Трой нервно кашлянул.

— А, ладно. Ну, если передумаешь…

— Не передумаю, — твердо сказала я.

Он кивнул.

Я ждала бормотания «стерва» себе под нос. Или откровенной враждебности, обычно исходящей от отвергнутых мужчин. Я привыкла ожидать всего этого, поскольку часто отшивала мужчин без всякого притворства и потакания их самолюбию. Но шутки в сторону, это было опасным занятием. Мужчины, чувствовавшие, что их гордость или мужественность задета женщиной, были готовы пойти на все, чтобы вернуть ее. В том числе прибегнуть к насилию. В качестве примера можно привести одного серийного убийцу, вдохновившего Магнолию Грейс на создание очередного бестселлера.

Трой вряд ли отличался от других, и вместе с аудиторией из его «братков» я ждала слов в защиту этой запатентованной мужской силы.

Но не получила ни того, ни другого. Трой лишь вежливо улыбнулся и стыдливо ушел к своему столику, где друзья похлопали его по спине, несомненно, подшучивая над ним. Судя по всему, мать научила его действовать в таких ситуациях правильно.

Это было забавно. Вплоть до того момента, когда затылок снова защекотало. Холод. Тот же самое ощущение что возникло в кабинете. Что на меня смотрят. Не только любопытные посетители бара.

Я огляделась, пытаясь найти кого-нибудь подозрительного. Одинокого. Жуткого. В любой другой день у меня был бы прекрасный выбор мужчин, подходящих под это описание.

Негромкий стук стекла по дереву заставил меня переключить внимание на барную стойку, стакан виски на ней и мужчину, подающего его. Дикон не улыбался, но в его глазах светился огонек, говоривший, что он наблюдал за моим обменом репликами с Троем и наслаждался им.

— Ты не мог подойти на три минуты раньше? — рявкнула я, выхватывая стакан и глядя на него.

Уголок его губ приподнялся, но не в улыбке. В его взгляде все еще была враждебность, но неглубокая, временная. Дикон вел себя так, чтобы помучить меня, а не для чего-то другого. И обычно, когда мне было не все равно злится на меня кто-то или нет, я чувствовала какое-то раздражение. Меня волновало, что думал обо мне этот мечтательный, возможно, опасный бармен. Наверное потому, что мне казалось, будто он может быть жестоким убийцей?

— Думаю, ты это заслужила, не так ли? — спросил Дикон, смешивая коктейль, слишком сладкий и девчачий на вид, чтобы подавать его здесь.

Я сделала глоток.

— За то, что я одета, за то, что привлекательная женщина или потому что сука?

Теперь Дикон улыбнулся как следует.

— Я не согласен с тем, что женщины заслуживают чего-либо из-за первых двух причин. Что касается последнего, то это ты сказала, а не я.

Он поставил напитки на поднос, затем передал его официантке, подмигнув ей. Она улыбнулась ему, а затем мне с дружеским интересом. Либо я ей не угрожала, либо девица успела избавиться от мысли, что мы по умолчанию должны ненавидеть других привлекательных женщин.

Чем бы она ни руководствовалась, я почти улыбнулась в ответ.

— Ты ведь не добавлял сюда мышьяк, правда? — спросила я, подняв стакан.

Дикон усмехнулся.

— Не-а, слишком очевидно. К тому же, боль жизни — как раз то, чего ты заслуживаешь.

Трогательно.

— Я не собираюсь извиняться.

Он полировал бокалы.

— И не ждал этого. Ты не из тех людей, которые извиняются за то, что они сами по себе.

Меня немного удивило то, как хорошо Дикон меня изучил. Не то чтобы мне следовало удивляться.

— Я не сама по себе, — ответила я.

Он кивнул.

— Буду честным, Магнолия. Ты меня заинтересовала. Очень сильно. Я ясно дал понять, что ты меня привлекаешь, но быть твоей игрушкой не собираюсь. Не позволю тебе вытягивать из меня все плохое, чтобы поиграть с этим.

Дикон склонился над барной стойкой.

