Джейк потихоньку спешился и стал подкрадываться к своей беззаботной юной жене, намереваясь преподать ей заслуженный урок, который она не скоро забудет. Ни олененок, ни лошадь Тори не встревожились его появлением. Он подобрался почти вплотную к ней, стараясь, чтобы тень не упала на нее и не насторожила. В тот самый момент, когда Тори почувствовала, что уже не одна, и широко открыла глаза в опасливом удивлении, Джейк бросился на нее и схватил в охапку.

Тори закричала, ужас пронзил ее как удар молнии. Брыкаясь и царапаясь изо всех сил, она дралась несколько секунд, не сознавая, что борется с Джейком, что это Джейк навалился на нее своим большим телом и не дает вырваться. Его глаза впились в нее, горя яростью тысячи солнц, его руки сжали ее запястья, чтобы она не могла двинуть руками. Долгую минуту он ничего не говорил и только сверлил ее взглядом. Наконец отчеканил:

– Виктория Елена Марианна Бэннер, ты еще не знаешь, в какую беду попала.

У лежащей под ним Тори екнуло сердце, задрожали руки и ноги. Господи Боже, что она такого натворила, чтобы заслужить ярость, которую ясно видела на лице Джекоба? Что бы это ни было, но, должно быть, что-то очень страшное! Джекоб назвал ее полным именем, за всю свою жизнь она помнила только два случая, когда она довела его до такого бешенства. Оба раза он так отшлепал ее по заду, что ей неделю было больно сидеть. Но теперь-то она слишком взрослая для таких мер! Или нет? Судя по мрачному, насупленному лицу Джекоба, ручаться не стоило!

– Джекоб! – задыхаясь, воскликнула Тори. – Ради всего святого! Почему ты так зол на меня? Ты меня перепугал до смерти!

– Я больше чем зол, Виктория. Я просто в бешенстве! – И с намеренно зловещей улыбкой он продолжал: – И я хотел тебя напугать. Может быть, это вобьет в твою легкомысленную головку хоть немного здравого смысла! Как могла ты сделать такую глупость – заехать черт знает куда одна и безоружная? Мне этого не понять!

– Но, Джекоб, велика важность! Я сюда приезжала много лет подряд, и никто никогда меня здесь не тревожил.

Его лицо приблизилось вплотную к ее лицу, губы подергивались от еле сдерживаемого гнева:

– Ты что, от природы тупая или этому тебя тоже научили в монастыре? Я не помню, чтобы раньше ты отличалась такой непонятливостью!

Не говоря больше ни слова, он посадил Тори к себе на колени и звучно поцеловал.

– Это тебе за то, что я нашел тебя целой и невредимой, – объявил он, и голова ее закружилась от силы этого поцелуя, а губы блаженно закололо. – А это за то, что ты отправилась неизвестно куда и перепугала меня чуть не до смерти!

Ловким движением он перевернул ее у себя на коленях лицом вниз и, прижав одной рукой, другой задрал ей на голову пышные юбки. Когда он спустил вниз на щиколотки ее панталончики, Тори обрела наконец голос:

– Джекоб! Нет! Ты не посмеешь!

– Еще как посмею! – прорычал он, нанося звучный шлепок открытой ладонью. Ее приглушенный крик боли и возмущения почти не тронул его, и он разрядил свои долго копившиеся чувства на ее голой попке.

– Чтобы ты больше никогда… никогда не покидала дома одна без моего разрешения! Понятно?

Еще один шлепок последовал за первым. Из-под юбок раздавался вопль Тори:

– Прекрати! Джекоб, пожалуйста! Я же не смогу доехать домой!

Карающая рука перестала шлепать ее голое тело.

– Ты поняла, что больше не должна уезжать одна? – повторил он.

– Нет! – прорыдала она. Затем, когда его рука больно опустилась в третий раз, она взвизгнула: – Да! Да!

– Так как же, Тори? – Он сделал паузу. – Да или нет?

– Да, никуда не двинусь с ранчо, – глотала слезы она, – но хоть убей, я не понимаю, почему это для тебя так важно!

Джейк застонал, как будто наказали его:

– Тори, Тори, что мне с тобой делать? Как внушить тебе, как сильно я тебя люблю и как опасно тебе бродить одной повсюду? – Не дожидаясь ответа, он наклонился и ласково прижался губами к нежной коже, которую так обидел минуту назад.

