— Я тоже, — мельком взглянула на часы Жанет Генриховна, — точно с таким же встречаюсь.

«Значит так, — мстительно подумал полковник Абрамкин, — Москву и москвичей надо взять в жестокую оперативную разработку»…

Вначале он снял «Магнум» и положил его на закрытую крышку унитаза, затем вытащил из кармана брюк бумажник с фотографией семьи, семьюстами рублями и документами и тоже положил на крышку, затем отвинтил орден и, посмотрев на крышку унитаза, зажал его в руке вместе с удостоверением МВД.

— Держите, — положил плащ на перегородку между кабинками Аркадий Васильевич. — Он хотя и в пятнах, старый и заштопанный, зато длинный и лет двадцать назад бешеных денег стоил.

— Подождите, — Абрамкин стаскивал с себя брюки, — сначала я разденусь, а потом вы, вся одежда на перегородке не поместится. Держите, — он положил на перегородку брюки и пиджак, — сейчас водолазку и туфли передам.

— Да, — раздалось с той стороны, и одежда исчезла, — туфли можно по низу просунуть. Вы мне, так сказать, а я вам.

— Вам просто повезло, — сообщил Абрамкин Комарову-Багаевскому, снимая водолазку и вешая на перегородку, — что я знаю женщин и осведомлен, как они могут ломать судьбы и материальный достаток влюбленных в них мужчин, а то в жизни не пошел бы на эту авантюру. Давайте уж ваши туфли скорее.

— Держите, — смущенно прокашлялся Аркадий Васильевич, просовывая туфли. — Они, правда, немного не в форме.

— Чепуха все это! — заявил Абрамкин, отправляя свои туфли Аркадию Васильевичу и натягивая на ноги присланные ему резиновые калоши…

…Под плащом на Абрамкине были лишь «Магнум» и белые плавки, на ногах калоши «Смерть в богадельне», в кармане плаща лежал бумажник, в правой руке зажат орден, а в левой удостоверение. Женщины не замедляли перед ним свои шаги, но он и не обращал на них внимания, сосредоточив его на одной, выходившей из «лексуса» возле «Ирландского дома». Она с тревогой поглядывала на рекламный щит, где должен был ее ждать полковник, но его там не было. Полковник Абрамкин наблюдал за Жанет Генриховной, выглядывая из-за киоска праздничной расцветки с надписью «Приятного аппетита».

После того, как Жанет Генриховна покинула уникально-странную территорию дома номер двадцать один в центре Москвы, в квартиру Леонилы Альбертовны Бриз без стука вошел Агапольд Витальевич Суриков. Не закрывая двери, он прошел в большую комнату и прислонился спиной к стене, скрестив на груди руки. Вслед за Агапольдом Суриковым в открытую дверь, покряхтывая, вошла Сигуровна. Бросив равнодушный взгляд на Леонилу Альбертовну, она прошла в глубь комнаты и села на небольшой диванчик, обитый бело-розовой кожей. Леонила Бриз обулась в красно-вишневые туфли на высоком каблуке и начала, как ей казалось, по-балетному, принимать грациозно-аристократические позы перед зеркалом.

— Зад тяжеловат, — вошел в комнату Поликарпыч, — и шеста не хватает, как в стриптиз-баре.

— Не греши, Поликарпыч, — возразила ему с диванчика Сигуровна, — у девочки задик чувственный, терзающий мужское воображение.

Леонила Альбертовна наконец-то не выдержала и, обиженно фыркнув, ушла в спальню переодеваться.

Пока она переодевалась, в ее квартиру продолжали приходить гости, жильцы дома номер 21.

— Василиса Сигуровна, — вошел в комнату солидный мужчина в костюме кофейного цвета, — у меня всего час свободного времени. Что за срочность?

— Сядь и молчи, — оборвала самого артистичного и респектабельного мошенника Москвы Сигуровна. — У нас утечка информации.

— Голубчик, — обратился Поликарпыч к мужчине, — у нас утечка информации, так что молчи и сиди.

— Юморист, — с жалостью посмотрела на передразнивающего ее Поликарпыча Сигуровна. — Патологоанатом-сатирик.

— Сел и сижу, — рухнул в кресло мужчина в кофейном костюме. — Но повторяю и буду повторять, у меня всего час свободного времени. Я прослеживаю трансформацию кредитных убытков вексельного ряда в прибыль непредсказуемого качества во время предъявления этих векселей к оплате теми компаниями, для которых подобного рода убытки всегда оборачиваются качественной прибылью потаенно-личностного характера.

