— Это все жизнь в деревне.

— Судя по твоим письмам, она же сделала тебя счастливой. Давай присядем. У меня все поджилки трясутся. Я едва стою на ногах.

Джессика засмеялась и вытерла слезы.

— Ты дрожишь! А я-то боялась, что ты не захочешь меня видеть!

— И не насладиться тем, как мне будут завидовать другие?

Не смеши.

Он заметил, что она надела золотую лимскую фасолинку, и взял ее за руку. Они нашли скамейку и сели, все еще держась за руки. Одну руку он положил ей на талию, ее кисть дрожала в другой его руке. Слова полились потоком. Она не могла больше сдерживаться. Ее словно прорвало.

— Ян, я люблю тебя. Без тебя так паршиво. — Прозвучало банально, но именно для этого она сюда приехала. Джессика была в этом уверена. Она знала, чего хотела. По собственной воле, а не по необходимости. Он был нужен ей, но как-то по-другому. Теперь она понимала, как сильно в нем нуждалась.

— Мне твоя жизнь не кажется паршивой, скорее наоборот. За городом, дом.., но… — Ян посмотрел на нее с благодарностью. — Я рад, если она паршивая, даже если она чуть-чуть паршивая. Господи, Джесс, я так рад. — Он снова сжал ее в объятиях.

— Ты меня хоть немножко любишь? — Она произнесла это тоном маленькой девочки, давно забытым. А вдруг она ему больше не нужна? Что она тогда будет делать? Вернется к таким, как Джеффри и кудрявый драматург-недоумок из Нью-Йорка? А пустота в доме, бельведер, качели и весь мир, предназначенный для Яна, но без него? К чему возвращаться?

Разглядывать его портрет? Думать о его голосе? Носить жемчужные сережки, которые он ей подарил?

— Эй, красотка, ты никак задумалась. О чем, интересно?

— О тебе. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Ян, ты все еще любишь меня?

— Больше, чем могу в этом признаться. А ты как думала?

Джесси, я люблю тебя сильнее, чем прежде. Но ты хотела развода, и мне это кажется справедливым. Я не мог просить тебя пройти через это.

Он неопределенно махнул рукой в сторону тюрьмы. В его глазах проглядывала тревога.

— Что с тобой? Ты сможешь пережить заключение?

— Я устроился значительно лучше, чем мог предположить.

С того самого времени, как закончил книгу. Сейчас мне разрешают преподавать в школе, и я на пороге…

Ян поколебался, посмотрел на небо и глубоко вздохнул.

— Я на пороге досрочного освобождения в сентябре. Меня могут выпустить. Честно говоря, я почти уверен, что выпустят. С тех пор как я здесь, они каким-то чудом провели калифорнийский законопроект о лишении свободы на срок, зависящий от поведения заключенного. А у меня, осужденного в первый раз, довольно большие шансы, если, конечно, они будут сговорчивыми. Так что, похоже, скоро я смогу вернуться домой.

— Когда?

— Наверное, недель через шесть. Может быть, через три-четыре месяца. В худшем случае — через шесть. Но дело в другом, Джессика. Как быть с нами? Мое пребывание в тюрьме — не единственная наша проблема. , — Но ведь многое изменилось.

Ян знал, что это правда. Он понял это из ее писем, по тому, что Джессика сделала, а теперь видел все по ее лицу.

Она стала более женственной. Но что-то подсказывало Яну, что Джессика по-прежнему принадлежала ему. Она похорошела. Сделалась богаче, полнее, сильнее. Она обрела цельность натуры. И если Джессика по-прежнему нуждалась в нем, то у них все получится. Он тоже повзрослел.

— Ты права, Джессика, многое действительно изменилось, но не все.

Ян взглянул на нее, размышляя о фотографии, которую видел в газете. Ему на глаза попалась та же статья, что и тетушке Бет. И если у нее мог быть сэр Джеффри, как бишь его, то почему, черт возьми, он все еще был нужен ей?

— Ян, мне достаточно того, что выпало на мою долю. Я все обдумала. Лучше и быть не может. Я не желаю лучшего.

Ты — это все, чего я хочу.

— Но у меня нет ни цента.

— Ну и что?

— Послушай, я получил аванс в размере десяти тысяч долларов за книгу, но половина его ушла на твою новую машину, а когда я выйду, остальных пяти тысяч хватит ненадолго. Тебе опять придется содержать меня. И, знаешь, я должен писать.

Сейчас я абсолютно уверен в этом. Даже если мне придется работать официантом в какой-нибудь забегаловке, чтобы зарабатывать на жизнь. Я никогда не брошу литературный труд ради респектабельности.

Ян выглядел грустным, однако голос звучал твердо. Джесси одолевало нетерпение.

— Кто, черт возьми, думает о респектабельности? Я заработала состояние, продав магазин Астрид. Какая разница, кто и как зарабатывает.., ну так что? Как по-твоему, что я буду делать с деньгами? Мы могли бы замечательно ими распорядиться.

Джессика думала о доме. И о других вещах.

— Например? — Он улыбнулся звукам ее голоса и крепче прижал Джесси к себе.

— Все, что угодно. Купить дом за городом, отремонтировать его. Отправиться в Европу.., завести ребенка. — Она повернулась к нему, улыбаясь.

— Что ты сказала?

— Ты слышал.

— Не уверен. Ты не шутишь?

— Думаю, нет. — Джессика загадочно улыбнулась и поцеловала его.

— Чем это вызвано?

— Простой процесс, дорогой. Я выросла с тех пор, как видела тебя в последний раз. И как раз об этом недавно думала. Я осознала кое-что еще. Я не просто хочу ребенка. Я хочу твоего ребенка. Нашего. Ян… Я просто хочу тебя, с детьми, без детей, с деньгами или без… Не знаю, как тебе еще сказать.

Я люблю тебя.

Две крупные слезинки сбежали по ее щекам, она смотрела на него так напряженно, что он не хотел ее отпускать.

Ян обнял ее и прижал к себе с радостной улыбкой.

— Джесс, мне это снится? Такого не может быть на самом деле. Я слишком долго об этом мечтал. Этого не произойдет.

Я хочу, чтобы так было, но… Скажи мне, это — правда?

— Правда.., но ты мне сломаешь руку.

— Извини. — Ян на мгновение отстранился, и они оба рассмеялись. — Дорогая, я люблю тебя. Мне все равно, даже если ты не захочешь ребенка. Я люблю тебя, где бы ты ни жила — в том ветхом пустом доме, который ты купила, или во дворце. А еще я думаю, что ты — прелесть. Не знаю, что заставило тебя приехать сюда, но я безмерно рад.

— Так же, как и я.

Джессика вновь обвила его руками, укусив за ухо, и прошептала ему на ухо: «Я люблю тебя». А он ухватил ее за нос.