориться с Шишаком.

— Ты, кажется, принимаешь меня за дурака, — сказал Блэкавар, резче, чем обычно, и по-эфрафски четко выговаривая каждое слово. — Нет, там не было ни помета, ни запаха, но я уверен, что лис здесь много. Мы во время рейдов…

— А ты что-нибудь видел, слышал? — обратился Шишак к Одуванчику.

— Э-э… я не знаю, — промямлил Одуванчик. — Я хотел сказать, Блэкавар, кажется, ой-ой-ой как разбирается в таких делах, и он спрашивал меня, приходилось ли мне…

— Ну, так можно болтать всю ночь, — перебил Шишак. — Блэкавар, известно ли тебе, что в начале лета, когда мы еще были лишены удовольствия следовать твоим полезным советам, нам приходилось целыми днями бежать… — где только нам не пришлось бежать! — по полям, по вересковым пустошам, по лесам и холмам, и мы не потеряли ни единого своего товарища.

— Я только против того, чтобы рыть здесь норы, и все, — извиняющимся тоном сказал Блэкавар. — Свежие норы всегда заметны, а когда роют, звук разносится удивительно далеко, ты же сам знаешь.

— Оставьте его в покое, — сказал Орех, прежде чем Шишак успел раскрыть рот. — Не ты вывел его из Эфрафы, и не тебе его поучать, к тому же, Блэкавар, решаю, по-моему, здесь я. Наверное, ты прав, и риск есть. Но мы рисковали все это время, и нам придется еще рисковать до тех пор, пока мы не вернемся домой. Все устали так, что, похоже, все-таки лучше устроить себе передышку на день-другой. Ничего в этом страшного нет.

Вскоре после захода солнца норы были закончены, и на следующий день все наконец, отдышавшись, почувствовали себя намного лучше. Как Орех и предполагал, кое-кто сцепился, не поделив подружек, но, к счастью, обошлось без увечий. И к вечеру настроение в маленькой компании стало почти праздничным. Рана Ореха перестала болеть, у Шишака поджило плечо, и впервые после бегства из Эфрафы он повеселел. Исхудавшие, измученные крольчихи тоже наконец стали приходить в себя.

На второе утро кролики вышли в «силфли», лишь когда совсем рассвело. С юга подул легкий ветерок, и Колокольчик, первым выглянув из норы, вырытой в северном склоне, уверял, что учуял в нем запах кроликов.

— Это старик Падуб отправился нас разыскивать, — сказал он Ореху. — Знает кроличий нос — утром ветер принес запах дома…

— Где, взмахнувши хвостом, сядет он под кустом рядом с милой знакомой, — подхватил Орех.

— Но это же никуда не годится, Орех-рах! — воскликнул Колокольчик. — С Падубом там остались целых две знакомые.

— Подумаешь, ручные крольчихи, — отозвался Орех. — Надеюсь, за это время они научились бегать и шевелить мозгами, но все равно такими, как мы, им не стать никогда. Вот Ромашка, например, она ведь и в «силфли»-то не отходит далеко от норы, потому что знает — по-нашему ей не бегать. А посмотри на этих крольчих — они ведь всю жизнь провели под конвоем. А теперь, на свободе, — счастливы! Посмотри-ка вон на ту парочку под обрывом. Им кажется, они способны… о, Фрит великий!

Пока он говорил, из нависших над обрывом кустов орешника выглянула похожая на собачью рыжевато-коричневая морда, — выглянула бесшумно, как свет из туч. Лиса спрыгнула вниз рядом с крольчихами, схватила одну из них за загривок и одним прыжком взлетела обратно наверх. Ветер переменился, и запахло лисой. Кто-то забарабанил, замелькали хвостики, и кролики, все как один, кинулись в укрытие.

Орех, Колокольчик и Блэкавар оказались рядом. Взгляд у эфрафца был строгий и отчужденный.

— Бедняжка, — сказал он. — Понимаете, от долгой жизни в Подразделении инстинкты у них притупились. Надо же сделать такую глупость — есть в лесу под кустами, с наветренной стороны! Ничего, Орех-рах, и не такое бывает. Но послушайте, что я вам скажу. Если «хомба» одна — а нам бы крупно не повезло, если бы это оказалось не так, — нужно убираться отсюда еще до «на-фрита». Эта пока охотиться больше не будет. И я предлагаю удрать как можно скорее.

