— Ладно, Эрин. Первым делом нам нужно убрать рвоту, правильно? Вымыть пол, сходить в душ. А потом мы с тобой поговорим, хорошо?

Он подбадривает меня взглядом. И говорит со мной тем же ровным, взвешенным тоном, которым вчера рассказывал об акулах. Когда надо, он может быть чертовски убедительным.

Да, я занимаюсь уборкой.

На это уходит совсем немного времени. Я протираю пол дезинфицирующим лосьоном из аптечки. Умываюсь, чищу зубы и беру себя в руки. Марк в это время заканчивает уборку. Тележка с едой исчезла. Как и постельное белье, и на кровати теперь только сумка. Бриллианты он высыпал в бокал для виски. Марк входит в комнату из гостиной, держа в руках мой ноутбук.

— Прежде всего, я не думаю, что стоит связываться с полицией, пока мы не узнаем, что, блин, происходит. Мне не улыбается провести остаток жизни в полинезийской тюрьме за кражу бриллиантов или еще что-нибудь в этом роде. Я считаю, нам нужно узнать, не хватился ли кто-нибудь этих вещей. Правильно? И может ли кто-то обнаружить, что они у нас, — говорит он.

Я беру ноутбук, который он мне протягивает.

Насколько я понимаю, нам предстоит кое-что выяснить. А в поиске я хороша. Марк садится на кровать, и я устраиваюсь рядом с ним.

— Итак, что мне искать в новостях, как думаешь? Кораблекрушения? Сообщения о пропавших людях? Или о неудачных ограблениях? Что будем искать? — спрашиваю я.

Я не уверена. Мои пальцы застывают над клавишами. Нужно с чего-то начать.

Он снова смотрит на сумку.

— Ну, у нас есть телефон. — Он позволяет фразе повиснуть в воздухе.

Да. Да, у нас есть телефон, а это значит, что у нас есть номер, а может быть, даже электронный адрес и письма, а то и настоящее имя владельца.

— Думаешь, стоит его проверить? Посмотреть, кому он принадлежит? — спрашиваю я.

— Пока нет. Подожди. Давай будем рассуждать логически и не спеша. Мы с тобой нарушаем сейчас закон? Нарушаем, Эрин? Мы сделали что-то плохое? Хоть что-то плохое до этого момента?

Откуда мне знать? Мой моральный компас, полагаю, всегда был точнее, чем компас Марка, но ненамного.

— Нет. Нет, не думаю, — говорю я. — Я разорвала сумку. Но я разорвала ее, потому что хотела узнать, что внутри: а вдруг это поможет найти владельца? Это правда, и этого должно быть достаточно.

— Почему мы не отдали ее полиции или охране отеля?

— Мы отдали. Мы сразу же передали сумку персоналу отеля, но ее нам вернули. А потом мы напились и решили, что сами сможем во всем разобраться. Это глупо, но не незаконно. — Я киваю. И решаю, что такое объяснение звучит вполне убедительно. — Но вот сейчас мы поступаем неправильно, — добавляю я. И я действительно говорю то, что думаю. — Мы должны прямо сейчас позвонить в полицию и рассказать об этом. Автомат и деньги явно намекают на то, что дело нечисто, — говорю я, снова кивая.

Я смотрю на распотрошенную сумку. Вижу угол пакета с деньгами сквозь дырку в ткани. Миллион долларов. Перевожу взгляд на Марка.

— Секундочку, — говорю я. — Я это помню. Это было в фильме о норвежских рыбаках. — Я быстро набираю запрос в «Гугле». — Грубо говоря, обломки крушения, морской мусор, спасенные грузы, — как хочешь, так их и назови, пусть будут «сокровища», — оговорены законодательно в международном морском праве. Вот… только послушай. — Я проматываю страницу и начинаю читать текст с сайта правительства Великобритании. — «Сброшенный балласт» — термин, используемый для описания товаров, выброшенных за борт для облегчения веса судна при угрозе кораблекрушения. «Затонувший груз» — это термин, используемый для описания товаров, случайно оказавшихся за бортом во время опасной ситуации. И так далее… Вот: «Лицо, спасшее груз и действовавшее в рамках закона, скорее всего, станет преемником права собственности в случае отсутствия заявления владельца». Ага. Нет, подожди. Черт! «Согласно закону о торговом мореходстве… С 1995 года этот закон распространяется на все найденные грузы в пределах территориальных вод Великобритании в радиусе двенадцати морских миль». Британские законы тут не имеют никакой силы. И я не знаю, под чьей мы юрисдикцией здесь, в Полинезии, под французской или американской.

