Я поднимаю с тумбочки недавно купленный флакон «Blue de Chanel» и брызгаю на запястье. Меня тут же обволакивает аромат свежести. Закрыв глаза, я вызываю в памяти воспоминание о его груди, прижатой к моей обнажённой спине. Мне нужна хотя бы малюсенькая частичка Эзры. Хотя мой интерес к нему зашёл слишком далеко. Я всегда слежу за мужчинами, которых собираюсь убить, узнаю каждую деталь их жизни. Но сейчас всё по-другому. Я преследую его, потому что хочу, чтобы он захотел меня. Я не должна так поступать. Мне необходимо найти мужчину, убившего Ханну, но кроме этого я всё равно одержима Эзрой, потому что он и Бог, и дьявол в одном лице. Внутреннее противостояние, что он вызывает во мне, похоже на ужасающее по размерам цунами, которое вот-вот поглотит меня. В сознании вспыхивают его чёрные глаза, от взгляда которых по спине бегут мурашки. «Ты будешь умолять меня, Эви». Его утончённый акцент делает эту угрозу похожей на сладкое обещание.

Он точно дьявол. Дьявол, который может подарить мне прощение, и почему-то мне кажется, что в прощении от демона куда больше святого, чем в прощении, что я вымаливаю на ступенях алтаря. Вот такое противоречие. Совсем как я сама. Совсем как Эзра.

Я пытаюсь выбросить из головы все мысли о нём, но тщетно. Он стал моей одержимостью, и мне необходимо покончить с ней, потому что сейчас меня должно волновать лишь одно — как найти убийцу моей сестры. А когда я это сделаю, то мне придётся убить и Эзру, в память о Ханне. Потому что она этого хотела. Но чем больше я думаю о нём, тем сильнее становится моё желание увидеть его.

Эзра

— Когда Зи забрал её? — кричу я, шагая по тротуару, пока Дейв семенит рядом. Мы с Джонти собирались разобраться с одним чертовым клиентом, который бьет моих девочек, но вдруг мне сообщают, что их забирает Зи. Я могу убить Винни, но Зи… к нему я и пальцем не могу прикоснуться. Дерьмо!

— Этим утром. Она закончила свою работу с клиентом и выходила из мотеля. Пара девочек видела, как он забрал её, они узнали его.

— Блять! Грёбаный мелкий ублюдок. — Я знал, что он что-то задумал, но это… это уже война, мать его. Он думает, что так просто может забирать моих девочек?

— Проследи, чтобы девочки всё время были под присмотром. Пусть работают только в клубе и в мотеле. Поставь охрану у наших номеров в мотеле, а другим девочкам скажи, чтобы не выходили из дома. Они никуда не должны выходить, пока я не прикажу. — Я оплачиваю своим девочкам жильё в хорошо охраняемом многоквартирном доме. С такими клиентами, как у них, иначе нельзя — нельзя предугадать заранее, когда кто-то из этих извращенцев может слететь с катушек. Взять, к примеру, Зи. — Грёбаное дерьмо!

Джонти печатает сообщения на своём телефоне, отдавая приказы нужным людям.

— Хочешь, я разберусь с Винни? — спрашивает он.

Я сжимаю руки в кулаки.

— Нет.

Винни должен узнать, что я делаю с теми, кто портит мой чёртов товар. Я толкаю дверь, ведущую в грязное маленькое кафе. Меня чуть не сшибает с ног запах жира и дерьмового кофе. Столиков здесь немного, и я практически сразу нахожу того, кого ищу. Когда его взгляд останавливается на мне, он пытается сгорбиться, словно так сможет спрятаться от меня.

За столиком, неподалёку, сидят двое парней. Я припоминаю их — это парочка наркоманов, которые иногда забредают в наш бар. Один сидит ко мне спиной, а второй поднимает глаза и встречается со мной взглядом. Я пристально смотрю на него и киваю головой в сторону, показывая на дверь. Он тут же опускает взгляд и подталкивает своего дружка. В этом районе моя репутация всегда опережает меня, и мои действия никогда не оспариваются. Они встают и молча уходят.

Я подхожу к столику Винни и опускаюсь на стул напротив него. Джонти, кряхтя от того, что ему приходится втискивать свои внушительные габариты в маленький стул, усаживается рядом.

Я подвигаю к себе тарелку с чипсами Винни и наблюдаю, как он тяжело сглатывает.

