Когда они вышли на солнечный свет, Джесси не могла избавиться от ощущения, что не видела его годами. Пятница.

Была пятница. Конец невыносимой недели и целых два дня передышки. Два с половиной дня. Она хотела поскорее очутиться дома и забыть эту дыру в стиле рококо, где неистовствовала сумасшедшая Спенсер. На глазах присяжных вполне могла разыграться трагедия.

— О чем ты думаешь? — Ян все еще беспокоился о жене после утренней вспышки гнева. Сейчас больше чем когда-либо. Свидетельские показания были мраком.

— Не знаю. Не уверена, что вообще могу думать. Я просто плыву куда-то.

— Давай тогда поплывем домой. Хорошо? — Он проводил Джессику к машине и открыл для нее дверь. Усаживаясь в «вольво», она ощущала себя древней старухой. Ей хотелось смыть с себя это отвратительное утро.

— Твое мнение, дорогой? — Она посмотрела на мужа сквозь облачко сигаретного дыма, когда Ян медленно вел машину домой.

— Что ты имеешь в виду? — Он попытался уклониться от ответа.

— Как, по-твоему, идет дело? Мартин сказал что-нибудь?

— Немного. Он предпочитает помалкивать.

Она опять кивнула.

Когда они уходили, Шварц сказал лишь, что хочет видеть их у себя в офисе в субботу.

— Мне кажется, все не так плохо.

— Неплохо? Господи, что за мерзкое зрелище. Но этого и следовало ожидать. Не правда ли?

— Мне нравится стиль Мартина.

— И мне.

Ян и Джессика по-прежнему думали, что выиграют, но теперь они начинали осознавать цену, которую им придется заплатить. Не деньгами и не машинами, но плотью и кровью, своей душой.