Я снова ищу. Набираю запрос. Марк молча смотрит на сумку.

— Вот оно! Министерство торговли США. «“Сброшенный балласт” и “затонувший груз” — термины, описывающие два типа морского мусора, связанного с судоходством. Сброшенный балласт — это груз, целенаправленно сброшенный за борт командой судна в аварийной ситуации, чаще всего с целью облегчить судно. Затонувший груз — это найденный в воде мусор, который не был целенаправленно сброшен за борт и зачастую является результатом кораблекрушения или аварии». С точки зрения международного морского права, это разграничение очень важно. — Я поднимаю взгляд на Марка. — Затонувший груз может быть востребован изначальным владельцем, в то время как балласт является собственностью нашедшего. Если этот балласт представляет ценность, нашедший может стать получателем прибыли посредством продажи найденных предметов. — Я прекращаю читать.

Марк смотрит на окно, выходящее на лагуну, и хмурится.

Наконец он говорит:

— То есть, как я понял, вопрос в том, груз это или балласт.

— Ага, — киваю я, облизывая губы.

Нам нужно вернуться туда и выяснить это. Нам нужно вернуться обратно к бумажному кругу на воде, завтра же, и выяснить, случилось ли там кораблекрушение. Если владелец утонул во время шторма и потерял сумку, это одно. Если же он выбросил ее за борт и сбежал, то другое.

Если там, под водой, под всеми этими бумагами, ничего нет, то мы станемся богаче на два миллиона.

— А если увидим обломки, мы просто отправим сумку туда же. А потом сообщим о ней. Но если там ничего нет… Если от сумки избавились, то, думаю, все в порядке. У нас все будет в порядке, Марк. — Я направляюсь к холодильнику за холодной водой. Сделав глоток, я передаю бутылку ему. — Да? — спрашиваю я.

Он тоже делает глоток, ерошит пальцами свои волосы.

— Да, — соглашается он. — Завтра мы вернемся туда. 

Вторник, 13 сентября

Точка в море

Марк загружает координаты в GPS, и мы отправляемся в путь. Погода снова идеальна, над нами и под нами раскинулось пространство глубокого бирюзового цвета, насколько хватает глаз.

Прошлой ночью я искала новостные статьи о шторме. В них не сообщалось о пропавших яхтах или людях. Ничего, кроме фотографий штормовых туч и согнутых ветром деревьев в Инстаграмах отдыхающих.

Пока волны проносятся мимо нас, я думаю о корабле-призраке, который мы видели во время вчерашнего шторма. Яхта все это время стояла на якоре, так ведь? Может, сумка принадлежит ее владельцам? Может, они вышли в море, когда разбушевался шторм? Но зачем им ставить мачту во время грозы? Никто не станет этого делать. У яхт есть названия, их движение регистрируется в журналах, и я уверена: если бы та яхта пропала, мы бы об этом узнали. Ведь узнали бы? Но в интернете ничего об этом нет. Ни одного упоминания о пропавшем корабле.

Но кого мы обманываем? Сумка явно свалилась в море не с маленькой прогулочной яхты. Круг бумаг на воде, бриллианты, деньги в вакуумной упаковке, телефон, автомат… Я чертовски уверена: кем бы ни были владельцы этой сумки, они вряд ли регистрировали свой маршрут. Кем бы они ни были, они вряд ли оставили подробный отчет о своих передвижениях, который позволил бы нам их найти.

Я чувствую, что подошла слишком близко к тому, к чему приближаться совсем не хочется. К чему-то опасному. Я пока не вполне понимаю, к чему именно, но я ощущаю эту опасность и ее близость. Ощущаю, как люки в моем сознании трещат от напора того, что рвется изнутри. Хотя, конечно, это могут быть просто случайные деньги, а кто не любит случайных денег? Возможно, кто-то совершил ошибку, и, если пострадавшей стороны нет… мы можем оставить их себе. Эти легкие деньги. Мы в них нуждаемся.