В воспаленном мозгу Кочина возникла блаженная картина. Он уже на складе, набирает полные сумки тушенки, сигарет, водки. Торопливо схватив потертую сумку, в которой лежал пистолет, закрыл комнату и побежал на почту звонить Мазурову.

Увы, именно в этот момент судьба начала отворачивать от Николая Кочина лицо и поворачиваться соответственным местом. Дома Мазурова не было, а другого телефона Николай не знал. И надо же такому случиться, что в это же время к Рамизу Алиеву приехал его племянник, Али Гасанов. Любимый родственник направлялся в Москву с большой партией товара и на всякий случай решил запастись оружием. В такой просьбе Рамиз отказать ему не мог. Они прибыли на склад, и, лишь только наклонившись к коробке, Алиев увидел надорванный скотч.

Торопливо отодрав его до конца и заглянув внутрь, Рамиз разразился неистовыми ругательствами. В этот раз ему переправили много патронов и лишь два пистолета.

Теперь в коробке лежал один вороненый ТТ.

Невезение Кочина продолжалось. По дороге со склада Алиев увидел Гошку Маренина. Тот все-таки вырвался из-под опеки матери и, уже пьяный, без дела шатался по рынку.

— Эй, Гошка, иды сюда! — крикнул ему Алиев.

Тот оживился, думая, что ему опять хотят дать еще какую-то не сильно обременительную работенку. Тем неприятней был сюрприз, когда, прибыв на склад, оба азербайджанца начали его дружно бить. Хотя Гошка на голову был выше своих истязателей по складу характера был слабак. Через пятнадцать минут он рассказал все, что знал: про ворованную тушенку, про странную торопливость Кочина, где тот живет, и даже то, что Николай частенько стучит ментам. Последнее было самым большим ударом для гостей с Кавказа. Отойдя в сторону, они начали совещаться, — Я думаю, он не врет, — предположил племянник.

— Шакал он и есть шакал, — согласился дядя. — Все эти русские пьяницы и воры, отойти на минуту нельзя, стащат все, что угодно. Что с этим делать?

Отпустить?

— Отпускать его нельзя, слишком много знает. Давай я его сейчас вывезу, брошу где-нибудь по дороге.

Сидящий на полу Гоша вытирал полой старой ветровки разбитый нос и старался понять, о чем говорят его мучители. Алиев подошел, присел на корточки:

— Харашо, дарагой, я тебе верю. Это все Кочин твой, совсем плахой человек, да? И где он живет, говоришь?

— На Херсонской, это в Соцгороде, дом пять, комната восемь. А я только тушенку взял, я и не видел, что он там делает… — зачастил он.

— Хорошо-хорошо, я же тебе верю, — говоря это, Алиев кивнул куда-то за спину. Маренин хотел обернуться, но не успел. На его голову обрушился тяжелый стальной прут. Через полчаса Гасанов подогнал к гаражу свою «Газель», тело неудачника Гошки погрузил в кузов и повез в сторону столицы. Выкинул его той же ночью в лесу, в трехстах километрах от Кривова.

Найти Николая Кочина для азербайджанца оказалось делом гораздо более трудным. Алиев еще плохо знал город и долго искал эту проклятую улицу Херсонскую, когда же нашел, то выяснилось, что хозяин отсутствует.

Азербайджанец срочно покинул барак, настолько тягостное он производил впечатление. Обитали там в основном старухи да люди, стремительно опускающиеся до положения бомжей. На него косились с удивлением. Слишком приметная внешность, иномарка, пусть и изрядно потрепанная. Отъехав от барака метров на сто, он встал так, чтобы видеть подъезд. Время шло, Кочина не было, и Ра-миз все больше нервничал. Уже начало темнеть, когда кавказец увидел группу парней, неторопливо шагающих к бараку. Алиев присмотрелся и понял, что одного из них он точно знает. Открыв дверцу, он крикнул:

— Эй, Юрка, иды сюда, дэло есть!