А подумать было над чем.

Нет, я в общем-то знал, что так и будет… Не в смысле, что я встречу именно Батори, а…

Проклятье!..

Мысли совсем путаются.

Я знал, что рано или поздно встречу кого-то из своего прошлого будущего… или будущего прошлого. Я знал, что это может быть как приятная или полезная встреча, так и не очень. И встреча с Батори как раз проходила по категории «не очень», с уточнением, что это охренеть, как не очень.

То есть… Ну, я уже не раз озвучивал, что меня тоже нельзя было назвать особо хорошим или тем более добрым человеком. Но я всегда старался не допускать лишнего насилия и не доводить ожесточения в войне до края.

Именно в этом я и видел разницу между собой и Батори. Если для борьбы с ребелами проще всего было уничтожить деревни вместе с жителями, что их поддерживали, то Батори не колебалась, отдавая нужный приказ. Пакт это вполне устраивало, пока Волынь давала всё требуемое, но я в этом участвовать отказался. Провести расследование, если не знаешь нужных ответов — найти того, кто знает, и хорошенько расспросить его. Убедить или запугать — это уже не принципиально. Заставить повиноваться сотни и тысячи людей — искусство, заставить одного — рутина. Только с фанатиками сложности были, но за Альянс фанатики почти не воевали. К каждому можно найти подход. Предложить одному деньги или новые документы, пригрозить другому расстрелом друзей или семьи, третьего — банально «обработать». Человека вполне можно измордовать до совершенно скотского состояния, не превращая его в кусок мяса.

И тогда нет нужды сжигать пару деревень, что поддерживают скрывающихся в лесах ребелов. Предатель выведет на их лагерь или заманит в засаду, и всё решит более-менее честный бой… Ну или даже всегда можно самому вычислить логово ребелов: хоть в лесу, хоть в городе — это не так уж и сложно. Если знать, что за тварь тебе противостоит — всегда знаешь где её найти и как убить.

Но жечь деревни, конечно же, проще.

— …Вы не одобряете моего плана, — понимающе кивнула Ольга, пригубляя вина из бокала.

— Не одобряю, — сказал я, распиливая стейк при помощи ножа и вилки. — Я уже говорил вам об этом и не раз — эскалация насилия ни к чему хорошему не приводила. Нигде и никогда.

— Повстанцы вырезают гарнизоны, пускают под откос эшелоны и нападают на конвои. Вы знаете какой-то другой способ борьбы с ними?

— Разумеется. Локализовать места их действия, выявить связных и помощников из местных жителей, перекрыть каналы заброски инструкторов и снаряжения от Альянса, уничтожить лагеря и схроны…

— Это займёт время. Много месяцев.

— Да, это займёт время, — раздражённо бросил я. — А быстро вообще только кошки родятся. Зато к концу года вы получите замирённый протекторат.

— Но сможет ли столько ждать Пакт? — улыбнулась Батори. — Наступление на Хазарию в самом разгаре, охранные войска алеманцев и так держат на себе Рутению. Так что глубокий тыл придётся держать нашими силами — силами…

Ольга с лязгом щёлкнула пальцами, подбирая слово.

— Вассалов?

— Коллаборационистов. Давайте называть вещи своими именами, майор. Я предлагаю план, как навести порядок решительно и быстро. Если Волынь стала кормовой базой для повстанцев, то надо лишить их этого… корма.

— Расселив и уничтожив десятки деревень в зоне… «очистки»? — я покачал головой. — Вы получите только ожесточение и ненависть.

— Ещё больше, чем сейчас? — улыбка женщины стала чуть шире. — А разве это вообще возможно? Моё правление и так не вызывает восторгов…

— Ваше высочество, давайте начистоту, — я отложил столовые приборы в сторону и посмотрел в глаза Батори. — Вы не правите — вы перемалываете Галицию, выжимая все соки из неё. Да, Пакт это вполне устраивает, ведь протекторат всё равно будет заселён переселенцами из центральных княжеств. Поэтому вы вольны править, как хотите, пока устраиваете Императора. Но ваше правление не то что не вызывает восторгов — вас здесь просто-напросто ненавидят. И вы как будто делаете всё, чтобы вас ненавидели ещё больше. И даже сейчас…

Я обвёл рукой пустой обеденный зал во дворце. Единственными людьми здесь, кроме нас, были несколько горничных, прислуживающих за обедом, да полдюжины музыкантов, негромко наигрывающих на удивление бодрую мелодию, в которой я с немалым удивлением узнал старую песенку, что пользовалась популярностью у наёмных отрядов.

