…Модуль «Аква» напоминал по форме два уткнувшихся друг в друга «лбами» вопросительных знака, лишенных точечной автономии в нижней конечности. Он был оснащен системно-репродуктивной конструкцией «Айсберг», заполненной теллуровым льдом. У него была еще одна разовая спасательная функция. Он мог «выбросить» через гравитационный отсек модуля «ГА-опал» пропущенный через «Пульсар-нейтрино» теллуровый лед на корпус «Хазара» вовне, превратив космического кочевника в каплю воды. Способную шипеть и кипятиться в течение трех часов, даже попав в полярные районы солнечного диска.

Модуль «СИ-8» — «Вечер в Андах» — состоял из двух отсеков цилиндрической формы, разделенных вакуумной перегородкой. Фактически это была не перегородка, а третий отсек, шириной в семьдесят два сантиметра. Один отсек «СИ-8» был наполнен высокогорным микролишайником, так называемым «мраморным», а второй — биокультурой. То есть, по сути, два отсека «СИ-8» были оранжереями, если можно так выразиться, оригинально-стратегического жанра. Микролишайник, помещенный в созданную для него учеными научно-исследовательского центра имени Кристофера Шейнара саморегулирующуюся благоприятную среду, с непрекращающейся настойчивостью вырабатывал аэрофильный газ, который поступал во второй отсек с биокультурой, и там происходил скоростной фотосинтез, то есть рождение аналогичной земной атмосферы, которая аккумулировалась в среду вакуумной перегородки-отсека и уже оттуда наполняла чистым воздухом многоструктурную геометричность отсеков МХК «Хазар».

Глава третья

— Вот, например, ты, «Наглец», — Ладан Семенович Мушка ткнул в сторону курсанта Вацлавского свой палец. — Каким способом начнешь убеждать Москву интеллектуальную в ее хазарских истоках?

— Как вы правильно сказали нам на прошлом занятии, — бодро начал альфонсовец Ян Вацлавский, — убедить интеллектуальную Москву в хазарских корнях России невозможно, но втянуть в дискуссию на эту тему — запросто. Само собой, я бы начал со средств массовой информации…

— Прямо-таки, невозможно, — нарушил дисциплину курсант Авдеев. — Дай установочки, начни платить по десять тысяч доллароевровидных денег в месяц каждому интеллектуалу-гуманитарию, и они в течение двух-трех месяцев убедятся сами и убедят кого угодно, что Москву на самом деле основало общество любителей трубочного табака из Месопотамии.

— Я всегда подозревал в вас дурака, курсант Авдеев, — рассердился профессор Мушка. — Во-первых, хватило бы и трех тысяч долларов, во-вторых, далеко не все российские интеллектуалы в России гуманитарии, а в-третьих, покиньте аудиторию и прямым ходом следуйте к завхозу школы, прапорщику Бельчикову, доложите ему, что вы на весь день в его распоряжении.

— Есть! — Курсант Авдеев быстрым шагом направился к выходу из аудитории. Ладан Семенович не знал, что прапорщик Бельчиков, завхоз ВШ СВР, был как и курсант Авдеев, родом из станицы Тихорецкой, и поэтому курсант рассчитывал отпроситься у прапорщика на весь день, чтобы повидать Вассу Самойлову, временно вышедшую замуж за 250 миллионов долларов, три глянцевых арбатских журнала и 120 килограммов веса в пиджаке и брюках по имени «Мой Пупсик», но считавшую себя постоянно действующей подругой курсанта Авдеева.

— Игорь, ты почему сегодня такой насмешливый?

— Просто вспомнил сюжет одного фильма. Может, видела, «Облако-рай» — это почти обо мне и о райцентре Талое на реке Турка.

— «Облако-рай»? Я скажу папе, чтобы достал кассету, мы ее посмотрим с тобой вдвоем. Ты меня любишь?

— Нет, конечно, опомнись, Алиса.

— Ну и пусть, а я тебя буду любить до конца жизни. Слушай, Игорь, давай я договорюсь с папой, и ты станешь моим мужем? Я тебе все-все буду разрешать делать, все буду делать для тебя, ты только раз в неделю приходи, обнимай меня и говори о любви.

— Тебе всего четырнадцать лет, Алиса, и я тебя не люблю. Давай подождем, когда тебе исполнится шестнадцать, возможно, ты меня возненавидишь к тому времени.

