Именно поэтому Ирис решила, что не просто сбежит из Центра — она сбежит из Эмпориума. Затеряется где-нибудь в Пыльных Городах, отключит все лишние программы, которые ее могут выдать, и перейдет в автономный режим. Тогда ей не понадобится ни пища, ни туалет, ни даже кров над головой. Конечно, в таком состоянии ее функциональность резко снизится, но разве нужны ей особые надстройки вроде того же ментального проникновения, которым так любит пользоваться прим Магнус?

Но одно дело решить, и совсем другое — сделать. До выпускного оставалось еще два года, и Ирис все казалось, что времени полно. И она ждала.

Ждала, пока страх, изумление и смятение госпожи Октавии, смешанные в одну тошнотворную кашу, не заставили ее встряхнуться. И тут — словно бы специально для нее — объявили об экскурсии в Эмпориум.

Пару лет назад она бы ужаснулась. То есть, настоящего испуга она бы, конечно, не почувствовала, но ее платы непременно бы перегрелись. Она бы нашла отговорку: поскользнулась бы на главной лестнице, переломала бы себе ноги, отправилась бы в ремонтный отсек на пару суток, и дело с концом. Но теперь Ирис только улыбнулась. Не потому, что радовалась, а потому, что так бы себя повел человек, а ведь именно человечности в Центре и учили. Улыбнулась и пару раз глубоко вдохнула и выдохнула. От прилива кислорода ее голова работала лучше — это свойство своего биоэлектронного организма она обнаружила давно.

Ирис собиралась с духом весь вечер. Вторая половина дня обычно отводилась для игр, укрепляющих занятий или размышлений, так что закрыться в пустой спальне ей никто не помешал. Тем более, что остальные девушки из ее комнаты разбрелись кто куда: из окна виднелся край площадки для игр, и Ирис насчитала по крайней мере четверых. Они играли в волейбол с мальчишками из соседнего спального отсека и смеялись почти как люди. Ирис знала, что их веселость — фальшивка. Они ничего не изучали, ни грамма человеческойрадости, но ей это было только на руку: омеги не мешали думать.

Ей нравилось смотреть в окно. Из спальни номер восемь, если глядеть поверх ограды и россыпи крыш, открывался вид на полуразрушенный арочный свод с круглым витражным окошком. Этот кривой каменный зуб вырастал из мшистых каменных руин, маячил над террасами крыш, казался чуждым, немного инопланетным и безмолвно напоминал о времени, которое уже не потрогать пальцем, не вдохнуть полной грудью. Такие вещи путали процессор Ирис, заставляли ее нетерпеливо ерзать, вскакивать с места, ходить кругами. Программа накопления опыта требовала исследовать, искать и находить. Она мечтала о том, как будет однажды путешествовать и узнавать мир. Весь мир, а не только то, что преподают на уроках в Центре.

Но для этого нужно сбежать. И Ирис была почти готова.

Она еще раз задержала взгляд на зеленеющих развалинах и кивнула сама себе. Перед отбоем оставалось только одно важное дело.

Гео-чип. Нужно его испортить. Не сейчас, а завтра, когда их уже высадят на главной площади Эмпориума. Но чтобы уничтожить чип завтра, нужно вскрыть к нему доступ уже теперь. Она не сможет провести эту странную и малопонятную людям операцию прямо посреди оживленной улицы. Вынуть и разбить чип — это запросто, но для начала нужно до него добраться.

Ирис догадывалась, что омеги, программы которых не сбоили, о местонахождении гео-чипов не задумывались. Вернее, они, конечно, знали, где эти чипы размещены и как они работают, но думать о них не думали. Правильные омеги — безупречно послушные существа. А вот Ирис была неправильной, и мысли у нее тоже были неправильными.

Именно поэтому она еще раз убедилась в том, что дверь спальни заперта, вытащила из своей тумбочки пачку салфеток и подошла к высокому зеркалу, втиснутому между платяными шкафами. Скинула форменное платье, развернулась спиной и нащупала нужный участок на пояснице. Нож для этой операции она украла из столовой еще во время обеда, а о том, что такие инструменты найти в Центре легко, невольно напомнила Мариэлла и ее урок с проверщицей.