— К тому же уверен, что ты хочешь поиграть точно не со мной. Я не собираюсь превращаться в мудака просто потому, что я не он. И, как уже сказал, ты мне нравишься. А тебе, мне кажется, трудно найти людей, которым ты нравишься такой, какая ты есть. Так что я буду наливать тебе выпивку, чинить раковину и болтать с тобой. Но я не стану играть в твои игры. — Он выпрямился. — Все ясно?

Я медленно кивнула. Дикон был прав. Мне больше нравилось играть с Сентом. Намного больше. Но и игра с Диконом была чертовски привлекательной. В другой жизни, в другом теле… я бы поиграла с ним. Эмили действительно была слепа.

— Ясно, — ответила я, решив остаться верной своему слову в этом вопросе, потому что уважала Дикона. Очень.

Я не стану играть с ним, не стану манипулировать. Но он все равно будет в моей истории. От этого никто не был застрахован.

Зажужжал телефон. Он лежал рядом со мной на барной стойке. Не потому, что ждала звонка от Сента; я не была настолько жалкой или оторванной от реальности. Во-первых, у него не было моего номера. Конечно, это не остановило бы его, если бы он захотел позвонить мне. Но он бы не захотел мне звонить. Не такие у нас были отношения. Я вообще не думала, что у нас есть «отношения». А если бы и были, и если бы Сент захотел связаться со мной, то, скорее всего, он просто бы пришел и все.

Итак, звонил не Сент. На экране высветилось имя Джианны, моего агента. Чьи звонки я игнорировала последние две недели, поскольку моя книга должна была выйти эти две недели назад. Я не читала приходящие от нее электронные письма и сообщения. Жить в неловком отрицании было не самым приятным для меня состоянием. За всю свою писательскую карьеру я никогда не опаздывала со сроками, так что сейчас был ужасный первый случай. Я ходила со смутным чувством тошноты и ощущением надвигающейся гибели. Сейчас у меня в руке был стакан виски, других вариантов не было, поэтому я ответила на ее звонок.

— Джианна. Если ты звонишь, чтобы ругать меня, оставь эту идею, — поприветствовала я.

— Ох, я звонила ругать тебя две недели назад, — сказала она спокойно. Слишком спокойно. — Я звонила, чтобы накричать на тебя на следующий день после назначенной даты. Потом звонила чтобы оскорбить тебя угрозами в сторону твоей коллекции обуви. С каждым днем я придумывала все новые и новые угрозы, а сейчас у меня просто иссякла фантазия. Как и терпение.

Джианна сделала паузу.

— Мне удалось уговорить твоих издателей, пообещав, что ты пишешь лучшую книгу за всю историю. Что она будет стоить ожидания, потерянных денег и пропущенных встреч. Ты собираешься сделать из меня лгунью?

Я допила виски. Обдумала ее вопрос и текущее состояние моей рукописи. В ней был, мягко говоря, бардак.

— Нет, не собираюсь, — ответила я наконец.

Дикон наполнил мой стакан, и я кивнула ему в знак благодарности. Его взгляд больше не был враждебным. Похоже, он был не из тех, кто долго держит обиду. И это хорошо, потому что меньше всего мне хотелось, чтобы на меня злился единственный бармен в городе.

— Хорошо, — ответила Джианна. — Может тогда ты мне скажешь, когда будет готова книга?

Я потягивала свой напиток.

— Нет. Я не знаю, когда ее закончу. И закончу ли вообще.

— Не знаешь? — почти прокричала она в трубку.

Джианна была итальянкой. Горячей и вспыльчивой. Она любила кричать и любила ругаться. Никогда раньше не слышала, чтобы она так много вкладывала в слово из двух букв.

— Никаких «не знаю»! Ты должна писать истории, давать людям возможность сбежать в изящно написанные кошмары. Ты создаешь что-то, что-то осязаемое. Что-то очень важное.

— Помимо твоих пятнадцати процентов? — сухо спросила я.

— И это тоже, конечно.

Одна из причин, почему Джианна мне нравилась и почему была моим агентом все это время, несмотря на то, что ее более опытные коллеги пытались соблазнить меня деньгами и сделками, попутно набиваясь в друзья, была в том, что она не хотела быть моей подругой. Джианна не принимала мои причуды близко к сердцу. В первую очередь ее интересовали мои книги. Она откровенно признавала, что как человек я ей не особо нравилась и что терпела мои заскоки лишь потому, что уважала меня как писателя.