Когда длинные ловкие пальцы Хантера оказалось у нее на груди, она напряглась, потом, ощутив несказанное наслаждение, задрожала и пошевелилась, как бы приглашая его продолжать, интуитивно чувствуя, что это хоть как-то успокоит ее.

Хантер снова что-то проговорил. Никогда в жизни он не имел дела с женщиной, которая бы так жаждала его и подходила ему по силе чувственности, с такой страстью требовала его ласк.

Понимая, что останавливаться не стоит да он и не хочет этого, Хантер принялся расстегивать пуговички на лифе платья, и пока он трудился над ними, не отрывал губ от ее рта.

Когда наконец он расстегнул последнюю пуговицу, ему в лицо пахнуло сильным ароматом розмарина.

Как будто пламенем.

Хантер застонал. Ему хотелось целовать соски, поднявшиеся от его прикосновения, но он никак не мог отстраниться от губ Элиссы.

В глубине сознания Элиссы мелькнула мысль – ее платье расстегнуто, корсет в беспорядке, а руки Хантера гладят ее нагую грудь.

Но нагота не беспокоила ее. Единственное, чего она желала, – чтобы на призывы ее тела Хантер отвечал успокаивающими и одновременно возбуждающими ласками. Наконец Хантеру удалось оторваться ото рта Элис-сы. Аромат розмарина окутал ее лицо, он вдохнул его, благословляя, и припал к нежнейшей на свете груди.

Прохлада лунной ночи, освежившая разгоряченную кожу Элиссы, доставила удовольствие.

А губы Хантера снова унесли ее в рай страсти.

Хантер чувствовал, как ночь превращается в костер. Ничего больше не хотел он в своей жизни, как немедленно освободиться от напряжения – кинуться в самое пекло и сгореть в пламени. Никогда раньше не испытывал он подобного, но мечтал всю жизнь.

И вот оно, здесь рядом, у него в руках. И жжет.

Этот огонь несравним с тлеющими угольками близости с Белиндой.

Воспоминание о жене окатило его как ушатом ледяной воды.

Грубо выругавшись, Хантер поставил Элиссу на ноги, она споткнулась, как сомнамбула, и еще теснее прижалась. Он отцепил ее руки у себя на шее и вытянул их вдоль ее тела.

– Хантер?

У Элиссы кружилась голова, и голос прозвучал нерешительно. Белые груди и жаждущие соски переворачивали нутро Хантера.

– Черт побери!

Он испытывал презрение к себе и к Элиссе, бессовестно совращавшей его, к собственному телу, легко поддавшемуся простому кокетству.

Когда Хантер еще раз потянулся к Элиссе, она снова обняла его за шею, подняла лицо, желая поцеловать. Он резко отвернулся и убрал ее руки.

– Достаточно, – сказал он.

Элисса хотела что-то сказать, но слова застряли в горле.

– Застегни платье, пока никто не увидел из барака, – сказал он.

Смущенная, растерянная, Элисса круглыми глазами смотрела на Хантера. В лунном свете они были чистые и холодные, как зимнее небо.

– Я не понимаю, – прошептала она.

Нетерпеливо выругавшись, Хантер натянул корсет на грудь Элиссы, задел соски, и у него снова перехватило дыхание.

– Х-хантер? – хриплый шепот Элиссы искушал Хантера, он не мог видеть без страстной дрожи атласную кожу и торчащие груди. Резкими движениями он принялся застегивать платье.

– Развлечения окончены, – объявил он резко. – Опытная маленькая кокетка сумела одурачить меня при свете луны.

– Я не…

– Черта с два – нет! – грубо перебил Хантер. – Тебе нравится, когда тебя тискают, целуют грудь. Невинная девушка никогда бы не разрешила.

Краска бросилась в лицо Элиссы, что было видно даже при лунном свете. Она посмотрела на лиф платья, на длинные пальцы Хантера, возившиеся с пуговицами. Ноги девушки подкосились.

– Со мной никогда такого не было, – проговорила она. – Ты первый, сам знаешь.

– Не трудись, не пытайся обмануть, что я для тебя не как все. Я не мальчик, нечего мне лгать.

Смущение, разочарование, раздражение вытеснили желание. Элисса уперла руки в бока.

– Почему ты не хочешь выслушать меня? – с вызовом спросила она.

– Говори потише, если не хочешь устроить бесплатный спектакль для обитателей барака.

