Аня

— Анечка, — в мою комнату заглянула мама, — вставай, соня. День рождения проспишь.

Я потянулась и соскочила с кровати, — Уже встала, мамуль.

— Вот и умница. Иди умывайся и завтракать.

Приняв душ и умывшись, я зашла на кухню. Аромат блинчиков распространялся по квартире, в животе заурчало.

Утащив у мамы из-под ножа огурец, я с наслаждением захрустела им.

— Эй, не кусочничай, — мама строго посмотрела на меня и покачала головой.

— Всего лишь огурчик, — отозвалась я.

Мама улыбнулась и вышла из кухни. Когда она вернулась, в её руках была синяя бархатная коробочка, которую она протянула мне.

— С восемнадцатилетием тебя, дочка, — мама открыла коробочку. Внутри лежала золотая цепь с подвеской в центре которой находился огромный голубой топаз.

— Мамочка…, - я изумлённо уставилась на подвеску, — Боже мой, какая красота! — я осторожно прикоснулась кончиками пальцев к кулону.

— Мама, это же должно быть стоит бешеных денег! — я укоризненно посмотрела на неё, — Зачем ты так тратишься?

— Отставить причитания! — строго одернула меня мама и, вытащив цепочку из коробочки, опустила мне ее на шею и застегнула, — Восемнадцать лет — только один раз в жизни бывает. С днем рождения, моя любимая доченька.

— Мамочка! — я обняла маму. Слезы навернулись на глаза, — Я очень, очень-очень сильно люблю тебя.

— И я тебя, моя дорогая…

Я застегнула молнию сумки и забросила её себе на плечо.

— Всё, мамуль, я побежала на репетицию, — крикнула я маме.

Выскочив за дверь и сбежав вниз по ступенькам, я вышла на улицу.

Сегодня был прекрасный день.

Тёплый ветерок шевелил ярко зеленую траву, пригибая к земле нежные головки цветов, рассыпанные по земле в восхитительном разноцветье. Он прятался в нежной зелени ветвей деревьев, шевеля листвой, и улетал ввысь, к ярко-синему небу, по которому плыли белоснежные облака. Они менялись, принимая причудливые формы, и исчезали за горизонтом.

Июньское солнце ласкало своими тёплыми лучами землю, наполняя всё вокруг светом и жизнью.

Спустя двадцать минут я уже была в здании, в котором размещался наш танцевальный коллектив «Радуга».

В детстве я была ужасно закомплексованным подростком с избыточным весом. На семейном совете было решено отправить меня на занятия танцами. Всего пять лет понадобилось наставникам нашего танцевального коллектива, чтобы превратить меня в грациозного танцора. Я и сама старалась всегда выкладываться на все сто.

Когда я зашла в раздевалку, то почти оглохла от криков подруг.

— Поздрав-ля-ем! — нараспев прокричали они и кинулись ко мне обниматься.

— Анютка, с совершеннолетием тебя! — моя подруга Света чмокнула меня в щёку.

— А теперь, наш подарок, — Вика, улыбнувшись, метнулась к стене, к которой был прислонён прямоугольник, высотой ни меньше метра.

— Девчонки, спасибо вам огромное, — растроганно прошептала я.

— Ну же, открывай! — нетерпеливо произнесла Света.

Я сорвала подарочную упаковку и завороженно уставилась на подарок.

Фотография, сделанная на одном из наших показательных выступлений… Фотографу удалось поймать момент, отражающий саму суть танца «Возрождение». Гибкие тела танцоров, застывшие в причудливых позах, сплетались, образовав некое подобие лестницы, на вершине которой, я, на высокой поддержке партнера по танцу, простирала руки ввысь…

— Это невероятно…, - прошептала я, не в силах отвести взгляда от фотографии.

— Говорила же, что угадаем с подарком, — Вика, улыбнувшись, посмотрела на Свету.

— Девчонки! Вы — лучшие, — я обняла подруг.

Аня

После репетиции я, в приподнятом настроении, возвращалась домой. Я шла по тротуару, блаженно улыбаясь. Когда я бросила взгляд на свой подъезд, улыбка моментально слетела с моего лица.

