Я так опьянел от ностальгии, что принудил себя уйти оттуда, прежде чем сделаю глупость. Мерзкий голосок в нескольких футах от меня проговорил вот что:

— Не шевелись, а то выпотрошу и брошу в котел!

Был ли я потрясен? Нет, это был вертикальный чертов взлет на реактивных двигателях! По счастью, мой якобы потрошитель был ни в коей мере не старше десяти лет, и зубья его цепочной пилы были картонными, но вот окровавленные бинты выглядели довольно устрашающе. Понизив голос, я сказал ему об этом. Он сморщился, на меня глядя.

— Ты что, приятель бабушки Урсулы?

— Когда-то, давным-давно я — да, дружил с нею.

— А ты кем будешь на вечеринке? Где твой костюм?

Надо было уходить. Я снова стал протискиваться сквозь вечнозеленую изгородь.

— Это и есть мой костюм.

Он стал ковырять в носу.

— Мертвяка, выкопанного из могилы?

— Очаровательно, но нет. Я пришел как Святочный Дух Прошлых Лет.^[143]

— Но сейчас Хэллоуин, а не Рождество.

— Не может быть! — Я хлопнул себя по лбу. — В самом деле?

— Да-а…

— Значит, я на десять месяцев опоздал! Это ужасно! Мне лучше поскорее вернуться, чтобы не обнаружили мое отсутствие, — а то я получу нагоняй!

Мальчик принял позу каратиста из мультика и замахнулся на меня своей цепочной пилой.

— Не так быстро, Зеленый Гоблин! Ты вторгся в чужие владения! Я сообщу о тебе в полицию!

Значит, война.

— Так ты, стало быть, доносчик? В эту игру можно играть вдвоем. Если ты расскажешь им обо мне, то я расскажу своему другу, Духу Будущих Святок, где ты живешь, и знаешь, что он с тобой сделает?

Этот поганец широко раскрыл глаза, затряс головой, задрожал и заерзал.

— Когда твои домашние укроются одеялами и заснут в своих уютных кроватках, он проскользнет в дом и съест — твоего — щенка! — В моем желчном протоке быстро накапливался яд. — Он оставит его пушистый хвост у тебя под подушкой, и во всем обвинят тебя. Все твои маленькие приятели, увидев тебя на улице, будут кричать: «Пожиратель щенков!» Ты станешь старым, у тебя не будет друзей, и через пятьдесят лет ты умрешь, совсем одинокий, рождественским утром. Так что на твоем месте я никому даже не заикался бы о том, что ты меня видел.

Я протиснулся сквозь изгородь, пока до него все полностью не дошло. Когда я направлялся по мостовой к станции, ветер донес его всхлипывания:

— Но ведь у меня и щенка-то нет…

Укрывшись за «Прайвит-ай», я сидел в кафе «Бодряк» при оздоровительном центре, хорошо наживавшемся на нас, выброшенных за борт. Отчасти я ожидал, что вот-вот появится разъяренная Урсула в сопровождении своего внука и местного полисмена. За севшими на мель биржевыми маклерами прибывали частные спасатели. Старый папаша Тимоти предлагает своим более молодым читателям вот какой совет, бесплатно включая его в стоимость данных мемуаров: устраивайтесь в этой жизни так, чтобы, когда на исходе ваших лет сломался везущий вас поезд, у вас нашлась бы теплая и сухая машина и кто-то любящий за рулем — или нанятый, это неважно, — чтобы доставить вас домой.