– Ты ведешь себя так, будто я начала, – горячо прошептала она. – Ты начал. Я и понятия не имела, что ты… что я… что мы… Проклятие!

– Охо-хо! – равнодушно пробормотал Хантер. Он застегнул последнюю пуговицу и, довольный, отступил на шаг.

– Я знаю, такая кокетка, как ты, может удивиться, – грубо заявил Хантер, – но некоторые мужчины нисколько не заводятся от мягкого тела девушки, какой бы опытной она ни была в любовной игре.

– Мой «опыт» – только от тебя, от урока, который ты мне только что преподал.

– Ну неужели ты хочешь сказ-а-ать, – протянул Хантер, – что я настолько неотразим, что ты запылала всего от нескольких поцелуев?

Элисса вдруг вспомнила уроки английских кузин. И мгновенно остыла.

– Я была бы дурой, если бы согласилась с этим, так ведь? Или лгуньей. Ни то, ни другое качество не привлекает мужчин, правда?

– Неужели? Но ты ведь бегаешь за мной, а? – Хантер сжал губы.

– Ты хотел меня, Хантер. – Элисса выразительно посмотрела на его брюки. – И до сих пор хочешь.

Напоминание о том, что он почти не совладал с собой, не подняло настроения Хантера.

– Хотел тебя? – он пожал плечами. – Я хотел просто женщину. А ты оказалась под рукой.

– Я не верю тебе.

– Должна поверить.

– Почему? Это же не правда! Ты не смотришь на Пенни, как на меня, а она женщина.

– Черт побери! – зарычал Хантер, – прекрати, Сэсси!

– Что прекратить? Говорить правду?

– Правда в том, что мужчине все равно, с кем облегчить боль от желания. Жеребец не спрашивает родословную у кобылы, прежде чем влезть на нее.

Элисса тяжело дышала. Она едва сдерживалась, чувства грозили разорвать ее на части. Успокаивало лишь то, что Хантер, что бы он ни говорил, так же сгорал от страсти, как и она.

«Если бы у Хантера на уме была одна похоть, он бы продолжал раздевать меня. И видит Бог, я бы его не остановила».

Неуемная страсть к Хантеру пугала Элиссу. Она не была так уязвима даже когда пятнадцатилетней испуганной девушкой попала к кузинам, не испытывавшим к ней и капли доброты.

«Столько пройдет времени, прежде чем Хантер забудет о жене и смирится с тем, что влюбился в меня?»

Но не было ответа на вопросы Элиссы, широкая спина Хантера удалялась от нее к густой тени сарая.

Элисса вздрогнула и потерла руки, чтобы избавиться от холодка, ничего общего не имеющего с ночной прохладой. Она смотрела Хантеру вслед, пока различала его в темноте. Потом неуверенно повернулась к огороду, пытаясь снова найти утешение в аромате трав.

Несколько дней Хантер старался не оставаться наедине с Элиссой, и она увидела в этом признак победы.

Ее победы.

«Хантер не хочет себе признаться, он испытывает ко мне сильные чувства. И эти чувства больше чем просто похоть».

Элисса уговаривала себя, что так оно и есть на самом деле, но понимала, что пытается успокоить себя. Кто не боится, проходя мимо кладбища?

Расстроившись, Элисса заерзала в седле. У нее уже кости болели от езды верхом, но сейчас по крайней мере на ней нет развевающихся юбок.

Они с Пенни распороли старый костюм для верховой езды и выбросили нижние юбки. Тяжелый черный шелк верха оставили, а каждое полотно юбки сузили. Один из старых шерстяных жакетов Пенни довершил наряд Элиссы. Она засунула волосы под шляпу и издали походила на мужчину. Теперь Хантер не мог жаловаться, что его дразнят – вечно он таскает за собой свой соблазн.

Элисса направила Леопарда вокруг свежей кучи булыжников на дне оврага. Камни, грязь, кустарник по пологим склонам оврага сползли вниз во время последнего ливня.

Обычное дело в сезон дождей. Лило так сильно, что пена кипела, скатываясь с гор, крутилась, одолевая пороги, а потом, вырываясь на равнину, неслась к болоту, вплоть до границы фермы. В водоворот попадали большие каменные глыбы из ущелий и летели вниз.

Элисса привстала в стременах и огляделась – нет ли скота в кустарнике или среди сосен. Собаки убежали по узкому глубокому ущелью и пока не вернулись.