Вот и сейчас Байбак ехал на деловую встречу в элитный пансионат «Кедры-8», что в тридцати пяти километрах от Москвы. У него уже выработалась привычка к персональному автомобилю с водителем и с синим проблесковым маячком. В России все, что нельзя, на самом деле можно, нужно только взойти на ту ступень власти и денег, когда на закон можно не обращать внимания. Сергей Иванович слегка подремывал на заднем сиденье и мимолетно думал: «Все хорошо, а все равно плохо. Надо к морю смотаться, да только и там будет все так хорошо, что снова будет хреново». Он слегка удивился своей мысленной философичности, но автомобиль уже мягко зашуршал по гравию подъездной аллеи к воротам пансионата «Кедры-8»…

— В Южном регионе организовывается сильный банк, — сообщил Сергею Ивановичу начальник Департамента ЦБ России по лицензированию, — с мощным уставным фондом и филиалами почти во всех крупных промышленных городах, имеющих дело с нефтью и теневыми деньгами. Это связано с открытием и началом разработки месторождения «бафометина» в Азовском море, неподалеку от Таганрога. Учредители — крупные нефтяные компании, а таганрогский металлургический завод выступает как юридический инициатор образования этого банка. Нефтяников это вполне устраивает, в отличие от монополий, к «Тагмету» нет никаких нареканий со стороны финансовых служб, его теневые обороты столь незначительны, что ничего кроме усмешки у налоговиков не вызывают. В общем, мы решили, что банк надежный и вполне достоин лицензии и работы с бюджетными деньгами. Думаю, они будут составлять не менее двадцати пяти процентов от уставного капитала. Двадцать процентов приходятся на «Лукойл», двадцать на «Юкос», пятнадцать «Сибнефть», десять «Тагмет» и десять, плюс право на назначение президента банка, — у города. Думаю, что на должность вице-президента банка ЦБ будет активно рекомендовать вас, Сергей Иванович.

— Я с удовольствием, вы же знаете. А кто будет президентом банка?

Начальник Департамента пожал плечами и, отвернувшись от Сергея Ивановича, равнодушно сказал:

— Какой-то Иванов Аскольд Борисович.

Полковник Самсонов стоял спиной к Степе Басенку и Баркалову Игорю и смотрел в окно своего кабинета во двор управления, где Николай Стромов о чем-то разговаривал с участковым капитаном, отцом пропавшего без вести Славы Савоева. Затем он отошел от окна, сел в свое кресло и неохотно спросил у сидевших за столом оперативников:

— Ну и что здесь делают эмиссары московского «Альфа-Эко», хотят наш металлургический завод к рукам прибрать?

— В общем, да, — согласился с полковником Игорь Баркалов. — Думаю, у них это получится, раз они московские, тем более, что они пытаются это сделать уже года два, выкупают акции где надо и где не надо.

— С чего это они, — удивился Самсонов, — так озаботились трубным бизнесом России, воду, что ли, на свои дачи в Подмосковье хотят провести или просто деньжат срубить по-легкому на перепродаже завода? Могли бы и в Москве что-нибудь придумать, деньги бюджетные какие-нибудь прикарманить или еще что-нибудь украсть, да мало ли в столице возможностей?

— Видимо, не могут, — пожал плечами Игорь Баркалов, — или боятся. Там ведь застрелят и фамилии не спросят, власть-то рядом, через каждый шаг на министра внутренних дел натыкаешься, а здесь они имеют двадцать процентов акций «Тагмета» и даже союзников из числа бывшего руководства.

— Да, — тоскливо вздохнул Самсонов и снова подошел к окну посмотреть на шеренгу новеньких патрульных машин «Нива-Ниссан» во дворе управления, подарок нынешнего высшего менеджмента завода. — Ну, а мы с какого боку в этом деле? Они там свою свадьбу пляшут, и, как ни крути, мы лишние. Криминала нет, и все, адью. — Полковник Самсонов показал руками, как выглядит в его представлении «адью». — И Видаш, между прочим, не ягненок, он сожрет любого волка вместе с клыками, и вообще, почему Видаш, когда его настоящая фамилия Бидаш?