Поднеся лезвие к коже, Ирис на мгновение поколебалась. Она не сомневалась, просто задумалась о том, что через несколько минут пути назад уже не останется. Ни одна благонадежная омега не будет вскрывать свою оболочку. Если надрез обнаружат, Ирис немедля отправят в печь. Но его не обнаружат. Ирис кивнула своему отражению через плечо и занесла нож.

В то же самое мгновение в дверь трижды стукнули. Рука Ирис дрогнула. Обычно так стучали андроиды из обслуги, и если она сейчас же не отопрет дверь, то робот вскроет замок самостоятельно. Но зачем он пришел? Что ему такое нужно накануне экскурсии в Эмпориум? Никаких технических проверок в расписании нет. Так каким же ветром его принесло?

Ирис швырнула нож под подушку, быстро натянула платье и, на ходу вдевая пуговицы в петельки, бросилась к двери.

— RS? — прожужжал андроид.

Старенький, четвертого поколения. Голосовая программа не адаптирована, вместо глаз круглые диоды, все суставы и швы наружу, зато надежный. Такими любит пользоваться Человек-Без-Имени.

Только не он.

— Проследуйте, пожалуйста, за мной, — приказал робот и развернулся, не ожидая ее ответа.

— Зачем? Кто меня вызывает?

Ирис шагнула за ним. Андроид не отозвался.

Человек-Без-Имени встретил ее в девятой лаборатории восточного крыла. Воздух здесь был спертый и плохо очищенный, а свет иногда мигал. Этими комнатами пользовались редко: лаборатории считались запасными, и укомплектовали их очень и очень давно, так что техника тут стояла старая. Андроид быстро исчез, и они остались одни.

— Ты же не против сегодня чуточку поработать, милая Ирис? — спросил Человек-Без-Имени, с какой-то затаенной нежностью беря ее за руку и провожая к столу, оплетенному проводами. — Мне нужно кое-что измерить. Много времени это не займет.

Как будто он спрашивал. Присаживаясь на стол, Ирис мельком огляделась. Человек-Без-Имени возился с загоревшимися экранами, подключал аналитические модули, распутывал провода и поминутно посматривал в ее сторону — мягко, дружелюбно, как будто все думал спросить, удобно ли она устроилась. Комнатушка была тесная, плотно обставленная, прямо-таки забитая аппаратурой, но в целом от обычных лабораторий Человека-Без-Имени она не отличалась. И зачем такая срочность? С квартальной диагностики прошло всего две недели — вряд ли за это время что-то сильно изменилось. Но Ирис прекрасно знала, что диагностики Человека-Без-Имени — совсем не то, что кажется и вовсе не то, что говорит он сам. И его кривая, неприятная улыбка подтверждала ее подозрения.

У Ирис, конечно, не было пристрастий в человеческом смысле, и если она что-то любила или ненавидела, то мысли эти основывались на одних лишь фактах. Но сейчас она вдруг подумала, что готова ненавидеть Человека-Без-Имени и без логики. Просто за то, как он так лицемерно-заботливо на нее смотрит. За то, какая у него кривая, уродливая улыбка. За то, какой яркий у него сенатский плащ и за то, что он таскает его повсюду, как форму, словно не может наиграться со своим высоким назначением. За то, какие у него тонкие, почти женские пальцы. За то, как он сутулится и смотрит криво, исподлобья, как будто ждет внезапную подлость отовсюду.

Только и эти мысли были фактами, и Ирис это прекрасно понимала. Значит, Человека-Без-Имени не ненавидеть было никак нельзя.

— Приляг, пожалуйста, на спину, — ласково попросил он, готовя провода. — Я отключу тебя ненадолго, ты и глазом моргнуть не успеешь.

Ирис подумала, что обошлась бы и без любезностей. И зачем он так с ней расшаркивается? От Человека-Без-Имени веяло затаенной злобой, знакомой уже неустроенностью и непонятным, тоскливым стремлением. Впрочем, все эти волны ощущений сглаживались, стоило ему заняться Ирис, и тогда — то ли от того, что в работе думать было некогда, то ли потому, что Ирис никогда не задавала лишних вопросов — его взгляд теплел. А на вопросы он никогда не отвечал, вот и толку спрашивать не осталось.