— Да ничего особенного я не видела и не слышала. Два раза меня назвали Анной. Всё остальное я просто не поняла. Видела большой красивый дом. Много людей. Надписи на незнакомом языке. Там было какое-то мероприятие, и висели надписи, такие торжественные на больших лентах.

— Попытайся хоть одно слово вспомнить.

— Я не могу, не обратила внимание. Помню лишь, что это не немецкий. Может, это был польский, — Агата замолчала, растерянно на меня посмотрела и добавила: — Если я полька, то почему я не помню польский язык?

— Потому что, как я тебе уже говорил, не факт, что ты полька. Попытайся вспомнить хоть одно слово. Это очень важно.

— Пытаюсь. Но там буквы были не совсем привычные.

— Кириллица? Некоторые буквы, как в немецком алфавите, но много других, да?

— Да.

— Мне нужна бумага и ручка.

Агата принесла письменные принадлежности, отдала их мне и спросила:

— Что ты хочешь сделать?

Я ничего не ответил, лишь написал на листе бумаги крупные буквы: Ч, Ш, Ы, Ф, Ц, Д, Ж, Я и Ю. Это были далеко не все отличающиеся от латиницы буквы русского алфавита, но этого вполне хватало. Протянув Агате листок, я спросил:

— Эти буквы там были?

— Вот эти точно! — радостно воскликнула Агата и показала на буквы Д и Ж. — Это что-то значит?

— Это значит, что ты, скорее всего, русская.

— Что?

— Я говорю, Анечка, что ты русская, и теперь, дорогая моя подруга, тебе придётся с этим смириться. Но поверь мне, это не страшно, — эту фразу я произнёс на русском, после чего добавил на немецком: — Похоже на ту речь, что была во сне?

— Вроде похоже, — ответила Агата и тут же спросила: — Это ты сейчас по-русски говорил?

— Да, дорогая моя, — я старался не звать подругу по имени, так как не мог выбрать, какое в этой ситуации лучше использовать. — Я говорил по-русски. Потому что я русский. И ты тоже. Мы с тобой русские.

— Русские… — растерянно пробормотала девушка. — А это хорошо или плохо?

— Это непросто.

Я обнял подругу, поцеловал её и добавил:

— Но не переживай, всё будет хорошо. Нас двое, мы не пропадём.

Агата, некоторое время сидела молча, пытаясь осознать и переварить информацию, затем спросила:

— Если мы русские, то что мы делаем в Польше?

— А вот это интересный вопрос. И мне кажется, что я могу на него ответить, но готова ли ты сейчас к этой информации?

— Не готова, — призналась Агата. — Но без неё я теперь вообще с ума сойду. Просто расскажи вкратце, без подробностей. Делали можно будет потом, завтра.

— Ну если вкратце, то кто-то нехороший похитил нас, стёр нам память, вложил вместо неё ложные воспоминания, что мы поляки, и вывез в Польшу. И теперь нас обучают боевой магии и к чему-то готовят.

— К чему?

— Знать бы.

— Мне это не нравится.

— У нас с тобой очень много общего, — сказал я улыбнувшись. — Мне это тоже не нравится. Поэтому мы с тобой отсюда убежим.

— Думаешь, у нас получится?

— Уверен. Но просто так бежать мы не можем. Здесь куча ребят, и, скорее всего, они тоже все русские. Когда мы вернёмся домой, нужно будет рассказать об этом центре, чтобы ребят спасли. Поэтому нам необходимо максимально собрать информацию о Восточном.

Агата смотрела на меня не мигая, пытаясь осознать всё, что я говорю. А я представил насколько ей было тяжело, ведь, в отличие от меня, вспомнившего свою прошлую жизнь, ей нужно было для начала поверить в то, что всё, рассказанное мной — правда. И я вполне представлял, как это было непросто.

Конечно же, был риск, что Агата мне не поверит и что-нибудь учудит. Но тут уж всё зависело от меня и моего таланта убеждать. А вот если оставить подругу в неведении и попытаться замять это дело, то ещё неизвестно во что бы всё вылилось. Агата вполне могла в таком случае рассказать о своих необычных видениях пани Митрош, а та руководству Восточного. И добром бы это точно не закончилось.