— Винни, — ровным голосом говорю я и забрасываю в рот ломтик чипсов. Он смотрит, как я жую. Он прекрасно знает, что его ждёт, но иногда, когда человек доживает свои последние минуты, в нём просыпается дерзость.

— Я уже говорил тебе, Эз, когда платишь за девочку, то ожидаешь, что она вытерпит чуть больше грубости. Если бы я хотел быть с женщинами помягче, то трахал бы свою жену.

Я продолжаю сидеть с невозмутимым видом, сцепив пальцы на столе перед собой.

— А я уже говорил тебе, что если на одной из моих девочек снова появится синяк, то ты не отделаешься сломанной челюстью.

Я понимаю, что сейчас кривлю душой, но Эс-Джей не стоит пяти тысяч за ночь, и её не обучали терпеть подобное. К тому же никто не захочет трахаться с девушкой, у которой разбито лицо. Меня заботит лишь прибыль. Для какого-нибудь заурядного Джо, который покупает мою обычную шлюху, правила просты — не порть товар, или придётся иметь дело со мной. Невыполнение моих правил — это прямое неуважение меня, а я терпеть не могу, когда ко мне относятся без уважения.

— Да ладно тебе, Эз, — нервно смеётся он.

Я беру с тарелки еще один тонкий ломтик чипсов и отправляю его в рот.

— Я создаю впечатление мягкого человека, Винни?

— Нет, — осторожно отвечает он. Мудро.

— Думаешь, я из тех парней, что угрожают только шутки ради?

Он отрицательно качает головой, но не отвечает.

— Я — справедливый парень, Винни. Я даю людям шанс исправить свои ошибки. — Я смотрю на Джонти и пожимаю плечами. — Не знаю, может, я слишком добрый?

Джонти смеётся и качает головой.

— Ага. Добрый. Именно так я бы тебя и описал.

Ухмыляясь, я протягиваю руку через стол, хватаю Винни за волосы и ударяю его лицом об стол. Характерный хруст сломанного носа и брызнувшая на стол кровь заставляют меня улыбаться еще шире. Винни кричит, хватается за край стола и пытается освободиться от моей хватки.

— Ну, как, Винни, я все еще достаточно добрый? — я вдавливаю его лицо в столешницу, пачкая всё кровью. Он скулит, как маленькая девочка, и старается вырваться из моей хватки.

— Пожалуйста, — умоляет он, и его слова едва можно разобрать.

Я встаю и нависаю над столом, чтобы прошептать ему на ухо:

— Ты проявил неуважение ко мне, Винни. А я тебя предупреждал.

Джонти выгибает бровь, когда я перевожу на него взгляд. Он берёт нож для масла и толкает в мою сторону. Нож скользит по поверхности стола и врезается в мою руку. Я выпрямляюсь, обхватываю холодную сталь и ещё крепче сжимаю волосы Винни. Он поскуливает, а я рывком поднимаю его голову со стола.

— Пожалуйста, — бормочет он.

По его лицу и горлу струится кровь. Он скулит, как чёртова псина, его пальцы отчаянно цепляются за моё запястье, в надежде вырваться из хватки. Я улыбаюсь, потому что ему остались последние секунды жизни. Когда наблюдаешь, как жизнь покидает глаза умирающего, то видишь в них панику, страх. Именно в этот момент человек открывает свою истинную природу и умирает либо как хныкающее ссыкливое дерьмо, либо с достоинством.

Вложив в удар всю свою силу, я всаживаю нож в его массивную шею. Глаза Винни широко распахиваются. Его рот открывается и закрывается, как у выброшенной на берег рыбы. Стоило мне вытащить тупое лезвие из его горла, как кровь фонтаном начинает брызгать из раны во все стороны, замарав стену неподалёку. Винни в панике хватается за шею, чтобы остановить кровотечение, но я только что разорвал его ярёмную вену, и теперь кровь, которая продолжает сочиться сквозь его пальцы, никак не остановить. Я наблюдаю, как красная жидкость стекает по его предплечьям, и чувствую удовлетворение. Когда я отпускаю его волосы, Джонти быстрым движением руки успевает отодвинуть миску с чипсами до того, как на её место падает искажённое лицо Винни.

Наблюдая, как он дёргается на столе, я беру салфетку и стираю кровь со своих рук. За всё это время Джонти даже не шелохнулся — он просто сидит и ест чипсы Винни.