Чую, кучка будет славная! — поглядел я в след этому медведю, и приступил к разделке зайца, пока тушка, еще не окоченела. Эх, надо было кишки-сердечко, вновь выкинуть там, в лесу, от лагеря подальше. Куда теперь девать то? А шкурка и правда добрая — мамке на шапочку пойдет! Только надо наверное и еще одного поймать, что бы вышел чурбанчик побогаче! И лису, на воротник.

Небо тем временем, вновь разразилось снегопадом.

Хех! Девчонку там убили! — от возмущения опер уполномоченный по Измайловскому району Семен Грачев даже крякнул, и чуть не рухнул со стула.

Пришлось экстренно возвращать себе и стулу, на котором данный не обделенный весом, но пока еще лишенный жира человек — работа! До этого лихо раскачивался, бездумно пялясь в экран телевизора. Там, за место любимого серела, вдруг начались эти, ненавистные новости!

Ну вот что они там могут сказать? Что все плохо, но заграница нам поможет!? Это уже всё не раз слышали, но что-то её помощь выражается зачастую со знаком минус. Грабят они нас! По черному грабят! Выдавая за благость. Но это уже не ново, и к этому все уже успели привыкнуть. Но кроме этого, слишком много в этой «помощи» остаётся за кадром.

Да у нас тут таких девчонок! — и ножка стула все же не выдержала немалого веса полковника, и предательски хрустнув, все же уронила человека на пол.

— Дурацкий табурет! — мгновенно соскочил опер, подняв следом за собой в воздух стул, держа его одной рукой, словно бы желая уронить на нерадивый телик.

Взгляд туда вызвал новый приступ злобы.

Да у нас таких малолеток по пять штук за сутки в сточных канавах находят! Задушенные, зарезанные, просто забитые до смерти! Накаченные наркотиками... и редко когда не изнасилованные. Сами же эти, белые каски — полковник сплюнул себе же под ноги, глядя на появившиеся на экране холеные рожи заграничных интервентов, с уверенностью заверяющие, что уже взяли ситуацию полностью под свой контроль — зачастую и насилуют.

И сделать с ними ничего нельзя! Вот вообще! Они же!.. неприкосновенные — стул вернулся на своё место, чудом удерживая равновесие на трех оставшихся ногах.

— Эх, — вздохнул полковник, покачав головой — ладно бы лишь их нельзя было арестовать, имея все доказательства на руках, после насилия одной из девочек, прямо на улице под камерами банка! Или убийства там же охранника заведения, что решил помочь — хороший был мужик! Правильный!

Опер вновь вздохнул, смахивая с глаза предательскую слезу скупого на эмоции человека. Ведь того, мужика, он знал лично! Учились в месте, потом поддерживали связь, и в тот несчастный банк...

— Эх...

Его в охрану порекомендовал он сам. Но каски — неподсудны! Они же... миротворцы! Их всех сами за яйца вздернут, если они хоть пикнут в их направлении! И бесполезно уговаривать начальство! Глава отдела... уже трижды сменен за два года, из-за излишни деятельную натуру. За гонение бандитов.

И в этом вот вся лиха загвоздка! Ведь не одними касками кишит теперь Москва! Наемники-тире-бандиты, профессора наук-тире-садисты-живодёры, что понаехали со всей страны округи, и ставят опыты во всю, да над людьми. Тут как-то вымер целый дом! От того что в вентиляцию пустили некий газ.

Но, что? Расследовать? Да не смешите! В таких делах и пукнуть не успеешь, как прилетит звонок...

— «Дциинь!» — глаза полковника, чуть не вышли за орбиты.

Он скосил свой взор на телефон, что повторил звонок, как колокол на кладбище в ночи.

— «Дциинь!».

Звонить сюда в такое время могут только... и он уже знает, что они попросят... прикажут! Тоном, не допускающим и тени возражения.

— Да... Хорошо... Скажем, дети развлекались с фейерверком. Ясно.

Полковник сел на стул, игнорируя его треногость.

— Застрелится, что ли? — скосил он взор, на табельного Макарова, лежащего в кобуре у телевизора.

Но вспомнил о семье, о жене, о детях, даже блин о теще! Как они протянут без него? Пенсии давно не платят никому, работы... нет по факту, если английского не знать — тем-более. И даже на панель...

