Пить из хрустального бокала было очень непривычно. Обычно Чарльз пил из высоких деревянных или глиняных кружек, в Муле пиво подавали именно так. Даже простое стекло было непомерно дорогим. Для заседаний группы Поддержки Грызунов у них был набор стаканов из мутного, зеленоватого стекла, но их (слава Цитадели... и спасибо ей) не пришлось покупать, иначе пили бы они из глины или олова. О хрустале же говорить не приходится и вовсе. Такие бокалы стоили даже не золотом по весу, а куда как дороже.

Чарльз провел пальцем по сияющей в свете масляных светильников грани, стукнул когтем, вслушавшись в тонкий, гармоничный звон. Кимберли даже улыбнулась, глядя на него.

В это время лорд Хассан опять поднялся на ноги, взяв чашу. Гостям не нужно было подсказывать — все тут же вскочили на ноги, подхватив свои. Томас высоко поднял золотой сосуд с вином, его грива заструилась по мощной шее и плечам:

— Друзья мои и гости! Второе мое пожелание будет таким: да будет урожай наш богат, и да заполнит он наши амбары и кладовые доверху! За урожай!

— За урожай! — хором повторили все гости и вслед за лордом, стоя выпили бокалы.

Чарльз сделал так же, но пил не торопясь, наслаждаясь каждым глотком. Удивительное вино. Чуть сладковатое, ароматное... Он никак не мог узнать марку. Не шардоне — никакого привкуса дубовых бочек нет и в помине. Но и не мускат. А может вообще не вино? Но у газированной воды, которую делала Паскаль, нет такого божественного аромата и... да что там говорить, вино это! Но обычное вино не пенится... Может Паскаль надумала делать газированное вино? С нее станется!

В любом случае, откуда бы оно ни взялось, и кто бы его не сделал, Чарльз посчитал это вино лучшим, что он пробовал в жизни. Оставалось только надеяться, что тостов в этот вечер будет великое множество... Но тут вмешалась безжалостная судьба, в лице леди Кимберли, которая наклонилась к уху Маттиаса и шепнула:

— Не увлекайся дорогой!

Чарльз с трудом удержался от смеха, когда один из ближников лорда объявил следующий тост — за виноделов и божественный напиток. В этот раз и во все последующие Чарльз лишь чуть-чуть отпивал из бокала. В основном тосты были, кстати, самые обычные: за здоровье лорда Томаса, за процветание Цитадели, разумеется, пожелания погибели и всяческих бед Насожу и прочее, в том же духе.

Тем временем вновь произошла перемена блюд. В этот раз на смену супам прибыли, наконец, основные блюда. В зал торжественно внесли четыре огромных подноса, и Тхалберг торжественно объявил название каждого. Тюрбо с анчоусным маслом. Крупный угорь «а-ля регент». Лосось с соусом из устриц. И последним — филе налима с раками. Основные блюда сопровождал целый парад соусов, подлив и гарниров.

Разговоры постепенно стали чуть тише и даже тосты на некоторое время прекратились — гости всерьез приступили к пиршеству. Маттиас и Леди Кимберли тоже последовали их примеру... как могли. К сожалению, даже главное блюдо не заставило леди Лориод замолчать. Она умудрялась поглощать невероятное количество пищи, не переставая говорить. И довольно громко. Чарльз краем уха услышал весьма пространную сводку слухов о предстоящей войне, все имеющие хоть какое-то значение новости из Северного и Среднего Мидлендса и очень тревожный слух об исчезновении наследницы лорда Хассана. Скрепя сердце, Маттиас признал, что здесь и правда что-то кроется... поведение лорда указывала на это более чем внятно, но вот, что именно?

Но тут внимание задумавшегося Чарльза привлек продолжавшийся монолог леди Лориод. Оказалось, ее привлекла леди Кимберли, и на голову бедной Ким пролился целый поток откровенно грубых замечаний, язвительных, совершенно нетерпимых советов и абсолютно мужских шуток. Кимберли сидела на месте, опустив глаза в тарелку, изо всех сил пытаясь не выказывать смущения, но тщетно. А «леди» Лориод разливалась соловьем...

В конце концов несносная «дама» повернулась к ним лицом, после особо язвительной шутки. Кимберли тем временем, разволновавшись, не выдержала и опять прикрыла нос лапой.

— Что случилось, крыска? — высокомерно и презрительно спросила толстуха, — что-то не так пахнет?