Да и, в конце концов, мне просто нужен был помощник, чтобы организовать и осуществить побег максимально эффективно. Дойти до белорусской границы, как бы далеко мы от неё ни находились, я мог и один, а вот отбиваться от польских пограничников, в случае встречи с ними, лучше было бы вдвоём. В этом случае напарница, да ещё и умеющая лечить, однозначно бы пригодилась.

— Думаю, тебе надо отдохнуть, — сказал я Агате. — Поспать, набраться сил.

— Сил у меня достаточно, — возразила подруга. — Но ты прав насчёт сна, поспать не помешает. Может, за ночь как-то это всё уляжется в голове. А может, ещё что-нибудь приснится. Ты ведь останешься на ночь?

— Разумеется, останусь, — ответил я, бросить девушку в таком состоянии было бы полным свинством.

— Спасибо, — сказала Агата и через силу улыбнулась. — У меня какие-то нехорошие предчувствия, что тебя нельзя отпускать. Как будто ты не вернёшься. Или вернёшься, но это будешь не ты.

Подруга обняла меня, да так крепко, что я лишний раз отметил — сил у неё действительно осталось много.

— У меня ведь, кроме тебя, никого нет, Роберт, — прошептала Агата и вцепилась в меня ещё сильнее, хотя я был уверен, что сильнее уже просто некуда. — Или ты хочешь, чтобы я звала тебя другим именем?

— Зови меня Робертом — так будет лучше, а я буду продолжать звать тебя Агатой. Это удобнее, и мы не проболтаемся, что всё вспомнили.

— Я не всё.

— Ты вспомнила главное!

— А хотелось бы всё. Без воспоминаний будет очень неприятно жить, но я так боюсь пить зелье в большом объёме.

— На этот счёт даже не переживай. Главное — вернуться домой, а там тебе любой сильный менталист восстановит память за полчаса максимум. И без всяких зелий. Важно, что ты вспомнила хоть что-то и в первую очередь детали, по которым мы смогли выяснить, что ты русская. Остальное мелочи. Дома вспомнишь всё.

Агата немного ослабила хватку, но руки не разжала. Она поцеловала меня и сказала:

— Как хорошо, что мы есть друг у друга. Пойдём спать.

— Не могу не поддержать такое разумное предложение, — ответил я улыбнувшись, и мы отправились спать.

В кровати Агата взяла меня за руку и сразу же уснула — видимо, действие бодрящего заклятия прошло и силы разом покинули мою подругу. А мне было не до сна — в голову лезли разные мысли как важные, так и о всякой ерунде. И ещё я много думал о словах Агаты про «хорошо, что мы есть друг у друга». Раньше я слышал такие же от Милы, и закончилось это всё не очень хорошо.

Мне не хотелось второй раз подряд наступать на одни и те же грабли. Я уже это проходил, и сейчас мне меньше всего хотелось заводить новые серьёзные отношения. Надо было по возвращении заняться учёбой, я ведь пропустил полгода, но было в этой рыжей красавице что-то такое, что заставляло моё сердце биться чаще. И что-либо с этим поделать было трудно.

Проснулся я оттого, что Агата толкала меня в бок и приговаривала:

— Да просыпайся ты уже! Сейчас пани Митрош придёт!

«Ничего нового, значит, всё нормально», — подумал я и улыбнувшись встал с кровати.

Одеваясь, прокрутил в голове вчерашний день в деталях, не упустив и полученную инъекцию. Тут же занервничал и принялся вспоминать телефон Милютина. Вспомнил — успокоился.

На завтрак Агата идти отказалась — сказала, что ей нужно прибраться после вчерашнего. Внешне она выглядела спокойной, но я на всякий случай всё равно попытался прочесть её эмоции. Ничего, что могло бы показаться подозрительным, не обнаружил — ни сильного волнения, ни страха, ни злости. Смело можно было её оставлять одну. Мы договорились вечером ещё раз всё обсудить и выработать план действий.

Весь день я готовился к трудному вечернему разговору, но как выяснилось, переживал я зря — Агата оказалась девушкой непугливой и, можно сказать, загорелась идеей побега. Ей хотелось побыстрее оказаться дома, и она была готова сделать для этого всё, что в её силах. Я рассказал подруге обо всём, что уже смог разузнать, указал сроки, привязанные к моему выступлению на турнире, и дал первое задание — найти карту Польши. Была большая вероятность, что среди огромного количества книг в медпункте окажется энциклопедия, или что карта найдётся среди личных вещей пани Митрош.