— Я тебя уже давно ненавижу, женись на мне. Я куплю тебе дом, мне папа подарил на день рождения триста тысяч долларов.

— А мама?

— Мама, между прочим, тоже согласна, она даже не просто согласна, а буквально жаждет, чтобы ты женился на ком угодно из нашей семьи, хотя бы на Анастасии. Одним словом, она ищет к тебе интимные подходы.

— А кто такая Анастасия?

— Анастасия — это мамина мама, моя бабушка. Ну, пожалуйста, дай мне свою руку.

— Успокойся, Алиса, и отодвинься. Твоя мама готова засунуть меня в постель к своей матери и дочери лишь только для того, чтобы у меня была возможность сравнивать ее изощренно-чувственную зрелость с бестолково-неопытной юностью и благодарно-немощной старостью. Я, кажется, начинаю понимать, почему огонь обрушился на Содом и Гоморру.

— Мама у меня, как говорит папа, изысканно-невоздержанная благородная дама сермяжно-дворянских кровей цыгано-рязанского разлива. И ее нельзя не любить, она душка, папа от нее без ума.

— Помолчи, Алиса. Твой папа владелец газет, пароходов, заводов. Ведь так? А мама что хочет, то и говорит на телевидении. Вот тебе список. Указанные в нем люди должны выступить по телевидению и в прессе с утверждением, что русские на самом деле хазары, а первой столицей Руси был не Киев, а Итиль. А самое главное — они должны это научно обосновать.

— Ну и списочек, сплошь брэндные имена. Игорь, тут же одни академики и депутаты народные! Мама считает их самым покладистым материалом в своих интеллектуальных шоу. Наука ничего не говорит об этом, но ее секс-аура действует на этот контингент завораживающе. Ради нее они могут доказать что угодно. Если ей хотя бы намекнуть, что она станет твоей тещей или приемной дочерью, Итиль России обеспечен на телевизионном и газетно-авторитетном уровне.

— Хорошо, я намекну, пусть Итиль восстанет из пепла. Вот тебе, держи, это моя любимая авторучка, вполне возможно, что ты будешь ею расписываться в загсе. Привет Анастасии, я скоро позвоню.

Глава четвертая

— Пыль. — Ксюша Мамрик провела по перилам деревянного крыльца. — Откуда она берется, если всю неделю идут дожди?

Подмосковная Валентиновка была влажной, зеленой и свежей. Некогда престижно-политический, а затем артистический поселок уже олоскутился дачами с непонятной родословной: кирпичными, безвкусными, огромными, огороженными высокими и равнодушными к людям заборами. Строили под Швейцарию, Испанию, Францию и даже под грузинские замки. Органично смотрелись лишь дачи с преобладанием дерева и помнившие лучшие времена. Ксюша и Толик Лаперуза уже неделю жили на даче родителей Толика, которые в силу своей супружеской несовместимости находились в других, противоположных друг от друга, направлениях: отец снимал дачу по Ленинградскому, а мать по Киевскому тракту.

— Действительно, — Толик подул на кончики пальцев Ксюши с прилипшей к ним серебристо-красноватой пылью, — напоминает пыльцу. Не пойму, откуда ее столько набралось.

— Мой папа говорит, что это не пыль, а экологически-неприятный фактор заплесневения атмоферы. — Ксюша Мамрик задумчиво посмотрела на свою «хондайку», уткнувшуюся покрытым пылью капотом в куст жасмина с левой стороны крыльца. — Он говорит, что небо над Землею покрывается ряской.

— Вполне возможно. — Толик Лаперуза коснулся щеки Ксюши. — Но мне кажется, что твой папа впадает в ложный пессимизм. Люди реагируют на эту аномалию последнего времени по-разному. Китайские ученые, например, заявили в нете, что явление серебристо-красного, каким бы оно ни было — частным, локальным или глобальным, пылью, монеткой на асфальте или солнцем в небе, — всегда предвещает дракона.

— По-твоему, это оптимизм? — фыркнула Ксюша Мамрик. — А что тебе говорит твой Ка, он согласен с китайцами? И вообще, когда он высунет свою прошлую руку из твоего настоящего? Из-за твоей конечности с маникюром нас постоянно сопровождают сильные и стройные мужчины с лицами невыспавшихся патологоанатомов, и куда-то украли Углокамушкина, и вообще мы стали лицами, которых сопровождают. На фиг надо…