Вертикальные прутья стали диагональными.
Ворота слетели с петель.
Сердце мое прыгало, как на батуте, от горла к желудку, снова и снова, «рейнджровер» заносило по всей ширине дороги, я изо всех сил удерживал свой кишечник запечатанным, тормоза визжали, но я не дал машине съехать в кювет, двигатель по-прежнему работал, и ветровое стекло осталось невредимым.
Остановка.
В лучах фар, сгущаясь и редея, клубился туман.
— Мы гордимся вами, — сказала Вероника, — правда, Эрнест?
— Да, парень, и еще как!
Эрнест похлопал меня по спине. Я слышал, как позади, не очень далеко, изрыгал гневные проклятия Уизерс. Эрни опустил окно и крикнул в сторону «Дома Авроры» «Ко-о-о-о-о-оззззззллллллы-ы-ы-ы-ы-ы!» Я снова надавил на газ. Шины зашуршали по гравию, двигатель разошелся, и «Дом Авроры» исчез в ночи. Черт возьми, когда твои родители умирают, они переселяются в тебя.
— Где дорожная карта? — спросил Эрни, шаря в бардачке. Пока что в числе его находок были только солнечные очки и пакет ирисок.
— Не нужно. Маршрут я помню. Знаю его как свои пять пальцев. Любой побег на девять десятых зависит от службы тыла.
— Лучше держаться подальше от шоссе. Теперь на них ставят камеры и черт знает что еще.
Я размышлял о зигзагах своей карьеры — из издателя я превратился в угонщика.
— Знаю.
Вероника изобразила мистера Микса — превосходно:
— Я знаю! Я знаю!
Я сказал ей, что голос Микса она воспроизвела невероятно точно.
— Я ничего не говорила, — сказала она после паузы.
Эрни обернулся и удивленно вскрикнул. Когда я посмотрел в зеркало и увидел мистера Микса, забившегося в самое заднее купе автомобиля, то едва не съехал с дороги.
— Как… — начал я. — Когда… кто…
— Мистер Микс! — проворковала Вероника. — Какой чудесный сюрприз!
— Сюрприз? — сказал я. — Он нарушил законы чертовой физики!
— Вряд ли мы можем себе позволить сделать крюк в Эд, — констатировал Эрни, — и сейчас слишком холодно, чтобы его высадить. К утру он превратится в ледышку.
— Мы сбежали из «Дома Авроры», мистер Микс, — объяснила Вероника.
— Я знаю, — проблеял этот словно бы вконец нализавшийся старый дурачок, — я знаю.
— Один за всех и все за одного, да?
Пока внедорожник пожирал мили, направляясь к северу, мистер Микс сочился хихиканьем, сосал ириски и мычал марш «Британские гренадеры».
Свет фар выхватил надпись: БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ НА ДОРОГАХ ШОТЛАНДИИ. Здесь Эрни большим красным крестом обозначил на карте конец нашего маршрута, и теперь я видел почему. Перед нами была круглосуточная заправка, а радом с нею — паб под названием «Повешенный Эдвард». Давно уже перевалило за полночь, но огни все еще горели.
— Припаркуйтесь у паба. Я выйду и принесу канистру бензина, так что никто нас не заметит. Потом предлагаю по-быстрому спрыснуть хорошо сделанную работенку. Дурак Джонс оставил в машине свой пиджак, а в пиджаке-то — как-никак! — Эрни похвастался бумажником размером с мой портфель. — Уверен, что он позволит нам гульнуть.
— Я знаю! — пришел в восторг мистер Микс— Я знаю!
— «Драмбуи» с содовой, — решила Вероника, — будет самое то.
Через пять минут Эрни вернулся с канистрой.
— Порядок.
Он перелил бензин в бак, потом мы вчетвером отправились через стоянку к «Повешенному Эдварду».
— Бодрящая ночка, — заметил Эрни, предлагая руку Веронике.
Было чертовски холодно, и я никак не мог унять дрожи.
— И красивая луна, Эрнест, — добавила Вероника, продевая свою руку в его. — Какая великолепная ночь для побега с возлюбленным!
