– Круто! У меня уже мощнейший стояк – видела бы ты!
Сердце гулко ударило в груди, картина захватила мое воображение. В голову пришла мысль, и я выдала ее, на самом деле не имея этого в виду:
– Пришли мне фотку.
Тут я прикусила губу чуть не до крови. Я что, всерьез попросила его заснять свой член и прислать снимок? Никогда бы не подумала, что способна на такое. Но опять же – существовало много вещей, которых я не ожидала от себя, когда дело касалось Келлана. С ним я раскрывалась весьма и весьма причудливо.
Едва я прикинула, пришлет ли он и вправду фото, Келлан велел мне не отключаться. Может быть, мне почудилось, но я услышала вжиканье молнии. О боже.
Я сомневалась, что совладаю с собой при виде эротического снимка, который он был готов мне переслать. Тело уже изнывало и жаждало его прикосновений. Я рисковала сойти с ума при виде того, как он хотел меня и скучал по мне.
Телефон молчал, затем вновь послышалось тяжелое дыхание. Я не понимала, готов уже Келлан или нет, и вот мобильник чирикнул. От волнения забывшись, я на секунду закрыла глаза. Господи, как я скучала!
– Келлан, – пробормотала я, отводя телефон от уха.
Осторожно, чтобы не отключиться, я открыла сообщение. Челюсть моя отвисла. Он таки сделал это. Прислал мне собственный снимок – предельно откровенный. Да, Келлан был не так застенчив, как я, и для него это, возможно, не было чем-то из ряда вон выходящим, но все же…
Я не могла оторваться от фотографии. С учетом объекта на ней было странно, что снимок получился красивым, художественным. С портретами Келлана так и бывало. Он стоял передо мной, бесстыдный и отважный, в выгодном освещении, а его левая рука была повернута так, что в глаза мне сверкало обручальное кольцо, как бы говорившее: «Это твое, жена моя, и только твое». Захватывающее, обескураживающее, прекрасное и заводное зрелище – все сразу. Мое внутреннее пламя разгорелось в полную силу. Он был нужен мне сию же секунду.
– Кира? Ты еще здесь?
– Мне нужно, чтобы ты прикоснулся ко мне, Келлан… – проговорила я, быстро поднеся телефон к уху. – Немедленно!
На сей раз он все-таки прыснул:
– Мне тоже, что и говорить!
Навек запечатлев в памяти этот образ, я простонала его имя – не в последний раз за ночь.
Следующим вечером я отправилась на работу с сонной улыбкой на лице. Она слетела, когда я увидела, во что превратила бар Дженни. Вопреки моим пожеланиям подруга разукрасила его на славу. Каждый дверной проем и все столы были увиты белым и розовым серпантином. Под потолком сгрудились шары всех цветов радуги. Длинные нити были связаны между собой и свисали достаточно низко, чтобы их можно было схватить, и посетители вовсю развлекались, утягивая их к себе и отпуская. На сцене к черному заднику прямо над изображением группы крепился огромный баннер. Вопиюще огромные буквы складывались в слова: «ДО СВИДАНИЯ, КИРА! УДАЧИ! МЫ БУДЕМ СКУЧАТЬ!»
Меня это и согрело, и устрашило. Скромно, мать твою за ногу!
Дженни затрусила ко мне, пока я стояла в дверях и глотала ртом воздух. Подруга быстро обняла меня, едва я возопила:
– Дженни! А как же тортик в подсобке?
Мы отстранились друг от друга, и она пожала плечами с улыбкой прекрасной и ослепительной:
– Не волнуйся, тортик тебя ждет. – Ее светлые глаза скользнули по залу и вернулись ко мне. – Я решила, что твои проводы неплохо бы оживить. В конце концов, это судьбоносный момент. Ты же покидаешь не только бар, но и Сиэтл вообще.
Она надулась. Я вздохнула, но спорить не посмела, тем более что взгляд ее затуманился. Как бы мне ни хотелось сорвать все ленты и проколоть все шары, я снова заключила ее в объятия. Ладно, как-нибудь перетерплю это убранство. Впрочем, праздничный колпак я все-таки отвергла. Пусть я буду чувствовать себя дурой, но мне не хотелось еще и выглядеть ею.
Проводить меня пришли едва ли не все, кого я знала в Сиэтле: моя сестра, однокурсники, завсегдатаи бара, которых я обслуживала почти каждый вечер, пара друзей с художественных курсов. Явился и Денни – он сидел за обычным столом музыкантов и перешучивался с вышибалой Сэмом.
