Наверное, что — то очень серьезное, раз сам шериф округа приехал на место преступления.
— Никакого происшествия не случилось, господин Карл, мистер Хагенс мой старый приятель и я приехал его поддержать, он сейчас, как никогда нуждается в поддержке. И поверьте, если у кого — то есть намерения обмануть моего друга или еще чего, пусть пеняет на себя. Я уверяю вас, Карл, я так просто этого не оставлю.
Шериф Малдаун очень хороший друг, это было видно невооруженном взглядом. Поэтому я абсолютно не обиделся на его грубость и подозрения.
— Поверьте, я не желаю зла мистеру Хагенсу, я приехал помочь, у меня нет дурных помыслов.
— Хотелось бы, чтобы это было действительно так, — все так же с подозрением ответил шериф, видимо он мне не поверил, — прежде чем вы пройдете в дом, я хотел бы осмотреть ваши вещи.
— Хорошо, шериф Малдаун, — ответил я, передавая гитару и сумку, — в подобных случаях недоверия я обычно разворачиваюсь и ухожу, но в этот раз я сделаю исключение, потому что вижу, что вы печетесь за вашего близкого, а в наше время это большая редкость.
Шериф бросил на меня неодобрительный взгляд и все же начал рыться в моих вещах. Он начал с сумки.
— Что это за бутыльки и порошки? — немного повысив голос, произнес шериф.
— Это необходимо для моей работы. Я думаю, ваш друг, а именно мистер Хагенс, рассказал вам кто я, и, надеюсь, вам понятно, что объяснять, что это я не собираюсь.
Шерифу не понравился мой ответ, но он сдержался, с психу бросил бутыльки в сумку, затем швырнул её мне.
— Полегче, шериф, не разбейте, это ценные вещи, достать их не так уж просто, — попытался объяснить я, но понял, что это напрасно, шериф был явно скептиком, он не верил, в существование нечисти, для него это были лишь выдумки. Он до сих пор терпел меня из-за своего друга, была бы его воля, я бы уже ехал в полицейский участок на допрос.
— Очень странная гитара, — презрительно рассматривая инструмент, сказал Малдаун.
— Дружище, хватит, — послышался посторонний голос, — я уже устал ждать.
Шериф молча отдал гитару и попросил меня следовать за ним.
— Ну наконец — то! — съязвил я.
Шериф в ответ злобно рыкнул.
Я не стал его дозолять, мы шли молча.
Внутри дом был не менее шикарен, чем снаружи. В комнате висели шкуры редких животных, стоял рояль не из дешевых, взглянув на такой не нужно быть экспертом, чтобы определить это. Куча картин и еще очень много дорогой всячины наполняли коридоры. Особенно в глаза бросились предметы древности, я сразу это почувствовал, им было много тысяч лет, хотелось рассмотреть их все, но суматоха, царившая в доме, не позволяла мне отвлечься и прочувствовать их энергетику.
Мистер Хагенс и шериф быстро и стремительно шли, я еле — еле успевал за ними, дом был действительно очень большим, прошло более пяти минут, прежде чем мы достигли заветной комнаты, к которой направлялись.
Когда мистер Хагенс открыл дверь, я сразу почуял запах живой падали.
— О, господи! — крикнул я непроизвольно.
Они повернули головы и уставились на меня, требуя объяснений.
— Господа, простите меня, — ответил я им, — у меня страшные подозрения, надеюсь, я ошибаюсь и они окажутся беспочвенными.
— О чем ты? — грубо ответил шериф.
Я промолчал.
Мистер Хагенс схватился за сердце.
— Чертов дурак! — крикнул шериф, поддерживая своего друга, чтобы тот не упал, — а ну пошел вон отсюда, клоун.
— Нет, пусть останется, — осадил его Хагенс, тихим голосом, — пусть расскажет, пусть расскажет все.
— Все дело в запахе, исходящим из этой комнаты, пахнет живой падалью, а это означает…
Меня перебил шериф:
— Какой, нахрен, живой падалью, ты под чем? Что ты несешь?
Я терпеть не мог, когда мне затыкали рот, но все же я сдержался и продолжил:
— Такой запах источают зомби! Полумёртвые!
Мистер Хагенс услышав вердикт, потерял сознание.