Чарльз хотел выдать что-нибудь не менее презрительное и высокомерное, но... он был жутко раздражен, и вино подогрело его куда сильнее, чем надо бы:

— Ваша прическа, «мадам». Что вы засунули туда? Дохлую кошку?

Кто-то вполголоса хихикнул, но почти тут же смолк. Лориод же лишь высокомерно фыркнула:

— Ты слишком долго жил в своей сточной яме, крыс. И, разумеется, не можешь знать изысканного аромата редчайшего тропического цветка «Putidum putidus illuvie». При дворах Северного и Среднего Мидлендса его аромат сейчас считается самым модным и неотразимым.

— Я знаю этот цветок, — прорычал Чарльз, уже практически во весь голос. — Он прекрасен, но его лепестки ядовиты ничуть не менее ваших речей, «леди»!

— Разумеется, — толстуха жеманным жестом поправила сальные локоны. — Это часть его привлекательности. Она показывает, сколь сильна моя кровь. Кровь моих высокородных предков. Впрочем, что ты можешь понимать в благородной крови, крыс? Что может понимать в этом твоя грязная подстилка? И ты сам и твоя шлюшка, вы оба пришли сюда из сточных ям, туда вы и уйдете. Так что, смотри на истинно благородных, пока можешь и наслаждайся истинно великолепным ароматом, пока тебе позволяют. Крысеныш.

Маттиас медленно выдохнул, заставив намертво сведенные когти отпустить затрещавший край дубовой столешницы. Эта... шлюха подзаборная, оскорбила не только его, она оскорбила и его женщину, и его род...

— Я не знаю, что течет в твоих жилах... — вытолкнул он сквозь сжатое горло, как можно незаметнее разминая мышцы и запуская по телу поток силы, — но знаю, что вырвав твой поганый язык, я окажу Цитадели благодеяние!

— Ты мне угрожаешь?! — взгляд бывшего мужчины наполнился просто невероятным презрением. — Да стоит мне сказать только слово и тебя выволокут отсюда в цепях, крысеныш. А твою шлюшку выпорют на конюшне, как непотребную девку, кем она собственно и является!

— Не раньше, чем я вырву твое черное... — прохрипел Чарльз, поднимаясь на ноги.

— Господа! — скрежешющий голос Тхалберга вмешался в разговор очень вовремя. — Леди Лориод, Чарльз. Лорд Хассан просил передать вам обоим свое неудовольствие. Это праздничный ужин, а потому он настоятельно рекомендует отложить ваши разногласия.  Кроме того, Чарльз, герцог Хассан вскоре покинет гостей, и он просит тебя покинуть ужин вслед за ним и не медлить. Надеюсь, мне не придется повторять эту речь, господа?

Остаток обеда прошел как в тумане. Маттиас машинально жевал что-то безвкусное, накладываемое на тарелку слугами и запивал тосты, не чувствуя ни вкуса, ни аромата.  Вечер, который должен был стать таким особенным, превратился в кошмар! Уж лучше бы он не искал Тхалберга, и не просил у него еще одно приглашение. Он должен был быть здесь один, должен был принять на себя удар отвратительных слов этой «женщины». Одна мысль о том, что кто-то подверг сомнению чистоту леди Кимберли, заставляла его сжимать кулаки так, что когти впивались в шкуру ладоней. Ее чистота вдруг оказалась важнее его собственной шкуры. Она была слишком мила, слишком умна, слишком... да все эти мелкие дворянчики, с их «кровью», даже мизинца ее не стоят!

Когда праздник наконец закончился, и лорд Хассан удалился к выходу, Маттиас поскорее вскочил, чтобы помочь леди Кимберли. Леди оперлась на его руку — она тоже хотела уйти поскорее. А вот большинство гостей остались за столом — слуги как раз подали десерт и выставили на столы крепкие вина. Краем глаза Чарльз заметил, что Тхалберг, оставив вместо себя кого-то из слуг, покинул залу вместе с лордом.

Едва они оказались в Каминном зале, как Ким, рыдая, упала в его объятия.

— Прости, — вздохнул Маттиас, пытаясь утешить ее. — Эта жирная дура, с ее поганым языком... Ты самая милая и самая прекрасная леди на свете. И вся ее кровь и все ее благородство даже ноги мыть тебе недостойны. Я... я люблю тебя, Ким.