На расспросы, не было ли страшно, когда добывали документацию по атомной бомбе, Яцков отвечал: «Мы сравнивали свой риск с тем, которому подвергались наши сверстники на фронтах войны с фашистами, в партизанских отрядах. Да, была забота, тревога, чтобы не было срывов, провалов. Было удовлетворение от того, что справились с этим делом, несмотря на отдельные отчаянные моменты, которые скорее переживали наши связники, перевозившие секретные материалы».
Касаясь полемики в средствах массовой информации относительно роли разведки и ученых в создании советского атомного оружия, А.А. Яцков говорил: «Конечно, закрытость темы породила ряд недоумений. Когда академик Александров, который тогда не занимался вплотную этими проблемами, уверял, что ученые все сделали сами, то, видимо, он не был в курсе обстоятельств, которые в полном объеме были известны лишь академику Курчатову, руководившему так называемой лабораторией № 2 и который получал то, что мы по его просьбе добывали».
«С другой стороны, было бы преувеличением, — говорил Яцков, — утверждать, будто разведка сама создала атомную бомбу, — это, конечно, ерунда. Бомбу делали ученые, специалисты, техники, опираясь на научный и экономический потенциал страны».
«Важно, конечно, было то, — добавлял Яцков, — что добытой разведкой информации отвечала степень подготовленности советских ученых. Разумеется, если бы ту же информацию получило какое-нибудь развивающееся государство, эффект был бы иным. А в целом противопоставлять советских разведчиков и ученых неправомерно».
На вопрос: «Ваше отношение к атомному оружию?» — Яцков ответил: «Чувство у меня такое: это оружие появилось значительно раньше того, когда оно должно было бы появиться. Общество на нашей грешной земле еще устроено так, что доверять ему такую страшную силу было рано. И его появление — это скорее не источник радости, а дополнительная тревога. Появляется опасность атомного шантажа, угроза, что тебя обгонят, придумают нечто еще более изощренное. И просто возможен человеческий промах, случайности рокового рода».
В командировке Яцкову выпала задача обеспечивать мероприятия по добыче особо секретной информации по созданию атомного оружия, операции, получившей кодовое название «Энормоз».
25 апреля 1945 года военный министр США вручил тогдашнему президенту записку, в которой говорилось: «Через четыре месяца мы завершим работу над оружием, которого не знало человечество». Хозяин Белого дома знал: речь шла об атомной бомбе. Однако знал об этом не только президент США. Подробно осведомлены об этом были и те лица, которым посвящен этот рассказ, а стало быть, и лица, ответственные за состояние советских вооруженных сил и безопасность страны.
После заграничной командировки Анатолия Яцкова руководители отдела составили на него служебную характеристику, в которой писали:
«В довольно сложных условиях оперативно и грамотно решал поставленные перед ним задачи Центра. Скромен, интеллигентен и выдержан. Работу хорошо знает и любит. Умеет вербовать и воспитывать своих помощников. Самостоятелен. Делу Родины предан.
Учитывая, что Яцков за шесть лет работы в нью-йоркской резидентуре не был расшифрован спецслужбами противника, находился вне их подозрения, полагали бы возможным с учетом знаний английского и французского языков использовать его впредь на работе в одной из загранточек».
Благодаря резидентуре НТР, в состав которой входил Яцков, советская разведка получила в США ключевые расчеты, схемы и чертежи по Манхэттенскому проекту (производство американцами атомной бомбы).
Яцков по возвращении из США некоторое время работал в центральном аппарате, а затем был направлен на работу заместителем резидента во Францию.
Вернувшись из Западной Европы, Яцков возглавлял факультет в Краснознаменном институте КГБ СССР им. Ю.В. Андропова (ныне Академия внешней разведки). Пользовался исключительным уважением у слушателей и преподавателей за свою честность, прямоту в суждениях.
