— Он будто нарочно тянул, чтобы дать убийце время на раздумья.

— Это его обычная манера. Милн не чувствовал, что умирает. Если он собирался послать вместе с письмом снимки, сделанные через микроскоп, то объяснения или комментарии приписал бы потом, после снимков. Ученые всегда так поступают. «Поглядите, что я нашел!» «Удивлены?» «Угадайте, что это?» «Не догадываетесь?» «А вот что это!» — ну и в том же духе.

В его передаче, ученые разговаривают друг с другом дурашливыми, скрипучими голосами.

— Да, — спохватился я, — когда я смотрел видеозапись, мне показалось странным, что Милн не вывел изображение с микроскопа на экран.

— Заинтриговать хотел, наверное, — пожал покатыми плечами Алексеев.

— Кого? Нас?

— Уж нас-то он, точно, заинтриговал.

— Почему все-таки убийца не сумел воспользоваться кораблем?

— Скорее всего, ему помешал второй астронавт. С этим выводом комиссии я согласен. Людям на Терминале здорово повезло. Представляю, какая эпидемия разразилась бы, если бы инфекция вместе с убийцей перелетала со станции на Терминал!

Мы одновременно посмотрели на стопку грязных тарелок возле мойки. Тарелки полетели в мойку, где их настиг душ из смеси горячей воды и «Комет-Супер-Антисептика». Домашние хлопоты действуют успокаивающе даже на астронавтов-спасателей.

Выждав, когда первая обеззараженная тарелка займет место в сушилке, я спросил:

— Тела удалось идентифицировать?

— Что?! Какая идентификация?! — стряхнув руки, он повернулся ко мне. — Реактор поплыл, вы не понимаете? Мы застали там титановую лужу, только-только застывшую. Уцелел только корабль, он находился на безопасном расстоянии, но в нем никого не было — ни живого, ни мертвого.

— Снимаю вопрос. Что за реактор у них там был… — размышлял я вслух, — …не собирались же они отапливать весь астероид.

— Весь не весь, но энергостанцию на астероид завезли с учетом того, чтобы энергии хватило для строительства «Телемака-Один». Работала она на пять процентов от своей полной мощности. «Телемак-Пи» был частью энергостанции, их доставили в едином блоке. Априори, с учетом того, что энергостанция должна была работать в одну двадцатую силы, нормы безопасности нарушены не были. В этом смысле, «Спэйс-Транзит-Инжениринг» от ответственности отвертелся. Я тоже считаю, что они не виновны. Во всем, что случилось, строители виноваты меньше всех.

— Кто же, по-вашему, виноват?

Он домыл последнюю тарелку, сполоснул руки, не спеша вытер их бумажным полотенцем. Раздражение сменилось задумчивостью.

— Кто виноват… Вечный вопрос.

— Не вечней, чем «который час?».

— Вы думаете? Ладно, слушайте ответ. За два года до катастрофы Сэмюэл Милн работал в Институте Астромикробиологии на Ундине, главной планете Сектора Улисса. Специализировался институт на изучении первичных форм жизни на планетах Сектора Улисса. Вирусом Пака-ХС они так же занимались, и они же пришли к выводу, что вирус безопасен. Милна из института вытурили за излишнюю самостоятельность, однако официальная формулировка была «за некомпетентность». Милн повозмущался, походил по юристам, однако справедливости так и не добился. Поэтому он улетел с Ундины в дальний космос, где работал кем придется — то лаборантом в санитарном надзоре, то фельдшером, поскольку какое-то медицинское образование у него имелось, то консультантом у «зеленых». А последние полгода — в профсоюзе строителей. Там он контролировал условия труда на строительстве нового Терминала ТКЛ-сорок-одиннадцать. Я подозреваю, что его взяли врачом на «Телемак», чтобы он не путался под ногами, где не следовало. На станции Милн продолжил начатые в институте исследования, потому что у него наконец появились для этого время и оборудование. Никакого второго вируса у него, разумеется, не было. Он проводил опыты только с вирусом Пака. Допроводился до того, что вирус мутировал в какой-нибудь смертельный для человека штамм.

— По существу, ваша версия не сильно отличается от версии комиссии. Какая разница — второй вирус или второй штамм?

