— Ну может, это просто зелье сейчас расширило возможности моего мозга, а завтра я опять всё забуду, — попытался я неудачно пошутить, однако Агату это не развеселило.

— Мне очень-очень страшно, Роберт, — негромко произнесла девушка, будто боялась, что её кто-то услышит. — Страшно как никогда. Мне ведь тоже начали сниться похожие сны, правда, очень редко, и я их почти не помню, но раньше такого не было. И ещё я почему-то раньше никогда не задумывалась о том, что с нами будет после учёбы в Восточном. К чему нас готовят, Роберт?

— Нас готовят к тому, чтобы мы стали боевыми магами.

— Это я понимаю, но для чего? Боевые маги со стёртой памятью — это ведь страшно.

Я не хуже Агаты понимал, что боевые маги со стёртой памятью — это очень сильное и опасное оружие в руках тех, кто нас готовил. А готовило нас имперское министерство обороны, и логично было предположить, что использовать нас собирались в интересах Священной Римской империи. Но почему у нас всех были польские имена и искусственные воспоминания о том, что мы поляки? На этот счёт не было даже предположений.

Но что бы мне там ни приходило в голову, какие бы жуткие перспективы ни рисовало воображение, с Агатой этим всем делиться не стоило. Её нужно было поскорее успокоить. Во-первых, потому что мне её просто было жалко, а во-вторых, чтобы она чего-нибудь не учудила — например, не пошла спрашивать у пани Митрош, почему всем курсантам Восточного стёрли память. Я ещё раз поцеловал девушку и сказал:

— Агата, мы оба перенервничали, устали, нам нужно отдохнуть, хорошо выспаться, а завтра на свежую голову это всё обсудить. Тем более завтра воскресенье, у нас весь день будет на это дело. Не накручивай себя раньше времени.

— Да, ты прав, — ответила девушка. — Надо отдохнуть. Ты ведь останешься?

— Нет, я хочу прогуляться часик, окончательно прийти в себя, а потом пойду спать в наш корпус.

— Не обязательно гулять, я могу обтереть тебя живой водой, будешь как новенький.

— Спасибо, но я хочу, чтобы всё восстановилось своим ходом. Не хочу вмешиваться в процесс.

— Не переживай! Живая вода на голову и память не влияет. Она лишь тело приводит в тонус и даёт силы.

— Это здорово, но я думаю, надо просто прогуляться на морозце, а потом хорошо выспаться.

— А кто тебе не даёт здесь выспаться? Обещаю, что сильно мешать не буду.

Агата погладила меня по щеке и улыбнулась, в её глазах появился особенный озорной огонёк, при виде которого ещё вчера я однозначно передумал бы уходить. Этот огонёк обещал яркую незабываемую ночь, если я останусь. Но удивительное дело — воспоминания о романе с Агатой у меня в памяти остались, а чувства к ней исчезли. Это было довольно необычно.

Впрочем, рыжеволосая красавица была невероятно сексуальна, особенно с этим огоньком в глазах и взглядом, уговаривающим остаться, и я был уверен: если останусь, ни разу не пожалею. Ещё я понимал: вполне возможно, в будущем мне придётся продолжать играть роль её парня. И я не исключал, что у меня могут опять возникнуть к ней чувства, и у нас будут отношения, как раньше. Я допускал всё что угодно. Но только не в этот вечер.

И дело было вовсе не в вернувшихся воспоминаниях о Миле — всё же мы с ней расстались не по моей вине и при расставании не давали друг другу каких-либо обещаний. Мы оба понимали: шансов ещё когда-нибудь увидеться, у нас практически не было, а жизнь продолжалась.

Но главное — я понял из разговора с Милютиным, что ей благополучно удалось сбежать и спрятаться. Зная после событий в ресторане «Медведь» об истинной силе и навыках моей бывшей девушки, я был уверен, что она не пропадёт и сможет ещё наладить свою жизнь.

И хоть такую девушку, как Мила, было не так-то легко кем-либо заменить, я не видел причин не пытаться устроить свою личную жизнь. И это стоило сделать, возможно, попытавшись заново разжечь чувства к Агате. Но точно не в эту ночь.

Я осторожно обнял Агату, поцеловал в щёку и сказал:

— Я очень хочу остаться. Очень. Но мне нужно побыть одному.