Полковник стиснул зубы, старясь выкинуть подобную мыслю из своей черепной коробки. Положил трубку телефонную обратно на аппарат, и подтащил поближе пистолет.

— Значит как тогда, утечка газа. — взглянул он на Макарова.

За окном послышалась пальба.

— Начальник! — ввалился в кабинет его помощник.

Но налетав с порога, на полный горести-тоски взгляд шефа, понял сразу — не судьба.

— Что, снова, да?

— Ага. Кажется — прислушался к стрельбе полковник — это люди косого, чистят территорию под новую дурь.

— Из-за океана, да?

— Ага. Как видна простой травой с Афгана им уже не интересно промышлять, синтетику будут молодёжи загонять!

— Вот... — произнес младший по званию, после минутной паузы в разговоре — Вот бы... — вновь замолчал он, прислушиваясь к трели автоматных очередей прямо под окнами участка — Вот бы их сейчас всех вместе!.. — сжал он две ладони вместе, изображая как стирает песочное печенье в порошок, и оскалил зубы — И... — но слова более из глотки уже не вырвалось.

Слишком сильно их тут всех дрючат.

— И что потом? Милицию и так желают упразднить, да не хотят мороки с населением, с которым самим потом придется разбираться. Вот накроем мы тут их всех... — помотал головой полковник, глядя на собственные колени — И что? У тебя ребенок, у меня трое...

— А вы не боитесь?..

— Боюсь, паша, боюсь. Настолько, что порой и жить не хочется. Или имею желание, то застрелится, то пойти стрелять по всем из автомата. Но вот смотри, уволят нас, сдав на растерзание своим карманным шавкам, и дальше что? — взглянул он на товарища, а стул под ним опасно накренился — Пока мы тут, мы хотя бы какую-то видимость порядка держим! По улице, хотя бы в центре! Хотя бы в теории. Можно ходить, не опасаясь пули. А уйдем, и что?

— Каски сядут в броневики, и будут стрелять во все, что движется. — поморщился напарник, и взглянул на «ящик телепередач».

— Итак, напомним главные темы выпуска... — издала коробка, с жизнерадостной напомаженной ведущей, ставшей уж третей новой «звездочкой» только за эту вот неделю.

— А я ведь её знал... — вдруг проронил притихший подчинённый.

— М? — не понял босс, взглянув на друга — Ведущею? — на экран.

— Не, девчонку. — мотнул товарищ на тв, где мелькнула тема со «зверски замученной», и полковник все же плюхнулся с поломанного стула.

— А, эта! — соскочил он снова — Не бери в голову! Было бы удивительно, если бы после убийства президента наше ФСБ не работало на ЦРУ пусть и не напрямую. Хотя, такая дрянь, как прямое подчинение... — задумался начальник.

— Интересно, где сейчас её папка? — задумался Павел, вспоминая своего бывшего командира, что натаскал его веем известным миру премудростям кинологическое дела.

Правда собак в отделе давно уж всех повывели «за ненадобностью», и профессиональный кинолог с дипломом и опытом, работает обычным дежурным, в ночную смену. А по сути — сторож-водитель, иногда работающий доставщикам пиццы для голодающих иностранцев из миротворческих сил.

— «Дциинь!»

***

— А не пора ли нам возвращаться? — поинтересовался я, спустя положенных два дня, у многословного, но болтающего исключительно не по делу, «лесника».

Только он не лесник! Вообще ни разу! И даже не охотник! Ну, почти. А... хрен знает кто! Просто мужик бородатый какой-то, с большой любовью к сырому мясу. Бородач, во! И он достал откуда-то из складок своей мешкообразной, пусть и кожаной, одежды, здоровенный телефон — ладно хоть не домашний! А то бы я и ему не удивился. Сотовый, ну или спутниковый, пикнул клавишами раза два, и лесник с задумчивым видом уставился в засветившийся во мраке зелененький экран. Странный он какой-то, и мужик, и телефон!

Я уже тут с ним два дня средь леса торчу! Как могу, себя развлекаю... двух зайцев поймал! И пол лисы — хвост оторвал, бедолаге! Хотел добить, но она в нору так глубоко забилась... А лесник — сожрал всю добычу сырой! Гад! Я только на котелок отвлекся, а он уже свежо выпотрошенные тушки обсасывает... Даже для меня — это было отвратительно!