— А можно попробовать? — вмешалась в разговор леди Кимберли. — У тебя нет здесь этих... кексов?

— И прямо тут положил, и все такое мр-р-р... Всем ажно показал и положил и даже достал! Вота!

Бреннар сноровисто упаковал в полотняный мешочек пару коричнево-желтых кексов, отчетливо пахнувших изюмом, и грустно вздохнул:

— А я хотел, и все думал и все сам! Вот! И хлеб и булочки — а сам! А мастер — у-у-у! И не дал... И мне — «учись!» Муку сеялось и тесто мазалось, а еще — пых-пых-пухххх! И опало! И я его — пух-пух-пух, а оно снова пф-ф-ф! И закваска... А мастер — у-у-у! Пол подметал, и пыль вытирал, и воду таскал, и дрова носил... И все...

Чарльз сочувственно кивнул:

— Ты сейчас столкнулся с трудностями. Но не беда, у Грегора есть причины так делать. Ученик, в любой профессии начинает с заданий и работ почти не связанных с будущей профессией. И ты удивишься, но даже собственно сама работа пекаря состоит, увы, не только из собственно выпекания хлеба. Предстоит изучить еще уйму всяческих умений, вроде бы напрямую не относящихся к хлебу, но нужных и обязательных. К примеру, кто-то должен колоть дрова для хлебной печки. Тебе сейчас трудно, а иногда и скучно... Но так надо. Кроме того, я думаю, он хочет научить тебя дисциплине, хотя бы для собственного спокойствия.

Бреннар смущенно потер ухо и пожал плечами:

— У-у-у... А я весь такой терпеливый и всё такой да... А хочется! Вот! А вот ещё вся такая и с тобой и вся — ой и рядом стоит и кто?

— Ох, как невежливо! Я совсем забыл. Знакомься Бреннар, Леди Кимберли, урожденная баронесса Братас, — гордо сообщил Чарльз.

— Приятно познакомиться, — наклонила голову Кимберли.

— А я весь такой мр-р-р, и весь такой фух-х-х и весь такой хвост задрав! Вот он я —  Бреннар!

— Отлично, Бреннар! — Чарльз принялся разглядывать прилавок, — так, что тут у нас...

Кот-морф послушно показывал булки и караваи, рассказывая (по мере возможности) как и из чего они сделаны. Чарльз же то и дело поворачивался к Кимберли, спрашивая ее мнения. В конце-концов, выбрав пару хлебцов — вытянутых, покрытых желто-коричневой хрустящей корочкой и присыпанных дроблеными орехами, вдобавок к изюмным кексам, они пожелали Бреннару всего хорошего и откланялись, поскольку в лавку зашли еще клиенты.

— Какой забавный юноша! — мелодично засмеялась леди Кимберли. — Так смешно говорит... Откуда он?

— Не знаю, — развел лапами Чарльз, подводя её к соседнему павильону. — Говорят, сын фермера с ближних земель, захотел стать учеником пекаря. А говорит и правда смешно... Впишу я его в свой рассказ. Буду писать о Фестивале, как раз подойдет!

В следующем павильоне Маттиас и Кимберли взяли большой треугольный кусок ароматного желтого сыра, да еще кувшинчик коровьей простокваши и, выйдя на улицу, отправились искать местечко — присесть.

Устроившись на траве, Чарльз позволил хвосту обвить ноги и расположил хлебцы и сыр с кувшинчиком возле себя, прямо на мешочке. Кимберли присела рядом, немного повозилась, устраивая камизу красивыми складками, потом откусила кусочек хлебца.

— Вкусно, — улыбнулась она Маттиасу. —  Почти так же вкусно, как на Встрече грызунов.

Чарльз, откусив от своего хлебца, покачал головой:

— Не спорю, но... хлеб вчерашний, а может даже позавчерашний. Похоже, Бреннар чрезмерно увлекся изюмными кексами. Ну да ладно.

Кимберли пожала плечами, откусывая кусок, сыра и запивая простоквашей.

Чарльз смотрел вдаль, на плывущие над башнями и стенами Цитадели облака, на ветер несший их, ветер, хлопавший стенками палатки... Первый день Фестиваля оказался хорошим днем — ветреным, с летящими по небу облаками, с проглядывающим то и дело солнцем... Один из дней Фестиваля непременно был ненастным и холодным, из года в год, несмотря на все усилия метеомагов. Как будто сама Цитадель желала напомнить ее Хранителям — нельзя, нельзя терять бдительности...