В 1985 году полковник Яцков вышел в отставку. Однако продолжал поддерживать тесную связь с коллективом, часто выступал перед молодыми сотрудниками разведки. В прессе появлялись его статьи, воспоминания и рецензии.
«Нашу бомбу, — писал Яцков в одной из статей, — создали ученые, инженеры, рабочие, а не разведка. В невероятно сложных условиях и в короткие сроки они сумели создать атомный щит для Родины. Сведения, добытые разведкой, только ускорили эту работу».
За большой вклад в дело обеспечения безопасности полковник А.А. Яцков был награжден орденом Октябрьской революции, многими другими орденами и медалями.
Скончался Анатолий Антонович 26 марта 1993 года, похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.
В списке героев есть и женщина. Ее настоящее имя — Леонтина-Тереза Петке. Родилась она в штате Массачусетс (США) 11 января 1913 года в семье выходца из Польши Владислава Петке. Рано стала принимать участие в политической деятельности. Вступила в компартию США, была профсоюзной активисткой.
Со своим будущим мужем Моррисом познакомилась на антифашистском митинге в Нью-Йорке. Моррис к тому времени возвратился из Испании, где участвовал в борьбе с франкистами и был ранен. Отважный американец покорил сердце девушки, и в 1941 году они поженились. Узнав о связях мужа с советской разведкой, Леонтина без колебаний согласилась помогать ему в тайной деятельности.
В годы войны она стала работать в качестве агента-связника резидентуры в Нью-Йорке. Моррис был мобилизован в американскую армию и направлен в Европу для участия в боевых действиях. В конце войны был демобилизован, и оба продолжили сотрудничество с советской внешней разведкой. Начиная с 1943 года резидентура в Нью-Йорке приступила к сбору информации о так называемом «Манхэттенском проекте», о работах ядерного центра в Лос-Аламосе по созданию атомной бомбы. Еще перед тем, как 16 июня 1945 года было проведено первое испытание, в Москве уже знали об основных данных, касающихся устройства бомбы, которые помогали советским ученым создавать свое собственное атомное оружие. Это была рискованная работа, и Леонтина проявляла при этом удивительную находчивость и самообладание.
Неоднократно работа супругов Коэнов оказывалась под угрозой раскрытия. Приходилось временно прерывать с ними связь. В 1948 году они были включены в группу, которой руководил разведчик-нелегал В. Фишер, ставший известным под именем Рудольфа Абеля. В 1950 году в связи с предательством в его группе Коэны были вывезены в Москву. Здесь Леонтина получила специальную подготовку для работы радистом-шифровальщиком. А в 1954 году супруги с новозеландскими паспортами на имя Питера и Хелен Крогеров прибыли в Лондон, где начали работать в нелегальной группе, которой руководил К. Молодый (псевдоним «Бен»). С 1955 по 1960 год резидентура Бена получила и передала с помощью Коэнов-Крогеров в Москву большое количество секретнейших материалов, касавшихся британских программ вооружений, в том числе ракетного оружия.
В связи с предательством группа была раскрыта, а Крогеры арестованы. 13 марта 1961 года суд приговорил Хелен Крогер к 20 годам тюремного заключения, несмотря на то что в ходе процесса ее причастность к советской разведке не была доказана.
Хелен-Леонтина содержалась в особо тяжелых условиях, подвергалась тягчайшим унижениям. Здоровье ее было серьезно подорвано. Но ничто не сломило ее стойкости, преданности делу и людям, с которыми она работала.
В 1969 году состоялось освобождение Леонтины и ее мужа: они были обменены на агента британских спецслужб Д. Брука и 25 октября прибыли в Москву. Здесь состоялась их встреча с В. Фишером и К. Молодым.
Леонтина и ее муж продолжали трудиться в управлении нелегальной разведки. Она была награждена орденами Красного Знамени и Дружбы народов.
23 декабря 1993 г. Леонтины не стало. Моррис скончался 23 июня 1995 года. Супруги похоронены на Новокунцевском кладбище в Москве.