— При получении паспорта, — объяснил Игорь, — паспортистка на одну букву ошиблась, да так на всю жизнь и осталось.

— Кстати, — подал голос до этого молчавший Степа Басенок, — криминал в этом деле есть, так что можно и без «адью» обойтись…

Капитолина Витальевна Шацкая внимательно посмотрела на дочь белокожего мужчины и темнокожей женщины Любочку Кракол и спросила:

— Милая, ты мне поможешь отнести одному нашему знакомому мужчине семьсот тысяч долларов в подарок?

— А он не подавится таким подарком? — живо заинтересовалась Любочка и, помолчав, уточнила: — Иванову, что ли?

Капитолина Витальевна молча закрыла и открыла глаза.

— А как же тот, за кого мы в ответе, — на всякий случай подстраховалась Любочка, — ленивый ясновидец Углокамушкин? Это ведь его деньги? — Немного помолчав, глядя на присевшую у зеркала Капу, она сама себе же и ответила: — Нет, не его деньги. Мы отнесем их в полночь.

— Ага, — оторвалась Капа от зеркала, — ночью. Ты еще предложи помело и ступу, Любочка. Мы отнесем их сегодня, — она взглянула на стену, где висели освещенные заоконным солнцем часы, — в полдень.

Аскольд Борисович Иванов стоял на самом краю волнореза, чуть ли не на двести метров ушедшего от берега в море, и пытался понять ситуацию, которая начала складываться вокруг него. Азовское море в этот утренний час было похоже на лишенную каких-либо амбиций женщину и на прозу Александра Грина. Оно навевало какие-то неясные опасения и легкую тоску по неосуществленным путешествиям. Аскольд Борисович понимал, что стремление к богатству, к обладанию большими деньгами — это один из элементов страха перед жизнью, людьми и будущим, в котором видимые плюсы рано или поздно обретают контуры окончательного минуса. Для того чтобы большими деньгами оградиться от собственного страха, нужна точно выверенная и глубоко осмысленная отвага, а это дано не каждому. Могилы бизнесменов на российских кладбищах тому доказательство. Лежащие в земле делали ставку на рывок риска, приняв свое самомнение за печать удачи, тогда как деньги предназначены не для риска, а для смягчения последствий от него. Тот, кто это понимает, тому они и подчиняются. В них не стреляют киллеры. Самолеты не падают вместе с ними на землю, автомобили не попадают в аварию, им не грозят банкротства. Эти люди четко понимают: чтобы спастись от страха перед жизнью большими деньгами, необходимо лелеять и качественно увеличивать этот страх.

Аскольд Иванов почувствовал, что он слишком долго и демонстративно стоит на краю волнореза в полном одиночестве и, повернувшись спиной к морю, покинул его, понимая, что вся прелесть неосуществленных путешествий в их неосуществимости. Сойдя с волнореза на песчаный безлюдный пляж, Аскольд Иванов отбросил в сторону сентиментальность и взглянул на мир с точки зрения человека, желающего овладеть его — мира — активами. Он принял предложение высшего менеджмента «Тагмета» возглавить ассоциированный банк развития «Шлейф-Баф», учрежденный в Таганроге при содействии местной и областной администраций с привлечением капитала крупных нефтяных компаний и денег из госбюджета. Аскольд Борисович знал эту схему, когда ЦБ относительно честно и относительно законно отнимает деньги у частного капитала и направляет их на счета антикризисного секретного фонда Правительствам России, попутно немного присваивая на личные нужды для своих чиновников. Миллион, два миллиона долларов в месяц не такие уж и большие деньги. Аскольд Борисович понимал, что в этой схеме наиболее сильно пострадает «Тагмет», как наименее искушенный и сделавший ставку на его, Аскольда Иванова, опыт банкира. Нефтяные компании куда как осторожнее и опытнее, потери такого рода они воспринимают как завуалированную дачу взятки и поэтому шума не поднимают. О том, какая роль уготована лично ему, Аскольд Борисович догадывался: лет двадцать тюрьмы или пуля киллера в голове, но все дело было в том, что на этот раз им двигало не желание вернуть свои утраченные позиции в мире бизнеса, а чувство мести, самое сладостное, хотя и абсолютно лакейское по содержанию.