Обед подали, комнаты пропылесосили, её сумки занесли. Нет, разбирать не нужно. А нужно посмотреть объявления о сдаче квартир. Но непонятно, в каком районе лучше жить – потому что непонятно, где она теперь будет работать.
Вьевилль позвонил ближе к вечеру.
- Поговорим?
Любит он это словечко! Вот опять – поговорим. Но надо, наверное, надо поговорить.
- Да, хорошо.
Они договорились встретиться в сквере неподалёку от особняка Роганов. Нет, она не сказала, куда делась. А он не спросил.
Он уже ждал на скамейке у фонтана, когда она пришла. Пришла сама, без такси и всего прочего – чтобы собраться с мыслями. Но что она могла ему сказать?
Он молчал, она молчала. Тоже, что ли, не находит слов?
- Скажи, Катрин, ты в самом деле пришла работать в «Волшебный дом» по просьбе своего отца? – спросил он наконец.
- Да, он и сообщил мне о вакансии, - ну а что ж тут скрывать-то теперь, поздно уже. – Но говорю тебе откровенно – я не передавала ему никакой значимой информации, я не говорила с ним о работе вообще – кроме того разговора, куски которого тебе прислали.
- Куски? – нахмурился он.
- Да, куски, - а она подумала, что сглупила – можно ж добыть полную версию из записей с той же самой камеры!
И пусть посмотрит, как было на самом деле.
- Ты хочешь сказать, что самое интересное мне ещё предстоит узнать?
- Самое интересное? – не поняла она.
- Да, твой блестящий анализ деятельности моего предприятия.
- Мой анализ ты не стал слушать – я хотела рассказать тебе сегодня.
Он и сейчас не слушал.
- А вообще, как давно ты занимаешься шпионажем на «Четыре стихии»? Всю самостоятельную жизнь, что ли? – он тоже говорил с горечью.
- Это даже не шпионаж, просто – мнение человека изнутри. А здесь даже и мнения-то не было, - сказала она, не глядя. – Только… ты ведь не веришь, да?
Она смотрела и чувствовала – не верит.
- Да, отец всю мою сознательную жизнь использовал меня именно так. Да, я не возражала. Почему-то. Не было повода задуматься, наверное. Да, я вижу теперь, как мерзко всё это выглядит. Честно, я не знаю, что делать и как жить дальше.
- Вероятно, так же, - пожал он плечами.
- Не получится, - выдохнула она.
- Отчего же? Твой отец отлично решает, чем тебе заняться, где работать, как там себя вести, с кем заводить отношения.
- Отношения – нет. Да понимаешь ли ты, что если бы не эти самые отношения, то я бы, наверное, как раз успешно докладывала отцу обо всём, что казалось мне интересным или подозрительным? И да, я понимаю, что сделать, чтобы поглотить «Волшебный дом». Но я не делилась этим с отцом, нет. Да как же сказать-то, чтобы ты услышал?
- Зачем? Неужели очень нужно, чтобы я услышал?
- Да, нужно! Очень нужно!
- Чтобы снова морочить мне голову?
Да что ж такое-то! Чем его пронять-то?
Она рванулась к фонтану, потянула оттуда, что смогла захватить, и швырнула – некрасиво, но мощно. И… увидела, как он небрежным жестом превратил всю эту кучу воды в пар прямо на подлёте, и распылил где-то в атмосфере. На неё дохнуло невероятно горячей влагой, но – он сделал всё с ювелирной точностью, и не повредил ей никак, только напугал.
- Осторожнее, принцесса. Не все вокруг простецы, встречаются и маги. И могут отбить – прямо на вас.
Развернулся и ушёл.
* * *
Так хреново Рыжему не было уже давно, очень давно. И главное, не понять, кто на этот раз накосячил. Она? Он? Она могла бы и не молчать, да, и прямо сказать, что её отец интересуется «Волшебным домом». А он? Мог ли он что-нибудь?
Единожды в жизни он не бежал от отношений. Не просто повстречаться и разбежаться, а… нечто большее. И что же теперь?
А вдруг она и впрямь не так уж и виновата? Впрочем, что значит – виновата? Он же не сможет получить её слова с точностью до грамма, чтобы решить… что решить?
Его всю жизнь учили, что он в ответе за тех, кто сам не может постоять за себя, и что тот, кому много дано, потом строже держит ответ на докладе всем высшим силам. Поэтому он и отвечал. Сколько мог. А тут что он вообще может?