— Вас боятся и ненавидят, госпожа Батори. От последнего бедняка до министров — боятся и ненавидят, — сказал я. — Заметили? Никто кроме меня больше не ходит на ваши ужины — все остальные находят сто и одну причину не появляться здесь.

— С тех пор, как я утопила в крови мятеж? — поморщилась леди-протектор. — А вы не переоцениваете любовь моих придворных к простому люду, майор? Они и раньше не страдали этим пороком, а сейчас — так и подавно.

— Нет, с тех пор, как вы на глазах у всех сожгли барона Тарновского. Или, может быть, когда вы лично ослепили главного казначея.

— Они были плохими людьми, и они заслужили это, — отмахнулась Батори. — И если бы вы знали, что они натворили, то…

— Так расскажите, — в упор произнёс я. — Расскажите, что они натворили и почему их нельзя было осудить и расстрелять на городской площади.

Леди-протектор внимательно посмотрела на меня. Долго, пристально. Не говоря ни слова. А затем лишь криво усмехнулась.

— К чему ворошить прошлое? Скажу лишь, что я… не люблю суды. Слишком уж часто они превращаются в судилище. Лучше уж так — по-простому…

— Поэтому считаете себя вправе быть и судьёй, и палачом?

— Да, — прошептала Ольга. — Я вправе.

Её зрачки сжались в точку, что сразу же заставило меня поморщиться — я уже знал, что это верный признак того, что леди-протектор вот-вот впадёт в почти неконтролируемую ярость.

— Что уставились?! — неожиданно рявкнула она на прислугу. — Вон! Пошли все вон!

Батори швырнула в их сторону бокал с вином, и служанки с музыкантами тут же спешно выбежали прочь.

Мы остались с ней вдвоём.

— Я знаю, что вас судили за убийство отца и сестры, — сказал я, ощущая бушующий вокруг Ольги эфир. Но на удивление, я её совсем не боялся. — Вы считаете тот суд несправедливым. И поэтому вы мстите? Всем мстите. Я понимаю, что…

— Нет, вы не понимаете, майор, — резко бросила Батори. — Вас не возили в клетке по улицам под довольный рёв толпы. Вы не гнили в тюрьме, вам не рубили руки и не ставили «сеть».

«Сеть»? А это много объясняет… Например, столь низкий ранг некогда наследной принцессы целого княжества. Но если ей поставили «рыбацкую сеть», то чудо уже то, что она до сих пор владеет магией.

— Вас несправедливо обвинили? — спросил я. — Вы не делали того, в чём вас обвиняют? Только честно.

Странно, но насколько мне была неприятна леди-протектор из-за её кровожадности и очевидного сумасшествия, которое лишь усугублялось со временем, настолько же мне было её… жаль?

Странно, но мне хотелось быть на её стороне. Отчего-то мне хотелось её понять, понять и найти оправдание…

— Нет, — неожиданно рассмеялась Ольга. Хоть и несколько безумно. — Не пытайтесь меня оправдать, ведь я и правда убила их. И сестру, и отца, и… Вот этими своим ру… Ах да, — она снова зашлась в хохоте. — Так что, да, майор! Обвинения были справедливы. Я — виновна. Я — убийца, и хуже того — убийца родичей. И я заслужила смерть. Но смерть, а не растянутые на годы мучения. И если мне что-то помогло выдержать всё это, то лишь ненависть.

— Вы ненавидите всё, что раньше было вашим королевством, леди-протектор, — понял я.

И себя. Она ведь тоже была частью той старой Волыни…

— Да, — тихо произнесла Батори.

— И вы хотите его уничтожить.

— Да. Начисто. До основания.

— Но что потом?

— «Потом» не будет, — леди-протектор снова рассмеялась, но скорее просто нервно, а не безумно. — Что ж, спасибо вам, майор, за то, что хотя бы пытаетесь меня понять, а не просто вешаете клеймо бездушной убийцы.

— Я пытаюсь, ваше высочество, но… — я покачал головой. — Я — охотник за головами, солдат… Даже сыщик. Но не мясник, а вы предлагаете именно бойню. Так что… Я не могу вам помешать, но и участвовать не стану. Мой батальон останется в казармах, ваше высочество, и не будет участвовать в «Очистке». А как только я получу разрешение, то сразу же покину Галицию.