– Вот я и говорю, пять. – Ты даже обиделась. – Потому что три и два будет пять, значит, у него пять костюмов, и не задавай мне больше такие глупые задачки.

– Ну хорошо. А вот те восемь яблок, которые собрал папа, как честно разделить между мамой, папой, Варей и Васей?

В зеркальце заднего вида ты задумывалась надолго. Пыталась сгибать и разгибать пальцы, но это не помогало. Сдвигала бровки и была совершенно очаровательна, когда думала. Потом морщила губы, зажмуривалась, сжимала руками виски и, чуть не плача, говорила:

– Папа, ты загадал мне такую загадку, которую я совсем никак не могу решить.

– Ну, может быть, ты попробуешь по очереди раздавать восемь яблок мне, маме, Васе и себе? По одному.

– Нет, это слишком сложная загадка, чтобы решать ее без настоящих яблок, да еще и в ботинках. Это, наверное, загадка на умножение или деление. А мне такие загадки еще нельзя. Бабушка так говорит. Она у нас профессор. Она все знает. И нельзя делать ничего такого, про что бабушка говорит «нельзя». Загадай мне лучше загадку по русскому языку.

Я не знал никаких загадок по русскому языку. Слава богу, в это самое время мы уже подъезжали к школе. Шагали вприпрыжку на урок (оба вприпрыжку), и, делая вид, будто это загадка по русскому языку, я спрашивал тебя:

– А зачем ты ходишь в школу?

– Ну как зачем! – Ты прыгала и размахивала своим медведеподобным рюкзачком. – Чтобы научиться читать. Чтобы читать про «Хроники Нарнии» или про мышонка Пика. И вообще, у нас целая куча книжек стоит дома, но только эти книжки для взрослых. Каждый вечер перед сном, и еще когда идет дождь, или когда я болею, я привыкла же читать какую-нибудь книжку.

– Ты же не сама ее читаешь.

– Я иногда подчитываю, когда мама, чтобы читать мне книжку, ложится со мной на диван. Но дело не в этом.

Ты останавливалась. Ты передавала мне рюкзачок:

– Подожди, папа, дай я на тебя напрыгну.

Напрыгивать – это была такая игра. Я должен был стоять спокойно, а ты с парапета какого-нибудь, с тумбы или иногда с табуретки прыгала на меня, повисала у меня на шее, обвивала меня ногами и шептала мне на ухо что-нибудь очень важное.

И вот я стоял спокойно на мостовой в школьном дворе. Ты забиралась на поребрик. Изо всех сил прыгала, повисала у меня на шее с криком «не подсаживай меня, не подсаживай», сама подтягивалась так, чтобы удобно было обхватить меня ногами за пояс, обхватывала, прижималась ко мне, тыкала мне нос в ухо и тихонечко шептала:

– Сначала умрут бабушка и дедушка. Потом умрешь ты. Потом умрет даже мама. Мне надо учиться читать, потому что, когда вы все умрете, никто мне читать не будет, и мне будет очень грустно.

Сказав так, ты спрыгивала наземь, хватала свой рюкзачок и вприпрыжку бежала в школу. Я спрашивал:

– А как же Вася? Разве он не будет тебе читать?

– Васечка? – Ты смеялась. – Мой любимый брат Васечка? Нет. Он только ворчит на меня и только иногда играет со мной в Мишку Кота. Он никогда мне не читает.

Однажды Вася, студент МГУ, решил остаться в городе и посвятить выходные изучению тонкостей математического анализа. Мотивируя свое нежелание ехать с нами на дачу, Вася говорил, будто особенно интересуется Теорией Пределов. И я подумал, что хоть Теория Пределов – довольно странное имя для девушки, не мое собачье дело вмешиваться в жизнь молодых и выяснять, почему у них такие странные имена.

Мама заявила, будто у нее очень много работы и она задержится в конторе допоздна, а потом еще пойдет на деловой ужин и, таким образом, приедет на дачу, дай бог, к полуночи. А я и тут не спорил.

Мы поехали на дачу вдвоем с тобой. Мне предстояло покормить тебя ужином, выкупать и уложить спать, почитав на ночь сказку.

Был вечер пятницы. Мы долго тащились из Москвы по пробкам и играли по дороге в загадки, которые я сочинял экспромтом и декламировал с заговорщическим видом:

– Он на черный цветок похож. Ты его в море на скалах найдешь. Но осторожно, он острый, как нож. Ты догадалась?

