— Нет. Если разрешите, я закурю свою трубку.

Реттгер кивнул, и Ольсен раскурил короткую трубку.

С густой курчавой бородкой и обветренным осунувшимся лицом, в грязной, потрепанной одежде, он был похож сейчас на простого рыбака с одного из северных островов Норвегии.

Несколько минут Реттгер сверлил Ольсена острым взглядом. Потом спросил:

— Почему вы, доктор Ольсен, скрывали свое научное звание и специальность?

— Здесь я действительно об этом не говорил. А раньше ваши гестаповцы отлично знали, кто я такой.

— Когда раньше?

— Когда арестовали меня и объявили заложником.

Глаза Реттгера уставились на Хенке.

— Почему вы об этом не знали?

Хенке доложил:

— Карточка на доктора Ольсена была заведена только здесь, господин штандартенфюрер. А у нас доктор о своей специальности умолчал.

Реттгер снова повернулся к Ольсену:

— Что вы на это скажете, доктор? Вы же знали, что мы караем за сокрытие таких сведений о себе!

— Здесь мое научное звание и специальность потеряли всякое значение. Я здесь только заключенный… смертник…

— С вашей специальностью вы и здесь можете не только спасти свою жизнь, но и заработать свободу… Если, конечно, станете работать на нас.

Ольсен молчал, попыхивая трубкой.

— Вам, доктор Ольсен, кажется, не нравится мое предложение?

— По честному говоря, оно мне действительно не нравится, полковник.

Не глядя на Ольсена, Реттгер жестко сказал:

— Вы забываете, что мы умеем заставлять работать, когда надо, хочет этот заключенный или не хочет!

— Можно вышибить мой дух из тела, но вынуть из моей головы знания вы не сумеете, полковник, если я сам не захочу отдать их вам…

Реттгер прищурился, побарабанил пальцами по столу и вдруг переменил тон:

— А если мы вам заплатим, доктор Ольсен?

Ольсен запыхтел трубкой энергичнее…

— И не просто заплатим, а заплатим хорошо, доктор Ольсен? — продолжал Реттгер, наблюдая за лицом норвежца.

Трубка Ольсена еще больше задымила, захрипела. Но он продолжал молчать.

— Что же вы молчите? — В голосе Реттгера зазвучала угроза.

— Я взвешиваю ваши предложения…

— И долго вы будете взвешивать?

— Дня два, полковник.

— Слишком долго, доктор. У нас дорог каждый день.

— Я люблю все взвешивать обстоятельно…

Реттгер пристально посмотрел на Ольсена.

— Ладно! Пусть будет два дня! — Он повернулся к Хенке. — Устройте доктора отдохнуть и обеспечьте его приличной одеждой. Подробнее мы с ним условимся потом…

— Слушаюсь, господин штандартенфюрер!

Ольсен встал и молча вышел в сопровождении Хенке и автоматчика.

Первая вылазка Кости в эсэсовском обмундировании была неудачной. Что его приняли за пропавшего эсэсовца Граббе, это хорошо: в него не стреляли. Но это и плохо: его могут искать.

Спал Костя тревожно. Каждый случайный шорох от сползшего в ущелье щебня, от осыпи со стены в пещере действовали как будильник. Костя вскакивал, хватался за автомат и долго потом лежал с открытыми глазами, не в состоянии уснуть. Особенно неприятно действовал на него зияющий ход из пещеры, в глубь скалы. Куда он ведет? Почему так бесследно исчез в нем Епифан? И не появится ли вдруг оттуда новый эсэсовец?

Костя решил поискать Епифана и разведать этот ход. Стал думать, чем отмечать свой путь, чтобы не заблудиться. Вспоминал разные случаи из литературы. Но ни клубка шпагата, ни мела у Кости не было. Вот разве воспользоваться приемом, который применил смекалистый мальчик-с-пальчик: он отмечал свой путь камешками.

Костя осторожно выглянул из пещеры. Убедившись, что близко никого нет, спустился в ущелье и набрал там в карманы мелких камешков, отделявшихся по цвету от основного грунта. Затем зарядил свежими батарейками два электрических фонаря — у него их оказалось среди вещей более десятка. Один повесил на грудь, другой положил в карман. По куче щебня взобрался к проходу и осторожно тронулся вперед.