В прошлый раз он хотя бы напиться смог, а тут никакое бухло даже и не лезло, он плеснул в стакан – и тут же выплеснул обратно под одобрительным кошачьим взглядом. Так и сидели оба на балконе – мрачные и отвратительно трезвые. А потом переместились спать, да и всё.
Утром он ехал на работу, когда позвонил Леон и сообщил, что дядюшка Готье сегодня прибудет в офис. Вот и славно, поговорим.
В офисе встревоженная Мия не трещала, как обычно, но молча варила арро и разливала по чашкам, Андре пришёл и сел на стол, хотя обычно это Рыжий так делал, потом ещё пришёл Антуан Пти-Кру.
- Ну что, насколько плохи наши дела и каким именно образом? – спросил Рыжий.
Дядя Готье как приедет, так и приедет. От него не убудет, ему расскажем, что приговорим к тому моменту.
- Десять процентов свободных акций из пятнадцати сменили хозяев за последние сутки, - сообщил Андре. – И мы не знаем, кто их скупает.
- Контрольный пакет-то все равно у дядюшки, - пожал плечами Рыжий.
- Верно, но имея больше десяти процентов, можно войти в совет директоров с правом голоса, - возразил тот. - А в случае смерти господина Готье акции достанутся вам с господином генералом напополам, и, скажем, если кто-то считает вас обоих дураками и солдафонами, ничего не понимающими в жизни, то может попробовать подтолкнуть вас к продаже.
- И что мы можем сделать? Рассылку по акционерам с воплем – не продавайте, пожалуйста, не поддавайтесь панике? Или если продаёте, то продавайте нам? – усмехнулся Рыжий, но усмешка вышла невесёлой.
- Можно и сделать, конечно, - кивнул Андре. – Вообще тебя бы показать где-нибудь. В телевизоре на популярном новостном канале или в сети. Ты уболтаешь кого угодно.
- Меня сейчас только по телевизору показывать, уж конечно, - закивал Рыжий. – Ладно, подумаем ещё об этом. Что там по тётке из отдела… - он чуть было не сказал – отдела Катрин, но одернул себя. – Из водного, короче.
- Госпожа Симона, не скрываясь, передаёт на сторону детали наших заказов, тех, что выполняла сама, - сказал Антуан. – Её уже можно приглашать, показывать ей, что мы по ней нашли, и увольнять. Сегодня парни досмотрят кино – и в понедельник сделаем. Ну и распространить причину её увольнения как можно шире – чтоб не отмылась уже никогда. Потому что репутация, и её нужно беречь.
Вот именно, репутация. А Катрин, получается, в угоду отцу свою репутацию не берегла. А почему Луи де Роган её не берёг? Она ж ему не просто так, а дочка старшая, которая в клювике тащит важную инфу? Как можно не беречь такую дочку?
Рыжий вдруг подумал, что со своей дочки он бы пылинки сдувал. Нет, учил бы её жить в мире, и за себя постоять – тоже, но стоял бы за неё горой. Да только какая ж ему теперь дочка?
Раньше, чтобы быть хорошей дочерью, достаточно было выйти замуж за того, на кого укажет отец. А теперь? Шпионить в пользу его предприятия? Древняя Катрин де Роган была, очевидно, хорошей дочерью – в рамках своего времени. А нынешняя – в рамках своего. Тому Рыжему это оказалось очень даже на руку, а нынешнему как? Тот принц Роган был заинтересован в союзе с Рыжим, и отдал ему дочь без разговоров, а нынешний?
Появление дядюшки Готье, гордо восседавшего на своей коляске, прервало бессвязный поток мыслей.
- Так, молодцы, и что у нас плохого? – вопросил он, почти как раньше, разве что голос потрескивал поболее прежнего.
Кажется, неприятности подстегнули дядюшку, и в нём взыграл боевой задор. Что ж, он брат генерала Треньяка и дядя капитана Вьевилля. Не просто так мимо шёл.
Дядюшке рассказали про Симону из водного отдела и про скупку акций.
- Про акции я не понимаю, может, ты знаешь? Что там вообще с акционерами? – спросил Рыжий.
- Ты, мальчик мой, туда не лезь, хорошо? Пока. Я сначала сам попробую, а если по-хорошему не получится, тогда попрошу тебя, - усмехнулся дядюшка. – Лучше скажи, что случилось с прекрасной госпожой Катрин из водного отдела? Почему Шарль с утра звонил мне и интересовался моим личным мнением о ней?
