Когда они укладывались спать, Джейк подумал, что у него есть средство успокоить гнев Тори. Усадив ее на край постели, он сказал.

– Закрой глаза, дорогая, и не подглядывай. У меня для тебя есть кое-что, но не смотри, пока я не скажу.

Раздраженно вздохнув, Тори послушалась, хотя не преминула пожаловаться:

– Я слишком взвинчена для таких фокусов, Джекоб.

Она услышала, как он вытащил что-то из-под кровати, потом развернул шуршащую бумагу, и невольно заинтересовалась, что же такое он ей припас.

– Теперь можешь смотреть, – наконец проговорил он.

Перед нею лежала самая красивая шаль, какую она когда-либо видела. Вся из тончайшего, нежнейшего кружева, такого просвечивающего, что казалась узорчатой паутинкой. Тонкие серебряные нити, вплетенные в снежно-белую ткань, ловили свет, и от этого шаль мерцала и переливалась.

– О Джекоб! Где ты нашел ее? Я никогда не видела прелестней! – выдохнула она и пальцем коснулась кружева.

С трепетной нежностью Джекоб накинул шаль ей на голову и плечи.

– Она наверняка была сделана для тебя, любимая. Кроме тебя, нет другой женщины на свете, красота которой так бы сочеталась с ее красотой.

Его глаза подтвердили искренность его слов.

Глядя ему в лицо взглядом, в котором отразились все ее чувства к нему, Тори тихо промолвила:

– Но, Джекоб, она, наверное, стоит полмира. Право, тебе не стоит быть таким расточительным.

– Это твой свадебный подарок, Тори. Муж чина женится раз в жизни, если ему посчастливится найти свою единственную женщину и сохранить ее. По такому случаю он имеет право немного потратиться на подарок невесте.

– Но я же тебе ничего не подарила, – возражала она.

– О нет, ангельское личико, подарила. Сегодня ты встала на мою защиту против этих старых кошек, хотя я, наверное, не заслужил. Ты даришь мне свои солнечные улыбки, от которых мои унылые дни становятся светлее. Ты даришь мне себя нежно и страстно. Этого более чем достаточно для любого мужчины, Тори, и гораздо больше того, что я заслуживаю или ожидал иметь.

От выступивших слез глаза ее засверкали, как изумруды, она потянулась к нему и обняла:

– О Джекоб! Я очень, очень тебя люблю! Слегка охрипшим голосом он проговорил:

– Знаешь ли ты, что ты впервые сказала мне эти слова, и именно так, как я надеялся их от тебя услышать. Я так долго ждал, чтобы ты сказала их так, как женщина говорит своему возлюбленному, своему мужу…

– Ты, Джекоб, для меня больше, чем возлюбленный, и больше, чем просто муж. Ты – мое сердце. Мой самый дорогой на свете. – Ты – моя любовь.

Затем в уединении их спальни она взялась доказывать ему глубокую, истинную правду своих слов, отдаваясь ему полно, нежно и целиком.

Она ничего не сдерживала в себе, не скрывала, но отдавалась самозабвенно, со всей щедростью своего сердца и тела, ничего не требуя взамен, кроме его любви. Любви, согревавшей ее душу.

Неприятности, казалось, следовали за ними, как черная буря, надвигающаяся с горизонта. Когда Джейк увидел одного из своих работников, скачущего во весь опор к дому, он понял, что гром грянул. Он ощутил это нутром, глядя, как ковбой осадил взмыленного коня – так резко, что тот встал на дыбы и чуть не сбросил всадника наземь. Джейк двинулся к нему навстречу.

– Босс! – взбудоражено заорал Ред. – У нас беда! Настоящая беда!

Лицо Джейка помрачнело.

– В чем дело?

– Водопой на дальнем северном пастбище! Он отравлен!

– Проклятье! – Джейк не представлял себе, что может быть хуже этого. Они только что отогнали туда часть стада, чтобы скот летом откормился. В это время года там были хорошие травы и много воды.

– Скот погиб? – с тревогой спросил он.

– Две коровы пали, и около дюжины ведут себя странно, – мрачно объявил Ред. – А рыба всплыла кверху брюхом.

