Это очень странное чувство. Я не уверена, что смогу его описать. Любовь, которую я испытывала к Марку, никуда не делась. Я что угодно отдала бы, чтобы вернуться в прошлое, но это невозможно. Я приближаюсь нерешительно, осторожно. Если он все еще жив, он может убить меня. Закончить то, что начал. Но когда я оказываюсь возле него, он не поднимается. И от этого мне еще хуже.

Я сажусь рядом с ним на корточки и смотрю на него. Все то же красивое лицо, те же волосы, губы, глаза. Та же теплая кожа.

Я осторожно касаюсь его руки. Он не реагирует. Осмелев, я склоняюсь к его голове. Приближаю щеку к его рту: зеркальное отражение жеста, который я повторяла тысячу раз. Но вместо того чтобы ожидать поцелуя, теперь я пытаюсь ощутить тепло его дыхания на щеке. Пытаюсь его услышать. Я наклоняюсь к его груди, избегая горячего пятна крови. И слышу тихое, приглушенное биение сердца. Он все еще здесь. Он все еще жив.

Я осторожно убираю волосы с его лба.

— Марк? Марк, ты меня слышишь? — шепчу я. Ответа нет.

Я наклоняюсь ближе.

— Марк… Марк! Это Эрин. Ты меня…

И тут его глаза открываются. Он смотрит на меня, взгляд его рассеян и затуманен. Он громко кашляет и содрогается от боли. Он умирает. У нас всего минута.

На миг он встречается со мной взглядом, и я вижу вспышку узнавания, как бывает у больных Альцгеймером: это снова мой Марк. А потом она меркнет. И другое выражение темным облаком проносится в его глазах. Он смотрит на меня, и этот взгляд я никогда не забуду. Теперь я это вижу: как он на самом деле ко мне относится. Факт, мимолетный, но неопровержимый. И вот его больше нет.

Птица вскрикивает далеко в лесу, и я вздрагиваю. Я снова оглядываю деревья, но там никого нет. Поднимаюсь на ноги и какое-то время стою, потерянная, разбитая, неподвижная.

А потом я хватаю свой рюкзак и бегу прочь.

Вначале я не знаю, куда бегу, но на ходу у меня формируется план. Включается инстинкт самосохранения. Мне нужно найти телефон-автомат. Телефон, который нельзя будет отследить. На полпути обратно к дороге я едва не спотыкаюсь о тело Патрика. Он лежит на земле, раскинув руки. У него перерезано горло. Я бегу дальше.

Вскоре я добираюсь до дороги, истощенная, дрожащая. Низко надвигаю шерстяную шапочку на свой израненный лоб. Вытираю со щеки кровь Марка и направляюсь к телефонной будке, расположенной в деревне.

На часах 6 : 53. Он поднимает трубку после восьмого гудка.

— Эдди? Это Эрин. Я с автомата. Все… пошло не так. Дело очень плохо. — Мой голос дрожит, глаза наполняются слезами. Я говорю, как люди в новостях, беженцы, жертвы бомбардировок. Наверное, у меня шок.

Я дрожу, запинаюсь, задыхаюсь. Отчаянно пытаюсь сохранять подобие нормальности после того, как вся моя жизнь разлетелась на куски. Я замечаю, что рука над щелью для монет трясется, вместе с сжатой в ней скомканной карточкой с номером Эдди и очередной монетой. Что вообще сейчас произошло?

— Тише, милая, тише. Помедленнее. Уже ведь все хорошо, да? Ты в порядке? Ты цела? — Он со мной. В его голосе тревога и поддержка. Теперь все наладится. Эдди поможет.

— Э-э… да. Да. Я цела. Голова… но это не имеет значения. Эдди, я не знаю, что делать… — Мне очень сложно сосредоточиться. Понять, что важно. О чем говорить, о чем умолчать.

— С чем, дорогая? С чем? С деньгами? — Он терпелив, но я сама слышу, что несу бред. Он не умеет читать мысли.

— С ним… и… с другим человеком. Я не знаю, что мне делать. Я не хочу в тюрьму, Эдди. — И вот она. Суть дела. Вот почему я позвонила ему, а не в полицию.

— Понял, хорошо. Без вопросов. Ничего больше мне об этом не рассказывай. Прежде всего мне нужно, чтобы ты успокоилась, Эрин, хорошо? Можешь успокоиться, дорогая? — Кажется, я слышу, как он встает с кровати, скрипят пружины. Где-то в Пентонвилле две босые ноги опускаются на пол.

— Да. Хорошо. Поняла. Спокойна.

Я пытаюсь сосредоточиться на дыхании, замедлить его. Замечаю кусты у дороги, слышу утреннюю тишину. На том конце линии Эдди зевает, по камере разносится металлическое эхо. Я представляю, как Эдди сидит там, без рубашки, в самом центре Пентонвилля, с одноразовым телефоном, который для него пронесли тайком.

— Хорошо. Теперь: где он? Или они? Где ты? — Он со всем этим разберется. Я это чувствую.

— Норфолк. В лесу, — с трудом произношу я.