Пробурчав что-то в знак согласия, Орех отправился собирать кроликов. И вскоре они уже мчались на северо-восток по краю созревающего пшеничного поля. О погибшей никто не заговаривал. Компания пробежала почти три четверти мили, прежде чем Орех с Шишаком решили остановиться, чтобы передохнуть и заодно проверить, что никто не отстал. Когда подошли Хизентли и Блэкавар, Шишак сказал:

— Ты ведь предупреждал, что может случиться! А я-то тебя и слушать не захотел.

— Предупреждал? — сказал Блэкавар. — Не понимаю, о чем ты?

— О том, что там водятся лисы.

— Боюсь, мне сейчас не вспомнить, о чем речь. По-моему, никто ничего не знал наверняка. И в конце концов, что нам какая-то крольчиха?

Шишак изумленно вытаращил на него глаза, но Блэкавар то ли не понял, что сказал что-то не то, то ли просто не захотел продолжать разговор. Он отвернулся, принялся за траву, а озадаченный Шишак отошел в сторонку и пристроился рядышком с Хизентли и Орехом.

— Что это все значит? — все же пробормотал он немного погодя. — Все ведь слышали, как два дня назад он предупреждал, что здесь оставаться опасно. Я еще нагрубил ему. — В Эфрафе, — объяснила ему Хизентли, — если кто-то дает совет, а совет его не принимают, он немедленно забывает об этом. Блэкавар помнит только приказ Ореха — не важно, прав был Орех или нет. А про свой совет позабыл, словно и не было этого.

— Я просто не могу поверить, — сказал Шишак. — Ох уж эта Эфрафа! Пес, который командует муравьями! Но мы ведь не в Эфрафе. Неужели же Блэкавар действительно все забыл?

— Может, и да. Но даже если и нет, он никогда не признается, что был прав, если вы его не послушались. Для него это так же невыполнимо, как оставить помет в норе.

— Но ведь и ты из Эфрафы. А ты другая.

— Я — крольчиха, — ответила Хизентли.

После полудня отряд подошел к Поясу, и Шишак первым признал место, где Одуванчик рассказывал историю о Черном Кролике Инле.

— Знаешь, ведь это была та самая лиса, — прошептал он Ореху. — Я почти уверен. Мне бы следовало сообразить, насколько близко…

— Послушай-ка, — перебил его Орех. — Ты прекрасно понимаешь, чем мы тебе обязаны. Эфрафки вообще считают, что тебя послал им сам Эль-Ахрайрах. Они твердо уверены, что такое никому больше не под силу. В сегодняшнем происшествии я виноват не меньше тебя. Но мне и во сне не снилось, что нам удастся попасть домой совсем без потерь. Это вторая крольчиха, но все же могло быть и хуже. Теперь, если поднажать, мы уже к вечеру попадем в «Улей». И забудь о «хомбе», Шишак. По крайней мере постарайся — тут ничего не поделаешь… Эй, кто это?

Они подошли к заросшим крапивой и переступнем кустам можжевельника и шиповника, на котором только-только начали наливаться ягоды, и остановились, поджидая отставших, перед входом в лесок. Но тут навстречу, прямо на них, из высокой травы выскочили четыре крупных кролика. Спускавшаяся чуть поодаль по склону крольчиха застучала и приготовилась удирать. И Орех услышал резкий голос Блэкавара, который приказывал ей остановиться.

— Ну, Тлайли, ты ничего не хочешь ответить? — сказал один из незнакомцев. — Так кто я?

Наступило молчание, которое прервал Орех.

— Судя по знакам отличия, вы эфрафцы, — сказал он. — Это Дурман? — спросил он, обращаясь к Шишаку.

— Нет, — раздался из-за спины голос Блэкавара. — Это Капитан Дрема.

— Понятно, — сказал Орех. — Слышал я о тебе, Капитан. Не знаю, чего и ждать от вас, но вам-то лучше всего было бы оставить нас в покое. Мы сделали свое дело и не желаем больше иметь с Эфрафой ничего общего.

— Это ты так считаешь, — ответил Дрема, — но не мы. Сначала отдайте крольчих.

В это время внизу на склоне появились Желудь, Серебряный и Тетатиннанг. Бросив на эфрафцев один только взгляд, Серебряный повернулся к крольчихе, сказал что-то ей на ухо, и Тетатиннанг скрылась в лопухах. Потом вместе с Желудем он подошел к Ореху.