Почтенного возраста вагон подали тремя скотчами позже. Почтенного возраста? Да нет, он был времен чертовых Эдуардов!^[144] Всю дорогу до Кембриджа мне пришлось терпеть студенческую болтовню. Проблемы с партнерами, садисты-лекторы, демонические соседи по дому, реальное телевидение — вот вам крест, я и понятия не имел, что у детей их возраста бывает такая гиперактивность. Когда наконец я попал на вокзал Кембриджа, то стал искать телефонную будку, чтобы позвонить в «Дом Авроры» и сказать, чтобы не ждали меня до завтра, но первые два телефона были разбиты вандалами (и это в Кембридже!), и, только найдя третий, я посмотрел на адрес и увидел, что телефона Денхольм не записал. Отель для коммивояжеров я обнаружил рядом с прачечной. Не помню его названия, но еще в тамошней конторе понял, что в этом заведении и жестко стелют, и жестко спать, а первое мое впечатление, как всегда, подтвердилось. Я, однако, чертовски измотался, чтобы шляться в поисках чего-либо лучшего, да и бумажник мой слишком уж отощал. В номере оказались высокие окна со шторами, которых я не мог опустить, потому что роста во мне — не двенадцать футов. Гранулы цвета хаки в ванне на самом деле были мышиными шариками, ручка душа осталась у меня в руке, а горячая вода оказалась чуть тепловатой. Я окурил номер сигарным дымом и лег на кровать, пытаясь вспомнить спальни всех тех, кого любил, по порядку, глядя назад через мутный телескоп времени. Принц Руперт со товарищи оставались хладны и безжизненны. Я чувствовал странное безразличие при мысли о том, что братья Хоггинсы могут разграбить мою квартиру в Пугни. Если «Удару кастетом» можно хоть в чем-то верить, то это, должно быть, оказалось бы пологими холмиками по сравнению с большинством взятых ими высот. Несколько симпатичных первых изданий, но более ничего ценного. Мой телевизор сдох в ту ночь, когда Джордж Буш II захватил трон, и я так и не собрался его заменить. Мадам X. забрала весь свой антиквариат и фамильные вещицы. Я заказал тройную порцию скотча, позвонив в обслуживание номеров, — будь я проклят, если отправлюсь в бар, где клика торговцев хвастается баснословными бонусами. Когда тройное виски наконец появилось, то оказалось всего лишь скаредным двойным, о чем я и сказал. Похожий на хорька подросток всего лишь пожал плечами. Не извинился, просто пожал плечами. Я попросил его опустить шторы, но он глянул на них и фыркнул:

— Я не достану!

Тогда, вместо чаевых, я одарил его ледяной фразой:

— Что ж, тогда все.

Выходя, он злобно пустил ветры. Я еще немного почитал рукопись «Периодов полураспада», но заснул сразу после того, как Руфус Сиксмит был найден убитым. В отчетливом сновидении я приглядывал за маленьким, нуждавшимся в защите мальчиком, который умолял меня позволить ему поиграть на автомате, из тех, что стоят в углах супермаркетов и куда надо опускать пятьдесят пенсов. Я согласился, но когда мальчик слез со стула, то превратился в Нэнси Рейган. Как было мне объясняться с его матерью?

Проснулся я в темноте, а рот был словно залеплен «Суперклеем». В голове по неясной причине крутилась и зудела та оценка истории, что вынес ей Могучий Гиббон: «Все это лишь самую малость больше, чем перечень преступлений, глупостей и несчастий человечества». Вот вам пребывание Тимоти Кавендиша на Земле в тринадцати словах. Я вновь опроверг старые доводы, затем принялся опровергать доводы, которые никогда и не выдвигались. Курил сигару, пока в высоких окнах не появились проблески рассвета. Побрил свои брыла и подбородки. Внизу изнуренная уроженка Ольстера предлагала выбор из горелых или холодных тостов с мазками несоленого масла и джема цвета помады. Мне вспомнилось замечание Джейка Балоковски^[145] о Нормандии: Корнуолл, где есть что съесть.

На вокзале мои мытарства начались заново, как только я попытался получить возмещение за вчерашнюю прахом пошедшую поездку. Кассир из джунглей, чьи прыщи лопались у меня на глазах, оказался столь же непрошибаемым, как и его двойняшка с вокзала Кингз-Кросс. Корпорация выращивает их из одних и тех же племенных клеток. Давление у меня приблизилось к рекордной отметке.

— Что это значит, вчерашний билет теперь недействителен? Не по моей же вине накрылся тот чертов поезд!

— Но и не по нашей. Поезда обслуживает Южное направление. А мы, понимаете ли, занимаемся билетами.

— Тогда кому мне жаловаться?

— Ну, компания «Локомотивы Южного направления» принадлежит холдинговой компании в Дюссельдорфе, которая принадлежит этой финской компании по производству мобильных телефонов, так что лучше бы вам обратиться к кому-нибудь в Хельсинки. Поблагодарите свою счастливую звезду, что поезд не сошел с рельсов. В наши дни это самое обычное дело.