Тишина. Кажется, этого он не ожидал.

— Понял. Ну ладно. Там только ты?

— Только я. И он. И еще один… — По моему тону ясно, что я говорю о телах. Не о людях.

— Двое. Огнестрел?

— Да. Нет, один огнестрел, а второй, э-э… нож. Ножевая рана. — Я знаю, что мне с трудом дается этот разговор. Я снова делаю глубокий вдох и затем выдыхаю.

— Хорошо. Ты одна?

— Да.

— Местность пустынная?

— Очень.

— Отлично. А теперь, Эрин, слушай, что тебе нужно сделать, милая. Тебе нужно похоронить их. Ты поняла? Вернуться туда и закопать их. На это уйдет много времени, понятно?

Я не могу сейчас ни на чем сосредоточиться. Не могу думать. Но я благодарна за указания. Я сделаю все необходимое.

— Тут поблизости есть дома, милая?

Я оглядываюсь. Напротив телефонной будки стоит церковь. Дальше по улице — другой дом. Обветшалый коттедж, старый, с заросшим садом.

— Один дом. Да, — говорю я.

— Хорошо. Зайди сзади и посмотри, нет ли там лопаты. Возьми ее с собой. А теперь слушай меня: будь осторожна, дорогая. Тебе нужно как следует их закопать. Это будет сложно, но ты справишься. И позвони мне, когда закончишь. Из другого автомата, помни. Мы со всем этим разберемся, не волнуйся. — Голос у него уверенный. И он так меня поддерживает, что мне хочется заплакать. В этот момент ради Эдди я готова на все.

— Хорошо. Хорошо. Я перезвоню. Пока. — Я вешаю трубку и направляюсь в сад, расположенный за коттеджем.

И вы уже знаете, что произошло после этого. 

Суббота, 1 октября

Уборка

Я наконец добираюсь до отеля, раскрасневшаяся и покрытая грязью, но рана на лбу надежно спрятана под шапочкой, а мой взмыленный вид легко объяснить сложным туристическим маршрутом. В качестве доказательства могу предъявить свои потные подмышки.

В моем рюкзаке — отбеливатель и другие чистящие средства, которые я купила на заправке во время долгой прогулки из леса. Если вам когда-нибудь понадобится приобрести нечто подозрительное, купите вместе с этим огромную упаковку тампонов, это поможет. Кассиры, похоже, так смущаются при виде «Тампакса», что редко обращают внимание на остальные покупки. Они хотят лишь как можно быстрее спрятать коробку тампонов в ваш пакет. Попробуйте, проверьте.

К счастью, в мой номер не заходили, как и было указано на знаке. Внутри беспорядок. Кровь, стекло, признаки борьбы. Я нахожу ключ от ванной в мусорной корзине. Патрик наверняка выбросил его туда прошлой ночью, когда выходил из комнаты. Я просмотрела одноразовый телефон Патрика, прежде чем уложить его в могилу к Марку. Патрик вовсе не работал на владельцев самолета. Марк платил ему за то, чтобы он следил за мной. Патрик напал на меня прошлой ночью, выполняя приказы Марка. Марк хотел вывести меня из дела — правда, не убить, но избить достаточно сильно, чтобы я держалась подальше. Планировал ли он убить меня лично, позже? Я откладываю этот вопрос на потом.

Цепочка сообщений в его телефоне тянется в прошлое до второго дня после нашего возвращения из свадебного путешествия. Но тон Марка изменился после того, как я отнесла бриллиант для оценки в Хаттон-Гарден и он узнал о том, что старший инспектор Фостер и СО-15 расследуют дело Холли. Он стал более мрачным и злым, отдавал команды Патрику, приказывал следить за мной, пугать меня. Я вспоминаю, как Марк пытался заставить меня поверить, что я в опасности, что Патрик расследует дело Холли, что он из СО-15. Это Патрик звонил на домашний телефон, оставлял сообщения на автоответчике. В тот день в ресторане Патрик ждал именно Марка. Марк пытался запугать меня, по-настоящему запугать. Это он оставил незапертой дверь на кухне. Он убрал наше фото. Он пытался убедить меня, что я схожу с ума. Он хотел, чтобы я отказалась от бриллиантов. Хотел их выбросить. Чтобы потом в одиночку подобрать их и продать, лично, не вызывая у меня подозрений. Он, наверное, боялся, что я испорчу его план, если расследование дела Холли подберется слишком близко ко мне, а следовательно, к нему. Он создал собственный счет в Швейцарии, и сделал это наверняка тогда же, когда я отнесла деньги в банк, чтобы открыть наш общий швейцарский счет. Все это я узнала из одноразового телефона Марка. Он планировал положить на свой счет деньги от продажи бриллиантов, а потом опустошить наш общий счет в Швейцарии в течение следующих нескольких месяцев, и наконец, он планировал продать флешку. Но я, сама того не зная, находила все новые способы удержать нас в игре. Я продала бриллианты через Эдди. А потом нашла флешку и собиралась продать и ее. Это наверняка привело его в ярость. Я помешала его планам, и он вынужден был действовать.