Она рассмеялась так, словно ей было шестнадцать. Я закрутил крышку над старинной своей мучительницей — Ревностью. Мистер Микс плелся шатко, и я поддерживал его до самой двери, где на доске мелом рекламировался «Смачный Матч!». В теплой пещере за дверью куча народу смотрела по телевизору футбол в каком-то отдаленном часовом поясе, где, в отличие от нашего, было светло. На восемьдесят первой минуте Англия отставала от Шотландии на один мяч. Никто нас даже не заметил. Англия играла с Шотландией, где-то за границей, посреди зимы — что, опять пришла пора отборочных матчей на Кубок мира? Вот и говори теперь о чертовом Рип ван Винкле![196]
Я не большой любитель пабов с трансляциями, но там, по крайней мере, не было этой тум-тум-тумбовой кислотно-электрической музыки, а добытая тем вечером свобода выступала в роли самого прекрасного угощения. Парнишка с повадками овчарки расчистил для нас место на скамье возле очага. Выпивку заказывал Эрни, потому что, как он сказал, у меня слишком южный выговор, за что мне могут плюнуть в стакан. Я получил двойной «Килмагун» и самую дорогую сигару, которую могли раздобыть в пабе, Вероника заказала свое «Драмбуи» с содовой, мистеру Миксу досталось имбирное пиво, а Эрни — кружка «Энгри-Бастарда» горького. Бармен не отрывал глаз от экрана — он обслуживал нас исключительно на ощупь. Как только мы уселись в одной из ниш, вдоль стойки пронесся циклон отчаяния. Шотландии назначили пенальти. Зрителей наэлектризовало чувство племенной розни.
— Эрни, хотелось бы уточнить наш маршрут. Позвольте-ка взглянуть на карту.
— Но ведь она оставалась у вас.
— А, должно быть, она… — У меня в комнате. Здесь, режиссер Ларс, надо как можно более крупным планом подать лицо Кавендиша, осознающего свою зловещую ошибку. Я забыл ее на своей кровати. На благо сестры Нокс. Забыл карту, на которой фломастером был обозначен наш маршрут. — В машине… О господи. По-моему, нам бы лучше по-быстрому покончить с выпивкой и ехать дальше.
— Но мы ведь только начали.
Я с трудом сглотнул.
— Насчет этой, как ее, карты…
Взглянув на часы, я расчислил расстояния и скорости. До Эрни начинало доходить.
— Что насчет карты?
Мой ответ потонул в вопле племенного горя: Англия сравняла счет. И в этот самый момент, вот чтоб мне провалиться, в дверь просунулся Уизерс. Гестаповские его глазки остановились на нас. Нет, счастливым он не был. Рядом с ним появился Джонс Гочкис, увидел нас, и уж вот он-то был по-настоящему счастлив. Он вынул мобильный телефон, чтобы призвать своих ангелов мщения… В отряде их состоял еще какой-то неотесанный детина в промасленном комбинезоне, но, похоже, сестра Нокс убедила Джонса Гочкиса воздержаться от вызова полиции. Мне никогда не доведется узнать, кем был этот промасленный детина, однако я сразу же понял: игра окончена.
Вероника горько вздохнула.
— Я цветущий горный край, — едва ли не пропела она, — так надеялась увидеть, но, увы, мечта, прощай…
Впереди простиралась отравленная лекарствами полужизнь из ограничений и предписаний. Мистер Микс поднялся на ноги, чтобы идти с нашим тюремщиком.
Он издал библейский рев. (Ларс: крупным планом — начинаем из-за автостоянки, следуем через поглощенный матчем бар и нацеливаемся между сгнивших миндалин Микса.) Телезрители оборвали свои разговоры, расплескали содержимое стаканов и воззрились. Даже Уизерс оцепенел. Восьмидесятилетний старик вскочил на стойку, словно Астер[197] в лучшую свою пору, и проревел SOS, адресованный вселенскому братству.
— Иль нет иссссстинных шортланцев в этэм до-о-оме?
Целое предложение! Эрни, Вероника и я оторопели, словно кефали.
Высокая драма. Никто не шелохнулся. Иссохшим, как у скелета, пальцем мистер Микс указал на Уизерса и речитативом произнес это древнее проклятие:
— Эти вот английские хмыррри попэрррают мои Богом данные прррэва! Они очччень гррубо угрррожают мне и моим дррругам, и нам нужжжна ваш' помыщь!
Уизерс ворчливо бросил нам:
— Утихомирьтесь и будьте готовы принять свое наказание.
Южная английскость нашего захватчика вышла наружу!
Поднялся, словно Посейдон, какой-то байкер и сжал-разжал кулаки, разминая суставы. Рядом с ним встал крановщик. Мужчина с акульим подбородком в костюме за тысячу долларов. Женщина-лесоруб — судя по шрамам.
196
Рип ван Винкль — герой одноименной новеллы (1820) Вашингтона Ирвинга (1783–1859), на двадцать лет заснувший в горной пещере.
197
Астер, Фред (Фредерик Аустерлиц, 1899–1987) — знаменитый американский танцор и актер, прославившийся как на сцене, так и в кинематографе; его частой партнершей была Джинджер Роджерс. Обычно снимался в комедийных мюзиклах, наиболее известный из которых — «Цилиндр» (1936) на музыку Ирвинга Берлина.