— Славик, — вырвался из меланхолии стояния у стены Агапольд Суриков, — дай мне три лимона зеленых.

— Зачем? — встрепенулся председатель фонда поддержки экономического управления СФ и Госдумы Вячеслав Данилович Антонян. — Если просто дай, то не дам, а если по теме — бери.

— Я трамвай себе куплю под старину, — попытался обосновать свою просьбу Суриков. — По Москве кататься буду.

— Еще один юморист, — прокомментировала Сигуровна и уточнила: — Придурошный. — Когда в квартире Леонилы Альбертовны собрались все ответственные квартиросъемщики дома номер 21, она повернула голову к Леониле Бриз и спросила: — Ну-с, милочка, расскажи нам подробнее о молодом человеке, ради которого ты уже полчаса перед зеркалом крутишься…

Полковник ФСБ, Степанида Исаковна Грунина, волновалась и нервничала по многим причинам, и ни одна из этих причин не была пустячной.

Во-первых, наступило время комплексной сдачи зачетов для ее группы «Альфонсы». поэтому вместе с полковником волновался и нервничал профессор по артистичной риторике и общественно-сексуальной коммуникабельности Ладан Семенович Мушка.

— Я уверен, — неуверенно произнес Ладан Семенович, — разведчику класса «Альфонс» совсем не обязательно уметь поражать огневую точку противника гранатометом из мчащегося на всей скорости вертолета. В конце концов это неразумно, мы их обучали искусству полифоничного шарма, они превосходные дознаватели, оперативники, юристы, знают по несколько языков, обучены эстетике и приемам восточных единоборств, умеют любить и стрелять, так нет же, их послали сдавать зачеты по боевой подготовке на самую настоящую грубую войну в составе спецназа ГРУ, этих профессиональных варваров и конструкторов ночного боя в самом неподходящем для надежды на благополучный исход месте. Это все равно, что забивать гвозди в крышку фортепиано, чтобы повесить на них ножные полотенца…

Во-вторых. Степаниду Исаковну волновала ситуация, сложившаяся вокруг проекта «Дитя разведки». Она тревожилась о зафиксированном в искусственной утробе Саше Углокамушкине. В эксперименте, проводимом безумно-гениальным «штатным доктором» СВР и ФСБ Алексеем Васильевичем Чебраком, произошло нечто из ряда вон выходящее, но она не могла понять, что именно.

— Видите ли, сударыня, — холодно взглянул на нее Чебрак, когда она объяснила ему, что Углокамушкин не просто «сырье», а ее питомец, — если все пройдет благополучно, то вы, как полковник ФСБ, будете довольны результатом, а если ничего не получится, то я верну вам вашего усыновленного питомца в каком угодно виде из двух возможных, или упакованным в урну для праха, или бездушным монстром, которого нужно держать в клетке.

— А почему бездушным? — поинтересовалась Степанида Исаковна.

— Потому что я уже извлек из него душу и отправил, — Алексей Васильевич махнул рукой куда-то в сторону небольшой столовой в конце коридора, — обратно в Агнозию, о которой вы не знаете и, что самое интересное, никогда не узнаете.

Эксперимент «Дитя разведки» осуществлялся в принадлежащем ФСБ НИИ АП (Активного поиска) комплексе бункерных зданий в Сергиево-Посадском районе Подмосковья.

— Ну и что? — поинтересовался Ладан Семенович после ее возвращения из НИИ АП. — Как дела у суперальфонса?

— Да почти такие же, — раздраженно пожала плечами Степанида Грунина, — как гвозди в крышку фортепиано и ножные полотенца вешать в казарме для студентов хореографического училища.

В-третьих, полковника Грунину раздражала суета в дипломатических, научных и даже правительственных кругах, связанная с предстоящим приездом в Россию Клэр Гатсинг, которую будут сопровождать крупнейшие бизнесмены, сенаторы, конгрессмены США, а также высшие чиновники ЦРУ и НАСА. Все и всюду говорили только о ней. Чего только Степанида Исаковна не услышала за эти дни. А друг семьи Груниных дипломат Чарский высказался по поводу приезда в Россию Клэр Гатсинг сдержанно, но исчерпывающе: