Пытался честно развлечь себе в окрестностях лагеря. Заодно найдя что поесть. Но кроме местами ободранной коры, и чахлой листвы, ничего не обнаружил. Разве что цветные камешки речки! Рай геолога, и просто интересное место для человека, в этом понимающем. Но они не съедобные! А я не из этих, от того поплелся в след за всеми — в деревню, для начала.

Но увы, и она меня разочаровала. Танцы в клубе? Это не ко мне. Сплетне на завалинке? Тоже лесом. Посиделки у костра? Идите в баню! А вот в саму баню меня не пустили. Как и не удалось мне сторговаться на добычу молока, кваса, или еще хоть чего-то чего съестного. Даже — черствого хлеба.

Деревенские вообще давно уже привыкли к молодёжи с лагеря. И даже можно сказать, уже переболели и страх, и трепет, и даже злобу с яростью, начав просто игнорировать, иногда прикрикивая, и гоняя палками. На худой конец, имея ружья с солью.

А главное, они привыкли к близости города, городов, и вообще — Москвы. И молоко, сметану, творог, не говоря уже о мясе, продают исключительно за наличный расчет. И желательно — зелеными бумажками с президентами. Ни о каких «я вам дровишки поколю» или «воды принесу» не может идти и речи! Таких желающих как собак не резанных и куры не клюют.

Вторым на очереди стал один из подмосковных городов, куда уходит трасса в противоположность от деревни. И... в принципе, всё тоже-самое! Если мамка с папкой не оставили наличности, и бабка с дедом не подсунули ничего такого пред уездом в карман, и даже дедушка или тётушка не навестили... таким ребятам, я не позавидую.

Работу тут найти вполне реально, от подметания улиц, до подачи ключей сантехнику-ассенизатору. Но платят — четвертинки от копеек! За полный трудовой день. И ладно если хотя бы кормят! Тогда нормально. А вот если нет...

Убедившись, что и в городе мне ловить нечего, если я хочу сохранить хоть каплю чести-совести при себе к концу отдыха, я врубил режим сонной каракатицы. Стал дрыхнуть сутками, игнорируя всё на свете, кроме ужина. И без лишних проблем и тревог дождался конца трехнедельной смены.

— Ну как хорошо отдохнула дочка? — поинтересовалась мать, вместе с отцом встречая меня на автостанции.

— Нормально — улыбнулся я, выпрыгнув из автобуса, и окончив процедуру приветствия в виде обнимашек, добавил — Но больше не поеду.

— Не понравилась? — убивалась мать.

— Не понравилось — не стал я отрицать очевидного, все также улыбаясь, только теперь уже слегка натянуто.

— Ну ладно.

А позже, из разговора матери с отцом, подслушанного стоя за дверью комнаты общаги, я узнал, что детям, оказывается! Нравится этот лагерь! Прям от восторга пищат... наверное это дети... подростки! Из той самой категории, которым родители, дали денег на карманные расходы пред поездкой на отдых.

Им там, действительно кайфово! СВОБОДА! Никакого контроля и море развлечений — клуб, друзья, клуб... э... не знаю, что там еще. И таких и в нашем заезде была львиное большинство! Что, в прочем, и не удивительно — путевка то платная! А кто оплатил для чада путевку, тому и сверху прикинуть дитю на руки деньжат будет не в лом.

— Ах, так вот ты кто такой! Извращенец старый — произнес я во все услышанье, нависая над мужичком, развалившимся на крыше.

С очень хорошим фотоаппаратам, с шикарной оптикой, лежа на пузике, и из-за парапета поглядывая куда-то вдаль, пока я не пришел. И пока я не толкнул свою речь практически ему в ухо. Из-за чего он чуть было не подпрыгнул на месте из позиции лежа, или и вовсе — чуть не вылетел с крыше двенадцатиэтажки. А лететь от сюда далеко! Но парапет не дал.

— Напугался? — улыбнулся я, и забрал у ошарашенного человека фотоаппарат.

Дорогая вещь! Ух дорогая. Жаль, наверное именная, иначе бы я его эмиссировал в счет морального ущерба. Я таки вычислил этого долбанного наблюдателя! — и пнул желающего что-то сказать человека в живот носком ботинка, для праформы, так сказать — и даже удивлён, что он оказался простым извращенцем.