— Разница в происхождении — искусственное или естественное. Комиссия изобрела второй вирус, чтобы не привлекать внимание к Паку. Между прочим, комиссия состояла из унидинцев. Поэтому они из кожи вон лезли, чтобы ни в коем случае не бросить тень на Институт Астромикробиологии. Кто знает, может в институте параллельно проводились аналогичные исследования, который доказали, что вирус Пака при определенных условиях мутирует в смертоносный штамм. А в каталоге, изданном тем же институтом, недвусмысленного говорится, что у вируса Пака нет и не может быть никаких опасных штаммов. Представляете, какой скандал разразился бы, если бы прежняя ошибка института вышла наружу?

— Смутно, но представляю. Однако, письмо к Рассвелу и убийство Милна вы этим не объясните.

— Еще как объясню! Что вызвало мутации вируса? Наверняка, какой-нибудь вид излучения. Рассвел-то в этом разбирался! У него гора статей об излучениях, спровоцированных всплесками в вакуумном конденсате. Кто-то, а он-то мог знать, что за излучение изменило вирус. Биология здесь плавно переходит в физику. А физиком кто на станции был?

— Там их было двое: Стахов и Бриккер.

— Бриккер умер первым. И он, кстати, землянин, а не ундинец.

— А Стахов с Ундины?

— Да, оттуда. До «Телемака» он работал в астрофизическом центре на Ундине. Был знаком со многими шишками из Института Астромикробиологии. Наверняка, был в курсе их опытов по разведению новых штаммов. Или даже лично участвовал. Думаете, нет?

— Но он такой авторитетный ученый… — возразил я, забыв, что спасателям нельзя возражать.

— Что вы говорите? Авторитетный? — накинулся на меня Алексеев. — Знаю я этих авторитетов! Откроют какое-нибудь излучение и ну бомбить им лягушек — мол, давайте лягушки, превращайтесь в кого там… черт забыл… — он наморщил лоб, вспоминая.

— В ежа? — предположил я осторожно.

— Нет, там вроде баба какая-то была…

— Вспомнил, Базилика-Белладонна! — пал я жертвой вековых языковых пертурбаций.

— Ага, — согласился он, — я же говорю, баба… Так вот, от физика до биолога ближе, чем от биолога до физика. Происхождение жизни даже для авторитетов все еще загадка!

— Я читал, ее давно решили…

— Да что вы читали! — разошелся он. — Вы на Протерпионе-Семь были? Нет, сразу видно, что не были!

Хм, молчи, я воевал… О чем можно разговаривать с человеком, который ни разу не был на Протерпионе? Который даже не знает, где этот Протерпион находится.

— Мы отвлеклись, — заявил я решительно. — Вернемся к вашим выводам. Вы их высказали комиссии?

Алексеев взял себя в руки.

— Комиссия… — пропыхтел он. — Под ее заключением нет ни единой подписи вирусолога, одни полицейские и психиатры.

— А спасатели?

— Конечно, нашлись и там конформисты, — он в отчаянии махнул рукой.

— Вы из-за этого перебрались с Ундины на Фаон?

— Ну да, накипело, знаете ли…

— Понятно. Рассвелу вы свою точку зрения высказывали? Что он вам ответил?

— Он сказал, что те его гениальные гипотезы, которые как-то связаны с биологией не проливают свет на историю с «Телемаком», поэтому я должен искать разгадку в чем-нибудь другом. Список гипотез, которым он желал бы найти подтверждение, он прислал. Было бы замечательно, если бы я нашел им оптовое подтверждение. Нобелевской он со мной поделится. На этот счет я могу не волноваться.

— А сколько сейчас Нобелевская? — поинтересовался я, потому что последние десять минут ломал голову, как соблазнить Шефа заняться делом «Телемака-Пи».

— Зависит, на сколько человек делить. — На вопрос он не ответил, но суть ухватил верно — хотя и не преднамеренно.

— Хоть один человек вас поддержал?

— Томальди, эколог.

— Здешний?

— Нет. Он глава представительства экологического контроля на Ундине. Постойте, — сжал он кулаки, — вы что, не доверяете мне?

Я попытался отшутиться:

— По закону требуется два свидетеля.

Алексеев разжал кулаки и бросил взгляд на сканер биополя.