Но в этот раз, Сарош, придворный метеомаг, предсказывал солнечную, правда, ветреную погоду на все дни праздника. Он объявил во всеуслышание, что во всех направлениях практически чисто, за исключением мелких кучевых облачков.

— Так что ты хотела бы посмотреть? — спросил Чарльз, осилив хлебец и оказавшийся весьма вкусным кекс.

Площадь постепенно начала заполняться народом — кое-кто, как и Чарльз с Кимберли устраивался на траве перекусить, другие просто бродили от лавки к лавке в ожидании начала представления. Оживали маленькие помосты — кое-где появились первые актеры, прочищали горло зазывалы, а один из помостов прочно оккупировали его коллеги из гильдии писателей. Насторожив уши, Маттиас расслышал громкую шутливую перебранку поэтов за лучшую чернильницу и самое красивое перо. Разумеется, все ругательства были сложены в рифму, высоким слогом.

Кимберли оглянулась по сторонам, на бродящих туда-сюда гостей и жителей Цитадели... Потом сгрызла остаток хлебца и, вытерев усы-вибриссы платочком, сказала:

— Мне всегда нравилось смотреть, как работают настоящие мастера. Как из их рук выходит настоящее изделие, прямо при мне.

Она опять улыбнулась ему и протянула лапу за палкой для грызения. Сегодня она принесла свою, подвесив её как Чарльз, в петлю на поясе. Глядя, как Ким аккуратно грызет свою (свою!) палку, Маттиас возликовал. Он знал, что нравится ей, но хотел большего — Чарльз желал, чтобы она нравилась самой себе. Он хотел, чтобы она получала удовольствие от крысиной жизни и не думала о себе, как о жутком и отвратительном чудовище.

К тому же она помогала ему сохранять рассудок... одно её присутствие поблизости избавляло его от приступов ярости. За последние две недели он ничего не сломал, и даже не чувствовал потребности вымещать на вещах свои чувства. А еще оказалось, что жить не только для себя, думать не только о себе было так приятно... Впервые за многие годы он мог позволить сердцу биться в такт с другим, наполняя все его существо тихой радостью, таким домашним, теплым чувством... Ему было так радостно видеть её счастливой, что одно это унимало его гнев, растворяло его, как кусочек сахара в горячем вине.

— Отлично, я знаю, где стоят их павильоны. Это близко, нужно только перейти площадь. Кстати, интересно будет посмотреть... Надеюсь, Гектор сделал, как я ему предлагал...

— Гектор? Тот самый? Здесь?! — изумилась Кимберли.

— Ты его помнишь? Да это он и ныне Гектор тоже нашего с тобой роду-племени. Кстати вы знакомы.

— Не может быть! Он же... М-м-м... Тот всегда мрачный и раздраженный крыс?

— Ну, вообще-то, с недавних пор он уже не такой мрачный... — чуточку самодовольно сказал Чарльз.

— В самом деле?

— Да. И я надеюсь, ты еще увидишь, почему.

Она доела кекс, допила остатки простокваши и, еще раз аккуратно вытерев усы платочком, стряхнула крошки с подола коричневого платья. Еще одна новая черта, появившаяся в леди Кимберли после изменения. По приезду в Цитадель она одевалась куда роскошнее — котарди[6] тончайшей шерсти, с изящными вышивками, меховыми вставками, длиннополый, с широкими рукавами упеленд[7], украшенный вставками из шелка и горностаевого меха... Сейчас же Кимберли, даже по праздникам, носила повседневное блио из хорошей, но все же немного грубоватой шерсти. Странно, удивлялся Маттиас, ведь его стараниями у нее есть несколько перешитых платьев, но она как будто не желала одевать их. Может быть, она считает себя недостойной?

Чарльз, разумеется, так не считал. Он же ясно видел, как она наслаждалась  вчерашней примеркой, заглядываясь в зеркало, смеясь и перебирая все эти оборки, ленточки, рюши...

Чарльз же, сидел на кушетке, в стороне и любовался, любовался... У него был длинный день, он уже переделал уйму дел, а предстояло переделать еще немногим менее и вначале он даже хотел попросить её поторопиться, но зная как важно женщине быть красиво одетой, решил немного подождать, а потом засмотрелся и забыл...