Долгое время шел не останавливаясь: не было отводов в сторону. Временами начинал звать Епифана. У первой же развилки остановился, решая: продолжить ли путь прямо или свернуть? Посмотрел на компас, отметил свой «переход» камешками и пошел прямо. И очень скоро оказался в небольшой пещере с несколькими ходами в разные стороны.

Отметив «свой» ход целой пригоршней камешков, Костя еще раз позвал Епифана и уселся отдохнуть на большой камень посередине пещеры.

Здесь подземелье действовало уже не так гнетуще, как в тоннеле грота.

По компасу Костя определил направление ходов и стал гадать, куда двинуться дальше.

Вдруг Костя услышал под собою звук, напоминающий движение тяжелой дрезины на рельсах. Костя расслышал даже голоса. «Что же там такое? Подземное строительство, о котором говорил Граббе? И неужели там такой тонкий потолок?»

Костя стал обстукивать пол пещеры и с удивлением обнаружил, что звуки снизу слышны только в одном месте, где лежал камень. Здесь пол гудел как барабан, когда Костя стучал по нему кулаком. А вокруг этого места звуки были глухие, и снизу ничего не слышалось.

«Просверлить бы здесь дыру. Можно было бы тогда подслушивать их разговоры. Жаль, нет сверла… А сидеть на этом месте, пожалуй, опасно. Не провалиться бы тут случайно… Изуродуюсь при падении и опять окажусь в эсэсовских лапах…»

Костя встал и ухватился за камень, чтобы переставить его на глухое место, но осилить такую тяжесть не смог. «Надо перекатить…»

На этот раз камень поддался и тяжело рухнул на другой бок.

Пол затрещал, точно скорлупа большого яйца. Камень провалился, увлекая за собой раскрошившиеся куски обрушившегося здесь пола.

Вслед за камнем полетел в пустоту и Костя. Он инстинктивно раскинул руки и повис на краю образовавшегося отверстия. Костя слышал, как камень ниже ударился в такую же звонкую оболочку. Раздался новый треск, и груда камней рухнула глубоко вниз, вызвав там бурный всплеск воды.

Костя оказался в темноте: фонарь сорвался с груди и тоже умчался в провал…

Напрягая все силы. Костя с трудом выбрался на прочную часть пола и отполз в сторону, дрожа всем телом от испуга и напряжения.

Он присел, отдуваясь. «Проклятый остров! — с горечью думал он. — На каждом шагу меня подкарауливает здесь опасность».

Он вытащил из кармана запасной фонарик и осветил место провала. Дыра была не широка — сантиметров семьдесят в диаметре. Со своего места Костя видел овальные стены провала, словно в этом месте был пустой каменный сосуд.

Теперь снизу отчетливо доносился немецкий разговор. В университете Костя изучал два языка. Немецкий он знал хуже, но все же смог сейчас понять, как кто-то внизу утверждал, что вместе с камнями вниз пролетела светящаяся звездочка. Двое других возражали: откуда здесь могут быть звездочки.

Отдышавшись и злорадствуя, что он все-таки им — фашистам — напакостил, Костя осторожно встал, на цыпочках прошел к отмеченному камешками ходу и поспешил в свое убежище. «Не везет мне с разведкой, — решил он. — Придется в подземельях быть более осторожным. Тут не мудрено провалиться! Не попал ли и Епифан в какую-нибудь дыру?…»

Вернувшись в пещеру, Костя вяло поел, прилег передохнуть и моментально заснул. Ему снилось, что он куда-то с треском падал, потом никак не мог спуститься с высокой скалы… Несколько раз он просыпался, но когда снова засыпал, начинались те же сны.

Костя проспал несколько часов, не подозревая, к каким важным последствиям приведет нечаянно совершенный им обвал и сколько событий произойдет за это время… Проснулся он внезапно, словно от удара… Из хода, которым он вернулся в пещеру, отчетливо слышались осторожные шаги… «Опять эсэсовцы…»

Костя вскочил, схватил автомат и приготовился… «Ну, на этот раз я вас встречу как полагается».

Об обвале в гроте начальник строительства Штейн немедленно сообщил Реттгеру. Тот сделал несколько распоряжений и сразу же выехал на место аварии, прихватив с собою Рынина.