Обернувшись к Джиллу, который подошел как раз, чтобы услышать мрачное сообщение Реда, Джейк сказал:

– Мне нужно десять верховых, готовых вы ехать со мной немедленно. Еще троих пошли проверить другие стада и водопои. И чтоб доложили, если заметят что-то необычное. – Почти бегом Джейк направился к дому, крикнув через плечо: – Скажи им, чтобы взяли с собой оружие.

К тому времени, когда они добрались до северного пастбища, пало уже пять голов. Еще несколько, спотыкаясь, бродили вокруг и жалобно мычали. С темным от гнева лицом Джейк стал отдавать отрывистые распоряжения:

– Не подпускайте скот к воде. Сбейте стадо и гоните к востоку. Джеб, вы со Свифти отгоните всех больных и пристрелите. Вилли, вы с Рустером оттащите туши в тот овраг. Думаю, нам придется их либо сжечь, либо захоронить. Сэм, проследи, чтоб на том гребне поставили сторожа.

Крупными шагами Джейк подошел к краю водопоя и застыл, угрюмо глядя на уйму дохлой рыбы.

– Гори ты адским огнем! – пробормотал он. – Я буду не я, если не возьму за горло того ублюдка, который за это в ответе!

То и дело оглядываясь по сторонам, он стал обходить берег, внимательно оглядывая землю вокруг маленького пруда. Он обошел почти четверть его окружности, когда заметил у края воды полоску белых кристаллов. Наклонившись поближе, Джейк сразу понял, какой яд был применен.

– Известь! – прорычал он. – Этот паршивый сукин сын насыпал в воду извести!

Услышав его слова, мужчины расстроенно покачали головами. Это была подлая штука – так поступить с бессловесными тварями. Известь вызывала у жертвы сильнейшее воспаление, жжение и отек внутренностей, отчего она потом умирала. Пуля принесла бы более скорую и милосердную гибель. Подонок, который это сделал, заслуживал такой же смерти, какую уготовил этим бедным животным.

С мрачной решимостью они принялись избавлять скот от мучений. Ничем нельзя было помочь. А после этого предстояло еще много работы. Водоем надо было огородить или засыпать, чтобы больше ни одно животное не пило из него. Но в изгороди можно было легко проломить дыру, и все повторилось бы снова, и Джейк в конце концов решил, что водоем следует засыпать.

Это позволило бы им оставить скот на том же месте. Если они выроют другие пруды или колодцы, их могут снова отравить. А Джейк рисковать не хотел. По всему получалось, что настало время использовать старую идею Роя. Правда, это означало, что ему и его людям придется тяжело потрудиться: речь шла о том, чтобы вырыть отводной канал от русла Санта-Феривер, которая проходила посреди владений Бэннеров.

Было маловероятно, чтобы кто-то попытался отравить и этот канал, потому что тогда яд попал бы в воду реки, а Санта-Феривер была главным источником водоснабжения для многих десятков ранчо, фермеров и города Санта-Фе. Джейк подозревал, что тот, кто за этим стоял, хотел нанести урон только «Ленивому Би». Сомнительно, чтобы он рискнул причинить вред другим. Джейку было необходимо узнать, почему целью для такой мстительной злобной проделки были выбраны Бэннеры. Почему? Что за причина тут могла быть?

Вонь от дохлой рыбы, быстро разлагавшейся на солнце, стала такой омерзительной, что людям пришлось завязать носы шейными платками. Джейку подумалось, что как раз смрад-то их и спас: отвратительный запах привлек внимание Реда и заставил его поскорее выяснить, в чем дело. Иначе прежде, чем найти отравленный пруд, они потеряли бы гораздо больше скота.

Работая бок о бок со своими людьми, Джейк старался отключиться, чтобы не слышать страдальческого мычания больных животных. Даже когда из сострадания пристрелили всех отравленных, мычание не умолкало: несколько телят-сосунков лишились матерей и плакали от страха и растерянности. Им надо было найти приемных матерей. А тех, которые не сумеют сосать других коров, предстояло кормить вручную из бутылочки, пока они не смогут сами есть траву.

Наконец одного из пастухов послали на гребень холма, сменить на посту Сэма. Сэм подъехал к ним не один. Перед ним поперек седла лежал маленький дрожащий олененок.

– Нашел его рядом с мертвой мамой в высокой траве, – объяснил Сэм. – Малыш прижимался к ее телу и так жалобно плакал… Наверное, лань сумела вернуться к нему после того, как побывала у водопоя. Что будем с ним делать, босс?