— Конечно, я понимаю, не проблема, — ответила Агата и поцеловала меня в губы, да так, что я на секунду подумал, что можно и остаться.

Но всё же я справился со вспыхнувшим позывом провести ночь с красавицей — не зря же сильнейший менталист Кутузовки почти два месяца учил меня контролировать эмоции. Я ещё раз чмокнул Агату в щёку и сказал:

— Спокойной ночи! Во сколько пойдём на завтрак?

— Я не пойду, хочу выспаться. Ты приходи сюда после десяти. И булочек в столовой возьми, я кофе сварю.

— Договорились!

Я улыбнулся Агате и покинул медпункт. На улице за последние сутки заметно похолодало — если во время моего похода в лес, я даже получал удовольствие от прогулки на свежем воздухе, то теперь я почти сразу же замёрз, хоть и накинул тёплую куртку поверх пижамы.

Но всё же от прогулки я не отказался и не пожалел об этом решении — холодный ветер расставил по местам остатки непристроенных воспоминаний, и теперь я уже точно знал, что в закромах моей памяти принадлежит Роману, а что Роберту. Однако если с воспоминаниями я, к моей радости, разобрался, то ситуация с навыками настораживала. Я подозревал, что с ними решить вопрос так просто не получится — особенно с боевыми.

Работая с наставниками в Кутузовке, я не один день потратил на то, чтобы натренировать владение боевыми навыками до автоматизма. Я мог в случае крайней опасности принимать решение использовать то или иное заклятие на подсознательном уровне — в бою была важна даже сотая доля секунды. Но теперь мне надо было как-то научиться себя контролировать и не выдать во время занятий какое-нибудь слишком уж сильное заклятие.

Я прогулялся по Восточному и осмотрел центр глазами Романа. Возникло много вопросов. В первую очередь меня интересовало, в какой части Польши находится центр «Ост». Чем дальше от белорусской границы — тем труднее и опаснее было бы добираться до дома.

Ещё я много думал о том, что за эти полгода дома могло многое измениться. В России уже должны были пройти выборы императора. Победил ли на них кесарь Романов? Как на это отреагировали вечно недовольные им эльфы? Какой теперь была обстановка в Петербурге и вообще в стране? Отпустил ли Романов на свободу моего деда? Как поживали Андрей и Маша? На все эти вопросы очень хотелось получить ответы как можно скорее.

Мне ужасно хотелось вернуться в Россию. Но в сложившейся ситуации горячку пороть не стоило — раз уж я провёл в Восточном полгода, то несколько дополнительных дней ничего бы не изменили. Надо было собрать как можно больше информации, да и побег подготовить максимально хорошо.

«Вот прямо с утра ты этим и займёшься», — мысленно сказал я сам себе и отправился спать.

*Держи полотенце, Роберт! (нем.)

Уснуть я не смог — до самого утра прокручивал в голове различные варианты своего дальнейшего поведения, да размышлял о том, что могло произойти в России за время моего отсутствия. Очень хотелось вернуться домой побыстрее.

После подъёма, стараясь ни с кем лишний раз не разговаривать, отправился умываться. В очередной раз взглянув на себя в зеркало, понял, что стоит побриться. Вид хорошо отросшей щетины удивил. Накануне вечером я на такую мелочь внимания не обратил, но сейчас это сильно бросилось в глаза.

Отправился за бритвенными принадлежностями и вспомнил, что, будучи Робертом, я брился через день, а в Кутузовке — раз в неделю. Такой прогресс за полгода меня обрадовал — мне очень хотелось отпустить бороду. У эльфов растительность на лице была не принята. Максимум, что могли себе позволить петербургские аристократы — это усы или совсем небольшая бородка, как у дяди Володи.

Мои отец и дед никогда не носили ни усов, ни бороды. Может, поэтому я так ждал, чтобы у меня побыстрее начала расти хорошая щетина — хотелось отпустить густую бороду и быть совсем уж непохожим на своё лицемерное эльфийское семейство.

Ещё я заметил, что отличаюсь от себя полугодичной давности не только щетиной — я стал более крепким, возмужавшим. Я и раньше был немаленький, но внимательно оглядев себя в большом зеркале, пришёл к выводу, что теперь я стал немного крупнее и шире в плечах. Впрочем, я мог ошибаться, а проверить эти предположения можно было, лишь вернувшись в Новгород и примерив оставленную в Кутузовке одежду.