Шериф не выдержал и достал револьвер, он готов был выстрелить, еще секунда и в меня бы прилетела пуля. Меня спас ужасный вопль. Это был плач девушки, ей было очень больно. Я догадался, что мучает её.
— Мне нужно срочно к этой несчастной, — сказал я, — я могу снять боль.
Малдаун убрал оружие.
— Иди, иди быстрее.
Я вбежал в комнату.
Девушка лежала на кровати и корчилась от боли, её держали двое врачей, я понял это по медицинской форме, одетой на них, они пытались поставить бедняжке какой — то укол.
— Отойдите от неё, — крикнул я, — ей это не поможет.
Один из них презрительно посмотрел на меня, другой продолжал держать её руки.
— Не мешайте нам работать, — строго ответил врач.
— Вы делаете ей только хуже, ваши лекарства убьют её, — выбив из рук доктора шприц, максимально настойчиво произнес я, насколько это было возможно.
— На помощь, — крикнул второй врач.
В комнату вбежал шериф.
— Выйдите все из комнаты, немедленно, — крикнул я, в моем голосе была твердая уверенность в том, что я знаю что делать.
Все трое послушно покинули комнату. За столько дней безуспешных попыток облегчить страдания дочери Хагенса, у них появилась маленькая надежда, что у меня получится это сделать.
Девушка обхватила меня, её ногти раздирали мне спину. Я не издал ни звука и не оказал сопротивления. Нужно было понять, что мучает её.
— Убейте меня, я устала… устала от боли, я не могу больше терпеть, пожалуйста, убейте меня.
Я начал быстро тереть друг о друга свои ладони, насколько это было возможно, хватка девушки мешала мне, растирать было очень неудобно, не хватало амплитуды. Нужно было растереть их как минимум до сорока пяти градусов, когда я почувствовал достаточное тепло, исходящее из моих ладоней, я стал гладить ими девушку, начал с головы. Страшная боль стихала, она начала успокаиваться, отпустила меня, легла на кровать, ей хотелось отдохнуть, я продолжал гладить, потом снова тереть ладони и снова гладить. Процедура продолжалась около получаса.
В дверном проеме появился мистер Хагенс, у него текли слезы. За последние две недели он впервые увидел дочь, которая не всхлипывала от боли во сне, это был сладкий сон, приятный, она не чувствовала боли, она улыбалась.
— Кто бы ты ни был, странник, спасибо тебе… — захлебываясь от слез, произнес он шепотом и вышел.
Процедура закончилась, я вышел из комнаты. На меня пялились четыре пары глаз.
— Мистер Хагенс, идите к дочери. Хоть она и спит, она почувствует ваше присутствие. Вы сейчас ей очень нужны, — совершенно спокойно сказал я.
Мистер Хагенс не стал долго ждать, он немедленно пошел к дочери.
— Я приготовлю мазь, будете мазать место укуса, это ослабит её страдания.
— Нужно ампутировать руку! — возмутился доктор, — это гангрена! Если мы не отнимем… она пойдет дальше, в данном случае никакая мазь не поможет! Все что вы говорите — это абсурд, мистер!
— Это не гангрена, — ответил я ему совершенно спокойно, её кровь отравлена, отнимете руку, гадость вылезет в другом месте. И тогда я уже не в силах буду помочь.
— Так делайте! Чего вы медлите, Карл? — вмешался шериф.
— Мне нужно знать кто её ужалил, по-другому не получится, рассказывайте, все что знаете, как и где это произошло. Нужно отыскать того монстра, пока я не увижу его и не определю его вид, я не смогу приготовить противоядие. Это очень важно.
— Мы поймаем эту тварь, — заявил шериф.
— Вы её видели, Малдаун?
— Да.
— Рассказывайте, немедленно, рассказывайте все!
— Пройдемте, Карл, — сказал почти шепотом Малдаун, — нам не нужны посторонние уши.
Шериф привел меня в кабинет, предложил сесть за стол, достал из шкафа бутылку коньяка, две рюмки и предложил мне выпить, на что я естественно отказался. Дело в том, что людям моей профессии категорически нельзя употреблять спиртное. Оно открывает врата в человеческий разум всяческим энергетическим тварям, паразитам, которые могут соблазнить или заставить сделать вещи, о которых приходится сожалеть. А с силой, которой я одарен, это особенно небезопасно не только для меня, но и для окружающих.