Чёрный внедорожник с тонированными стёклами, напоминающий огромного мрачного дементора, был припаркован прямо на тротуаре, перекрывая дорожку, ведущую в подъезд.

Я с ненавистью уставилась на машину. Нет, я ничего не имела против внедорожников, если, конечно, они не были припаркованы на тротуарах, скорее — я ненавидела хозяина машины…

Громов… Он жил в одном подъезде со мной, двумя этажами выше. Напыщенный самовлюблённый нарцисс — вот как я могла охарактеризовать его. Его мерзкие дружки были нисколько не лучше него. Такие же отвратительные самовлюблённые хамы. Они никогда не упускали возможности отпустить в мой адрес идиотские шуточки, стоило мне появиться в поле их зрения.

Громов никогда не подкалывал меня, но это ничуть не обеляло его в моих глазах. Он всегда был их общепризнанным лидером. Стоило ему сказать хоть слово и эти придурки сразу бы заткнулись. Но он молчал… Только смотрел на меня снисходительным взглядом с пренебрежительной улыбкой.

Я ненавидела Громова…

Приблизившись к машине, я пошла по краю тротуара.

— Чёртов придурок, — зло прошипела я.

Идти по свободному пространству тротуара, шириной не более сорока сантиметров, держа при этом в руках метровую рамку с фотографией, было весьма неудобно. Я, стараясь перехватить её поудобней, неудачно повернулась и царапнула краем рамы по машине Громова… Раздался противный скрежет…

Я в страхе медленно повернула голову. По всей ширине блестящей поверхности дверцы красовалась царапина.

— Чёёёёёрт…., - я в ужасе уставилась на дверцу машины.

Нет-нет-нет… Я, бросив рамку на землю, принялась тереть царапину пальцами. Естественно, мои действия не помогли устранить причиненный мной ущерб.

Я, похолодев от страха, оторопело смотрела на царапину.

— Любуешься результатом своих трудов, рыжая? — раздался позади меня раздраженный голос.

Я медленно обернулась и уставилась на хозяина машины, пылающего праведным гневом.

Я уже давно не видела Громова. Он, будучи футболистом, выступающим за местный футбольный клуб, постоянно находился, то на выездных матчах, то на сборах. Да и в те редкие дни, когда он бывал дома, я его видела лишь мельком, стараясь не встречаться с ним и его дружками.

Сейчас, я завороженно уставилась на Громова, напрочь позабыв об изуродованной машине. Фигура профессионального футболиста, казалось, закрывала собой солнце. Он был выше меня ни меньше, чем на две головы, джинсы обтягивали узкие бедра. Белая футболка не скрывала широкие плечи и мощные грудные мышцы. Накачанные руки были скрещены на груди. Громов, наряду с австралийскими пожарными, вполне мог занять одну из страниц ежегодного календаря, для которого они фотографировались топлес. Лицо Громова являлось эталоном мужской красоты.

Резко очерченные скулы были напряжены. Серые глаза угрожающе смотрели на меня.

— Чего молчим? — издёвка явственно слышалась в его голосе.

Не знаю, что на меня нашло. Возможно, мозг выдал единственно верную тактику поведения в сложившейся ситуации…

— Сам виноват! Нечего было ставить свою колымагу где попало! — выпалила я.

Брови Громова приподнялись вверх в немом изумлении.

Не дожидаясь, когда Громов придёт в себя и призовёт меня к ответу за повреждённую машину, я, подхватив злосчастную раму с фотографией, со всех ног бросилась к подъезду.

Заскочив домой, я захлопнула дверь и обессиленно прислонилась к ней спиной. Сердце бешено колотилось в груди. Я уныло посмотрела на фотографию.

Сейчас я сбежала, но что мешает Громову заявиться ко мне и потребовать оплатить покраску машины? Тех денег, что мне платили в нашем танцевальном коллективе, мне едва хватало на карманные расходы…

Я обреченно вздохнула и приготовилась к тому, что в ближайшее время Громов заявится ко мне с претензиями. Но он не пришёл… Я вообще не встречалась с ним в последующие четыре месяца…

Аня