Ни Ян, ни Джессика ни о чем не подозревали, но Мартин ее прекрасно знал, он едва не завыл от отчаяния, когда увидел, как Спенсер входит в зал суда. Однажды он схватился с ней в одном деле и проиграл. Никто никогда не выигрывал у нее.

Его клиент покончил с собой спустя девять дней после начала процесса. Возможно, он все равно бы наложил на себя руки, но… Матильда, дорогая Матильда ускорила его смерть.

Ян видел женщину, которая заставляла его нервничать.

Перед глазами Джесси предстало изваяние изо льда, °на чувствовала, как ее заполняет страх. Теперь это была не игра. Это была настоящая война. Одно только то, как женщина смотрела на Яна, сказало Джессике все. Спенсер обменялась с Хоугтоном быстрым потоком слов, он кивнул несколько раз, потом встал и вышел. Ясно, кто тут всем верховодит.

Джессика проклинала того человека, который так некстати попал в больницу. Только Спенсер им и не хватало.

— Встать… — Судья вернулся на свое место, в воздухе повисло напряжение. Он выказывал признаки явного удовольствия пополнением числа действующих лиц, удостоверив присутствие помощника прокурора уважительным приветствием.

Ужасно.

Матильда Ховард-Спенсер сделала несколько быстрых дружеских замечаний присяжным, на все из которых, похоже, последовал ответ. Она могла вызвать как доверие, так и страх.

Голос и манеры Матильды полны власти и давали неверное представление о ее возрасте: ей, должно быть, было не больше сорока двух — сорока трех лет. Она была человеком, на которого можно положиться, который возьмет все на себя, проследит за ходом дела. Эта женщина могла выиграть войну, командовать армией и воспитывать детей. Но их у нее не было.

Она была замужем меньше двух лет. Юриспруденция заменяла ей возлюбленного, а мужу она отвела роль друга, ему было хорошо за шестьдесят.

Схватка началась с одного из наименее важных свидетелей. Место для дачи показаний занял судебный патологоанатом, не представив ничего из того, что могло бы повредить Яну, равно как и быть полезным для Маргарет Бертон. Он признал только то, что имело место половое сношение, но более ничего не мог удостоверить. Несмотря на яростный натиск Матильды Ховард-Спенсер, патологоанатом стоял на своем: доказательств применения силы не было. Возражения Мартина о ее давлении на свидетеля были быстро отметены, хотя свидетельские показания не имели особого значения. Джессике все это казалось ужасно скучным, час спустя она сосредоточила внимание на полосе красного нейлона на флаге и предалась размышлениям, которые унесли ее прочь от того места, где она находилась… Эти слова, их бесконечное гудение: «постыдное противоестественное преступление»… извращение.., изнасилование.., половое сношение… прямая кишка.., влагалище.., сперма — прямо какой-то детский путеводитель по запретным темам, которые приятно щекочут нервы. Теперь Джессика имела возможность взвесить каждое из них. Влагалище. Спенсер, похоже, была в восторге от него. И изнасилование. Она произносила его с большой буквы.

И вот день подошел к концу, они молча — как и на протяжении всей недели — отправились домой. Утомительным было уже одно присутствие в суде. Если хмуришься, присяжные могли подумать, что ты злишься на Яна или расстроена. Расстроена? Нет, конечно, нет! Если улыбаешься, значит, относишься к процедуре несерьезно. Если на тебе было надето не то, ты выглядела богатой. Что-то слишком жизнерадостное — и складывалось впечатление, что ты легкомысленна; Сексапильна в суде? По обвинению в изнасиловании? Боже упаси! Влагалище? Где? Нет, конечно, у меня его нет. Судебная процедура даже больше не пугала, просто изнуряла. А эта проклятая Спенсер была неумолима, выдавливая до капельки каждого свидетеля. Мартин же вел себя чересчур джентльменски. Но какое это имело значение? Если они с достоинством будут появляться в суде, вскоре все их мучения останутся позади. Вскоре.., но, похоже, до конца было еще далеко. Тем вечером они молча поужинали, и Джессика сразу крепко заснула, прямо в халате, прежде чем Ян вышел из душа.

Она сонно потянулась в машине на следующее утро и устало улыбнулась, глядя на дома, освещенные солнечными лучами.

— Чему ты улыбаешься, Джесс?

— Сумасшедшая мысль. Подумала, что вот так же мы когда-то ездили вместе на работу в Нью-Йорке.

Она выглядела задумчивой, но Ян не улыбнулся.

— Не совсем так.

— Нет. У нас есть время, чтобы по пути проглотить по чашке кофе? — У них не было времени на завтрак.

— Лучше там попьем кофе из автомата, Джесс. Я не хочу опоздать. Они могут лишить меня залога. — Господи. Всего из-за чашки кофе.

— Хорошо, любимый.

Она нежно дотронулась до его плеча и закурила новую сигарету. Единственным местом, где Джессика теперь не курила, оставался суд. Она взяла его за руку, когда они поднимались по ступенькам муниципалитета. Все вокруг казалось новым, ярким и сияющим. Утро, когда не страшны никакие ужасы, происходящие в жизни, словно Господь не знает о них и дарит людям столько солнечного света и тепла.

До начала судебного заседания оставалось три минуты, и Джессика поспешила за кофе.

— Хочешь немного?

Он начал было отказываться, но потом утвердительно кивнул. Ян взял чашку из ее руки, которая так дрожала, что он чуть не пролил.

— Малышка, у нас уйдет год на то, чтобы вернуться к нормальной жизни.

— Ты имеешь в виду мою замечательную дрожь?

Ян улыбнулся в ответ.

— А ты заметила мою? — Он вытянул вперед руку, и они оба засмеялись.

— Полагаю, производственная травма.

— Насильника?

— Ладно, Ян, хватит.

Короткий разговор между ними закончился, и Джессика заметила деловую суматоху возле незамеченной двери. Люди входили и выходили. Четверо мужчин, женщина, звук голосов, словно прибывал кто-то весьма важный.

Активность привлекла внимание Джессики, но если кто и выглядел загадочно, так это Ян, склонивший голову набок и внимательно слушавший. Она хотела спросить его, что происходит, но не была уверена, что ей нужно это делать. Он, казалось, был поглощен голосами и звуками. Потом раздался хлопок двери, и женщина в простом белом шерстяном платье обогнула угол. Джессика аж задохнулась от изумления. Это была Маргарет Бертон.