Девчонка сбежала больше суток назад, и то, что ее до сих пор не поймали, было лишь вопросом времени. Возможно, пока что она им не по зубам, слишком умная, не похожа на своих «сестер», а может, они готовят нечто особенное — то, что не по зубам уже ей. И лучшее время для подобных операций — ночь. Кажется, под покровом ночи спрятаться легче всего, и вместе с тем, кромешная тьма — прикрытие-обманка. Темнота хороша для тех, кто прячется от глаз. Девчонку же, скорее всего, будут искать совсем по-другому. И тут не поможет даже ее предусмотрительность.

Нужно было спешить.

На автомобиле, от которого Рикгард так лихо отказался, добраться до отдела Ликвидации и летных ангаров можно было за десять минут. Пешком Рикгард еще не ходил никогда. Им предстояло пройти по краю города до самых морских скал, а там — мимо зданий Сената, которые одной стороной фасадов выходили прямо на Алый Залив. Не самое симпатичное соседство. Уж в тех местах попадаться на глаза не стоило, да и прятаться там было особенно негде. Можно, конечно, углубиться в город и миновать правительственные постройки в относительной дали, но и тесные улочки столицы безопасности не гарантировали.

— Я подключу дополнительный сканер местности, — предупредила девчонка.

— Ты же говорила, что все эти штуки опасны, — напомнил Рикгард. — Что так тебя могут засечь.

— Пока очевидной опасности нет, идти вслепую нельзя.

— А когда она появится?

— Тогда я отключусь, и мы побежим.

— Какой высокотехнологичный план.

Девчонка смерила его взглядом и с легкой надменностью фыркнула:

— Вы думали, я предложу полететь и выну крылья?

Огонек в ее глазах вспыхнул и тут же погас. Как будто прорвался характер и тут же, испугавшись, скрылся. Как будто мелькнул умелый росчерк пера, и след тут же растаял. Наблюдать это было странно — как будто изнутри нее пробивался человек, появлялся то тут, то там, а потом прятался и чего-то ждал. Она словно училась на каждом шагу, но училась неравномерно, рывками. Омега становилась человеком, и это было... страшно?..

— Я даже не знаю, как тебя зовут, — вдруг сказал он.

Они шли по безлюдной улочке ликвидаторского квартала. Здесь было тихо, просторно, крупные дома обступали лениво и вальяжно. Земли здесь не жалели, и лужайки тянулись за садами, превращаясь в целые поля. Когда-то давно с деньгами на Ликвидацию не скупились. Теперь эти просторные квадраты, скорее всего, перепроектируют и застроят поплотнее — когда последних летчиков посадят за рабочие столы, а семьям разъяснят, что бюджета на одиннадцать комнат каждому больше не хватает.

— RS, — вежливо улыбнулась девчонка. — Это моя маркировка. А зовут меня Ирис.

— Рикгард, — он привычно протянул ей руку, и та аккуратно ее пожала. — Про маркировку могла бы и не говорить. Тебе же не нравится казаться машиной.

— Мне не умеет нравиться, — отозвалась девчонка. — Маркировка — это фактические данные. Субъективным оценкам они не подлежат.

— И сама ты оценивать субъективно не можешь? То есть, любить что-то или ненавидеть? — зачем-то продолжил Рикгард.

— Могу, — кивнула Ирис. — Но эта оценка будет базироваться на фактах. Эмоциональной окраски в ней не будет. Это не совсем то «нравиться», что вы имеете в виду.

— Не вижу разницы.

Девчонка слабо улыбнулась.

— Ну, смотрите, — произнесла она каким-то чужим взрослым тоном, будто разъясняла очевидные истины ребенку. — Есть первая истина: «омега — человек». Вторая истина «омега — машина» противоречит первой. Разрыв логики. Вы говорите, что мне такое не нравится, и отчасти это так. Но на самом деле это просто несоответствие фактов, которое вы продолжаете утверждать. И это мне, как вы выражаетесь, не нравится.

— Давай по-другому, — махнул Рикгард. — Тебе не нравится, когда тебя оскорбляют. Как тебе такая формулировка?

— Не работает, — покачала головой девчонка. — Лично мне ваши оскорбления вреда не наносят. Они противоречат моим установкам, вот и все.

— А можно ли считать человеческое мнение о себе аналогией твоим установкам?