Мне было приятно очутиться в кругу близких людей. Невозможно представить, что через пару дней я расстанусь с ними. Перемена казалась слишком грандиозной, и часть моего «я» полагала, что я не справлюсь, однако я помнила телефонный разговор с Келланом накануне и знала, что меня ждет в Лос-Анджелесе, а потому мне становилось ясно, что я все выдержу. Уезжать будет тяжело, но ничего не поделать. Взрослеть всегда бывает немного больно.
Позже вечером прибыла Шайен, одна из моих ближайших университетских подруг. Она была живой и сердечной, такие нравятся всем. Она сразу прониклась ко мне симпатией и прикрыла меня на занятиях по поэзии. Без нее мне было бы не закончить обучение. Ну, может, я бы все-таки выпустилась из университета, но она точно сделала этот процесс намного приятнее.
Шайен пришла со своей подругой Мидоу и остальными участницами «Поэтик Блисс». Меня удивило появление группы – по графику они сегодня не выступали. Пока мы обнимались с Шайен, Саншайн, Тьюзди и Блессинг подключили свои инструменты. Рэйн заняла место у главного микрофона, а Мидоу уселась за ударные. Да, странные имена были у всех девушек, и обращаться к ним поначалу мне было трудно. Я чувствовала себя несколько неуютно, с невозмутимым лицом называя человека Тьюзди[3].
Когда бар наполнился электрическим гулом, я посмотрела мимо своих бойких белокурых подружек. Шайен восторженно взирала на девичью группу снизу вверх, и этот восторг был мне отлично знаком: точно так же я глазела на «Чудил». Дженни качалась на носках, донельзя довольная тем, что все задуманное удалось.
– Они что, будут играть для меня одной? – поразилась я.
Шайен оглянулась на меня с широкой ухмылкой на лице:
– Да уж будь уверена! Я попросила Мидоу закатить тебе достойные проводы. – Она со вздохом посмотрела на свою подружку. – Им пришлось перенести пару концертов, но они были рады. Что угодно для моей ненаглядной Киры!
Я моргнула, прикидывая, было ли бы мне приятно, если бы Келлан сделал столь многозначительный подарок своей бывшей пассии. Но Мидоу знала меня и видела, что я встречалась с Келланом, являясь натуралкой. Наверное, это убавило ее ревность, если таковая вообще имела место быть. Мы с Шайен условились ограничиться лишь дружбой еще до того, как они познакомились.
Группа раскочегарилась, и мне трудно было сосредоточиться на работе. Друзья заговаривали со мной то там, то тут, и все это раздражало тех немногих клиентов, которые пришли в бар не ради меня. В конце концов из своего офиса вышел Пит, разрешивший мне закончить смену на несколько часов раньше. Под свист и возгласы толпы я передала ему свой фартук. Пит потрепал меня по плечу, поблагодарил за труды и вручил яблочный леденец. Я пыталась не прослезиться, но не сдержалась, когда меня обняла моя напарница Кейт.
С глазами на мокром месте, она подвела меня к стойке. Там, как обычно, орудовала Рита. Она налила нам выпить, а Дженни принесла из подсобки торт. Впервые за наше знакомство Рита ни словом не обмолвилась о моем звездном муже. Она, как правило, похвалялась тем, что спала с ним, или делала какой-либо похабный намек, однако нынче вела себя едва ли не с уважением, отведав торта и запив его спиртным в честь праздника.
Когда мы прикончили наше угощение, я опрокинула уже шесть стопок. Они волшебным образом появлялись передо мной, и кто-то – чаще всего сестра – подстегивал меня пить. В голове царил кавардак, меня потащили на танцпол – по-моему, Шайен. Очутившись в гуще фанатов, я отпустила тормоза и принялась отплясывать от души. В танцах я всегда раскрепощалась и отключала голову. Помог, конечно, и алкоголь – я словно плыла, кружась.
Протанцевав под выпивку едва ли не вечность, я взмокла. Заботы и тяготы отступили. Я врезалась в знакомый атлетический стан и, обернувшись, наткнулась на теплый взгляд карих глаз Денни. Он улыбнулся и придержал меня. Музыка, толпа – все это напомнило мне, как мы танцевали с ним много-много раз.
3
Имена каждой из девушек являются распространенными в английском языке словами: Рэйн (англ. Rain) – дождь, Саншайн (англ. Sunshine) – солнечный свет, Блессинг (англ. Blessing) – благословение, Мидоу (англ. Meadow) – луг, Тьюзди (англ. Tuesday) – вторник.