Ух, сколько тут фоток! И какая техника! Оптика, по кручи прицела боевой винтовки! Просветленная и... и экран на камере! Позволяет просматривать отснятые кадры без проявки пленки! А вот и я, зевая стою у подъезда. А вот и Зойка... и она же в окне, задергивающая шторы.

Извращенец — вновь взглянул на мужика — я понимаю, дрочить на голых баб, даже на малолеток! С кем не бывает, нормально. Но на одетых малолеток!?!? А у него и сейчас, на меня! Одетого во вполне целомудренный спортивный костюм, что даже не в обтяжку, бугорок вон надулся. Диагноз, в общем.

Но заставил же он меня помучиться, ой заставил. Полгода я ходил как на иголках, носился как лань по подворотням, заметая следы, начиная в душе истереть каждый раз, как чувствую слежку. Перепрятывал винтовку по пять раз на дню, маниторил всю окрестность! Все крыши, дворы, подворотни, изучал окна, маршруты своих передвижений и точки, откуда их может быть видно...

Изображал из себя самую примерную пай девочку из всех пай девочек! Не влезающею ни в драки, ни в разборки, ни во что! Уже не знал, что и думать! Чувствуя регулярное внимание к своей персоне, особенно в гостях у подруг и в школьном дворе... а на меня всего-то дрочат.

Гад! Но недооценил конечно я его технику, от того столь долго и искал. Не думал, что съемка шла со столь большого расстояния.

— ГДЕ ВТОРОЙ!? — проорал я в лицо уже очухавшемуся от удара в живот, и уже мысленно облизавшему моё тело человеку.

И заметил выпирающий бугорок на его куртке. Тут как бы ветер, от того прохладно, хоть и лето. И куртка теплая, но... телефон! Всё равно выпирает. А кровь из носа — это не смертельно.

Он не мог следить за мной один! Как ни покручу я схему наблюдения, а только часть мест, где у меня начинало подгорать, видно с этой крыши. А если добавить то, что наблюдения я ощущал и в невидимых от сюда в местах, почти одновременно с видимыми — то либо извращенец умеет летать или телепортироваться, либо должен быть еще кто-то. И возможно — со столь же хорошей подготовкой и техникой.

Только в телефоне последние вызовы были давно, и мне эти номера без подписей ничего не говорят. В палатке, установленной на крыше неподалеку, тоже нет никаких упоминаний об иных контактах, только примус да запас воды и консерв.

Окапался шпион тут конкретно, это бесспорно! Что и не удивительно — уже пол года за мной, и моими подругами, шпионит. Но мне придется его обшманать — как к куску говна прикасаться, при том что ОНО, это говно, еще и удовольствие в процессе получает. Омерзительно! И даже быть его как-то не хочется — мазохист, что с него взять? Только анализы, для приёма к психиатру.

— Где второй!? — вновь прошипел я, подтягивая его к себе поближе, приподнимая тело стокилограммового мужика одной рукой за ворот куртки.

Кажется, он наконец понял, что шутки кончились. И что пред ним не «кавайная лоля», как написано на его футбол по английский под изображением какой-то девчонки из неизвестного мне аниме, а вполне себе угроза его жизни и здоровью.

Попытался взбрыкнуть, что-то сделать руками, кажется — дать мне по уху. Но я, его правое щупальце перехватил в полете левой рукой, продолжая правой удерживать частично в воздухе тело. И не мудрствуя лукаво, сломал её об своё левое колено, поднятое до уровня груди и стоя на одной ноге.

— рААА! — крик боли заполонил всю крышу.

И я отпустил его, давая еще и насладится ударом позвоночника об бетон под рубероидом.

— Говори, где второй! — проворковал я, и сунул пальчик ему меж ребер, начиная проталкивать его вглубь, постепенно переводя свой полцентнера в эту маленькую точку.

Больно наверное — мелькнула мысль за секунду до того, как мужик заблажил на всю ивановскую, даже на мгновения забыв о сломанной руке:

— Я все скажу! Всё! Только не бей! Прошу!

Я удовлетворённо улыбнулся. И проговорил по слогам, ласково, но жестко:

— Где, второй? Где, твой напарник? Где вторая точка наблюдения? Отвечай, и все будет хорошо.