Ожидая очередного шлепка, Тори дернулась, когда рот Джейка прижался к ее болевшей коже. Лицо ее, прикрытое юбками, уже покрасневшее от крика, запылало еще сильней, когда он стал осыпать поцелуями обнаженные ягодицы, бормоча извинения за то, что в гневе отшлепал их. У нее перехватило дыхание, когда его язык стал зализывать слабые следы, оставленные его пятерней. Новая волна жара пробежала по жилам и щекам, когда рука его, успокаивая боль, скользнула между ее подрагивающих бедер.

Сдавленный стон вылетел из ее горла, когда его пальцы нашли то, что искали, и стали гладить и возбуждать, пока она вся не задрожала от внезапно накатившегося жгучего желания. Все еще свисая с его колена, в самой унизительной и беззащитной позе, какую она только могла себе представить, она ощутила, как смущение сменяется острым желанием, когда его длинные тонкие пальцы плавно скользнули внутрь нее и обнаружили, что она теплая, влажная и трепещущая. Ее мышцы сомкнулись и удерживали их, пока тело ее не содрогнулось в судороге экстаза.

Не успела она прийти в себя, не успела унять дрожь, как оказалась снова в зарослях цветов на спине. Юбки ее сбились к талии, ее четки завязались узлом у шеи, а собранный на шнурке ворот кофточки распустился, подставляя грудь его ищущему рту. Горячие, нетерпеливые губы впились в ее сосок, заставляя задыхаться в новом порыве страсти под нависшим над нею телом. Обезумев от желания, она трясущимися пальцами сдирала с него рубашку, в спешке разорвав ее по плечу.

– Приди ко мне, Джекоб! Приди ко мне, скорей!

Нежно сжав ее горящую попку в ладонях, Джейк погрузился в нее, и ее крикам вторил его крик, когда он слил их тела воедино и воспарил с нею в безумном полете сверкающей шлейфом кометы. Долгое время они не могли вернуться в свои потрясенные земные тела.

Оторвавшись от ее губ, Джейк вглядывался широко открытыми глазами в ее мерцающие зеленые зрачки, в ее пылающее лицо.

– Тори, ты сводишь меня с ума! Ты ангел или дьяволица, что так заворожила меня?

Ее ответная улыбка была стара, как мир, как улыбка Евы.

– Если я ангел, как ты всегда повторяешь, то тогда я падший ангел. Твой собственный падший ангел, дорогой мой.

Его большая рука поднялась поправить цветочную корону, которая после всех этих безумств как-то удержалась на ее голове. Он рассмеялся:

– Твой нимб съехал на сторону, ангельское личико.

– Да, и ты обрезал мне крылья, любовь моя. Я не смогу улететь из твоих рук, даже если бы от этого зависела моя жизнь.

Слова Тори оказались почти пророческими, когда они немного позже поехали домой. С каждый толчком седла больное место напоминало Тори о полученной трепке и о том, что за ней последовало, но Джейк все еще ничего ей не объяснил. Он сказал, что сначала хочет доставить ее благополучно домой, а потом расскажет причину своего гнева и тревоги.

Тори ехала рядом с ним, положив усталого олененка на лошадь перед собой. Для такого малыша, как Бархат, день на лугу оказался очень утомительным, он порезвился вдоволь и почти не протестовал, что его везут как мешок картошки. Его длинные ресницы опустились, проиграв битву со сном.

Внезапно раздался резкий звук выстрела, и в нескольких дюймах от головы Тори полетела кора с дерева. Тори вскрикнула от ужаса, отчаянно пытаясь справиться с испуганной кобылой, но Джейк тут же схватил за уздечку ее лошадь и потянул дрожащее животное за собой в густой подлесок. Прозвучало еще несколько выстрелов, и воздух наполнился свистом пуль, чуть не задевших их, когда они мчались в укрытие.

Они скакали напролом сквозь деревья и кусты. Ветви и сучья рвали одежду, обдирали бока лошадей. За собой они слышали шум погони. Заметив в стороне несколько скал, за которыми можно было укрыться, Джейк осадил лошадей и сдернул Тори с седла так быстро, что она едва успела схватить в охапку Бархата. Сжавшись в комок, она сидела за скалой, куда затолкал ее Джейк, и, широко открыв глаза, смотрела, как Джейк вытащил кольт и приготовился драться за их жизнь. Бархат тихонько заблеял от страха, но сразу же перестал, как только она обняла его покрепче, вселив в него ложное ощущение безопасности.