– Морской еж! – счастливо подхватывала ты.

Нам потребовалось часа два, чтобы выехать из Москвы и преодолеть двадцать километров до дачи. Мы приехали замученные и отравленные выхлопными газами. У меня от долгого сидения за рулем ныла спина, а ты ныла, что хочешь есть. Я намеревался быстро сварить тебе макарон, благо ты не признавала никаких соусов, а ела макароны просто с сыром и оливковым маслом.

Когда мы отпирали калитку, нас вышли встречать звери. Собака кружилась, прыгала и заходилась радостным лаем. Две кошки сидели поодаль, то есть, как это у них водится, приветствовали, конечно, хозяев, но с чувством собственного достоинства.

Вообще-то у нас было три кошки. Встречать нас вышли Мошка и Мурзик, а Фряша, твоя любимица и гроза окрестных мышей, запропастилась куда-то.

– Наверное, Фряша гуляет или охотится, – предположила ты, когда я отпирал дверь в дом.

Мы вошли на кухню. Кошка Фряша действительно охотилась, только против обыкновения не в саду и не в полях, а непосредственно у нас на кухне, прямо под лестницей, шурша полиэтиленовыми пакетами и грохоча посудой. Фряшиной жертвой была рыжая полевая мышь величиною со спичечный коробок. Судя по всему, не кошка принесла эту мышь в дом, ибо Фряша имела обыкновение приносить в дом мышей придушенных, располовиненных либо подвергшихся иной какой-нибудь изощренной казни. А эта мышь была совершенно жива и здорова. Надо полагать, она сама пробралась в дом полакомиться яблоками из корзинки или хлебом из хлебницы. И этот мышиный поступок оказался более чем опрометчивым.

Кошка играла мышью в футбол. Не выпуская когтей, подбрасывала, ловила, прижимала к полу до легкого писка.

– Фряша! – крикнула ты совершенно серьезно. – Я на тебя обиделась! Зачем ты его мучаешь? Это же мышонок Пик!

Дело в том, что как раз в то время мы с тобой читали сказку Виталия Бианки про мышонка Пика, и я с ужасом представил себе, как знаменитый мышонок Пик вот прямо сейчас будет задушен и, возможно, обезглавлен кошкой на глазах у моей дочери.

Я поймал кошку и выставил за дверь. Мышонок тем временем забился в щель между лестницей и трубами отопления, сидел, напуганный до полусмерти, крутил головой и смотрел своими похожими на бусины глазками. А ты стояла перед мышонком на коленях, приговаривая:

– Пик, милый, как хорошо, что ты зашел меня навестить. Я так рада тебя видеть, у тебя такая красивая рыжая шерстка, и особенно мне нравится черная полоска у тебя на спине.

В этот момент с грохотом отворилась форточка, кошка Фряша ввалилась с улицы через окно и ринулась выковыривать мышонка из-под трубы отопления.

– Нет, Фряша, нет! – кричала ты. – Это мой любимый мышонок Пик, не обижай его никогда.

Понимая, что Фряша вовсе не собирается обижать мышонка, а собирается его сожрать, я поймал кошку, снова выставил в сад и тщательно запер все двери и все форточки, чтобы чудовище не могло вернуться.

– Давай подумаем, Варенька, как бы поймать этого мышонка и вынести вон, пока его не съели кошки.

Ты прервала общение с Пиком:

– Чего тут думать. Надо взять мой сачок для бабочек. Я погоню Пика из-под лестницы веником, он выбежит на середину комнаты, ты его поймаешь сачком, а потом отнесешь в лес, отпустишь, а я тебя пока подожду дома.

Идея была блестящая. Ты продолжила доверительное общение с мышью, а я отправился на поиски сачка. Сачок, как назло, куда-то запропастился. Его не было ни в твоей комнате среди игрушек, ни на вешалке среди зонтиков, где все лето сачку было место, ни даже в гараже среди инструментов и хлама. Пока я ходил в гараж, ты стояла в дверях с веником и охраняла дом от возможного вторжения Фряши.

– Нету сачка, Варь, – сокрушался я, вернувшись из гаража. – Может быть, я попробую поймать мышонка банкой?

В этот самый момент позвонила бабушка пожурить нас, что, дескать, уже девять вечера, а мы все еще не ужинали.

– Мамочка! – орал я в телефон. – Какой, к черту, ужин! Тут у нас знаменитый герой великой русской литературы мышонок Пик сидит под лестницей, и мы должны поймать его банкой, иначе ему крышка.