— Вряд ли. Мнение человека о себе основано не только на фактах. Скорее на ощущениях.

Они завернули в проулок, и проезд сузился. Впереди маячили кирпичные дома с островерхими крышами и витрины мелких лавок. Такие магазинчики теперь все чаще закрывались и превращались в окошки с автоматической выдачей любых приглянувшихся товаров. Опусти галии в прорезь, назови покупку и получи ее за раздвижными дверцами на выдаче. Как кухонный аппарат, только готовить ничего не нужно. И продавцы не нужны, и касса, и дверной колокольчик, и полки. Хватает и простеньких дешевых дисплеев с 3D-картинкой и системой осязания.

Прохожих впереди было пруд пруди, но всех их поглотили экраны. Рассматривать девчонку с мужчиной в старой летной куртке им было незачем.

— Но ты говорила, что все-таки чувствуешь, — напомнил Рикгард.

— Ошибка в программах, — пожала плечами Ирис, рассматривая витрины-экраны, которые мелькали яркими пятнами в подступающих сумерках. Была в этой игре цвета какая-то притворная праздничность, фальшивая веселость. — Получилось нечто вроде встроенной подсистемы эмпатии. В Библиотеке Центра об этом, конечно, не было ни бита.

Рикгард улыбнулся:

— Человек сказал бы «ни слова».

— Ни слова, — покорно повторила Ирис, завороженно наблюдая за тем, как на экранах сменяются краски. Свет отражался в ее зрачках. Она вдруг наклонила голову и, улыбнувшись краешком губ, заметила: — А вы изменили ко мне отношение. Я вас больше не раздражаю. Спасибо.

И взглянула на него с подкупающей, наивной искренностью.

— Я вроде как притерся, — Рикгард усмехнулся. — Ты говоришь интересные вещи.

— А я и говорила, — сказала она. — Просто вы уже не думаете так узко, как раньше. Вы создали у себя отдельную категорию. Для меня.

Рикгард поморщился:

— И все-таки мыслишь ты механически.

— Могу и по-другому, — с готовностью улыбнулась Ирис. — Вы открыли для меня двери, — и тут же пояснила: — Метафора.

Рикгард было улыбнулся в ответ, но, минуя очередную витрину, залитую светом экранов, насторожился. Девчонка подобралась и заозиралась.

— Рядом правительственный квартал, — сказал Рикгард. — Здесь должны проходить патрули. Смотри в оба.

— Через две улицы, — кивнула Ирис. — Четверо. Аппаратуры против омег у них нет, зато есть ориентировка на вас.

— На меня? — изумился Рикгард.

— Думаю, от Особых Назначений.

— Быстрое у них перекрестное опыление...

— А что полагается за помощь беглой омеге?

— И знать не хочу, — отрезал Рикгард. — Идем-ка быстрее. Туда.

Они нырнули в очередной проулок. Отсюда виднелись купола Сената, и Рикгард невольно поежился.

— Вы боитесь? — заметила его неосознанное движение девчонка.

Рикгард качнул головой.

— Просто не люблю Сенат.

И отвернулся. Говорить об этом с омегой ему не хотелось. По крайней мере, не здесь и не сейчас. Им нужно было добраться до Иолы, а его дела с Сенатом их побега не касались.

— И почему не любите? — беззаботно допытывалась девчонка.

Рикгард обернулся и всмотрелся в ее лицо.

— Ты ведь знаешь, что я не хочу об этом говорить, — сказал он.

Она все прекрасно видела — видела и чуяла, но задавала вопросы и дальше.

— Так почему?

— Зачем ты это делаешь?

— Что?

Она играла дурочку, но даже по ее взгляду, спокойному и полному самоуверенной решимости, он видел, что она все поняла. Поняла, но притворялась глупой, и эта роль получалась у нее довольно плохо.

— Хочешь узнать. Зачем? — спросил он, наконец.

Девчонка прислушалась, подняла палец и потянула Рикгарда за рукав. Они нырнули на соседнюю улочку, задний проезд, заставленный мусорными баками, вываленной на мостовую старой мебелью и хламом, разбросанным по земле. Они медленно переступали через отбросы, и далекий свет уличных фонарей, лившийся из прохода впереди, отражался в грязных лужах.

— Потому что это важно, — после продолжительного молчания ответила Ирис. — Вы же понимаете, я собираю о вас информацию. Я должна знать о вас все. Чтобы доверять.